- Я вас пригласил по другому вопросу.
- Сразу видно, что вы незаурядный государственный деятель, - сказал я с
невольным уважением. - Обычно все считают, будто для
слесаря-водопроводчика нет ничего важней, как только чинить неисправные
краны. В то время как он способен на гораздо большее...
- Мы это знаем. И, признаться, нас это тревожит, - сказал Ришелье
откровенно. - Мы с их величеством только и думаем о вас. - И кардинал
улыбнулся своей невольной шутке, потому что всем, и даже королю, было
известно то, что все дела в стране вершит один кардинал. - Но оставим
шутки, - сказал посерьезневший Ришелье. - Мы думали, думали и вот что
придумали. А что, если мы сделаем вас генеральным слесарем-водопроводчиком
Франции, лично я назначу вас еще и капитаном своих гвардейцев. Вы будете
моим любимцем вместо Каюзака. А? Я пожалую вам дворянское звание. Хотите,
прямо с этой минуты я буду вас звать Базилем д Аксенушкиным?
- Представьте, мне уже сделали одно тоже очень лестное предложение, -
сообщил я с улыбкой.
- И вы согласились? - ужаснулся Ришелье.
- Нет, разумеется. Я свободный слесарь-водопроводчик и хочу, чтобы мое
искусство прежде всего служило простому народу. Но уж если затопит и вас,
то не бойтесь, выручим, - сказал я, опять улыбнувшись.
- Вы безумец! Несчастный, вы еще не представляете, что вас ждет на этом
тернистом пути! - сердито воскликнул мой грозный собеседник.
- Да, кажется, представляю, - ответил я, вспомнив свои дорожные
приключения.
Ришелье вначале смутился, а затем с грустью сказал:
- Что ж, жаль: Франция теряет такого слесаря-водопроводчика, а я
приобретаю противника, равного мне, - вздохнул кардинал и повторил: - Нет,
вы и в самом деле безумец. Лично я ценю вашу смелость. Но миледи... Если
бы вы знали, что вас ждет, едва за вами закроется эта дверь...
Он кивнул на дверь кабинета и начал перебирать четки.
Я понял, что аудиенция окончена, и вышел за дверь кабинета.
И тотчас началось. Миледи прямо-таки одним залпом продемонстрировала мне
весь свой набор сатанинских приемов.
Уже за дверью меня поджидал бледный молодой человек благородной
наружности. В правой руке его сверкала обнаженная шпага.
- Коварный московит! - воскликнул он. - Ты оскорбил прекрасную женщину и
сейчас ответишь за это! - И обманутый юноша напал на меня.
Но я не герцог Бекингэмский. Я увернулся, молниеносно достал из
чемоданчика инструмент и, когда юноша вновь бросился в атаку, быстренько
захватил его шпагу разводным ключом, сделал нарезку и ввинтил сие холодное
оружие в деревянную стенку по самую рукоять. Юноша забился, пытаясь
вытащить шпагу, а потом затих, видимо, впервые подумал: а так уж ли права
миледи?
А я собрал инструмент и последовал дальше к выходу. Не буду подробно
описывать то, как из-за тяжелой портьеры на меня навели мушкет и мне
пришлось мимоходом вставить в его ствол толстую резиновую прокладку, а
затем за моей спиной еще долго слышались недоуменные возгласы стрелка и
сухие щелчки курка о кремень. Потом в кардинальском дворе кто-то,
спрятавшийся в кроне деревьев, сбросил на мои плечи разъяренного удава, и
тот, даже не разобравшись, в чем дело, обвил мою шею могучими кольцами и
сразу начал душить.
В этот момент ко мне подошел садовник, поливавший газон, и пожаловался на
то, что уличный кран пропускает воду и от этого в шланге слабый напор. Я
взглянул на кран одним только глазом и тотчас понял, что вовсе не он
виновник утечки, а дырявый шланг и, размотав удава, точно шарф, заменил им
негодный шланг. Едва садовник взял змея за шею, как тот открыл пасть и из
нее ударила на цветы и траву тугая веселая струя воды. Удав посмотрел на
меня, я увидел в потемневших змеиных очах благодарность и понял, что змей
испытывал страшную жажду, и что я, может быть, спас его от неминуемой
гибели.
Простившись с довольным садовником и блаженствующим удавом, я покинул двор
кардинала, и тут миледи нанесла свой последний удар, по сравнению с
которым все предыдущие (и то, с чем впоследствии столкнулись мои
друзья-мушкетеры) мне кажутся всего лишь детской забавой.
Едва я перешагнул через порог проходной, как под моими ногами задрожала
земля и по улице разнеслись истошные крики:
- Землетрясение! Землетрясение!
В окнах домов и на мостовой метались обезумевшие от ужаса люди. И только
одна молодая женщина выделялась среди всех своим олимпийским спокойствием.
Она стояла на крыше самого высокого особняка, скрестив на груди руки, и,
можно сказать, в упор смотрела на меня. Это была миледи.
Она подняла руку, взмахнула белым платочком. И тотчас послышался гром,
такой, как его изображают в театре, - и опять задрожала земля.
Я взглянул себе под ноги и увидел всего лишь в одной тысячной миллиметра
от себя трещину, в глубине которой полыхала раскаленная магма. В другое
время меня нельзя было бы оторвать от этого зрелища. Но трещина продолжала
расти, она угрожала людям, живущим на улице, и мне самому, и я, подавив в
себе любопытство исследователя, извлек из чемодана свой сварочный аппарат
и мгновенно сварил края мостовой, уже начавшей было разваливаться на две
половинки. Земля начала вновь остывать в этом месте, как уже было раз, в
эпоху ее зарождения.
Увидев, что я цел и невредим, миледи сплюнула от досады. Но мне невольно
пришлось отдать должное ловкости, с которой она сумела направить против
меня могучие силы стихии.
Миледи тем временем пришла в себя, снова подала знак Природе, и снова
раздался гром. Тотчас зашатались дома, заскрипела мостовая, раскалываясь
на две части прямо у моих ног. Но, как и в первый раз, я бросился к
трещине и мигом заварил ее.
Тогда миледи взмахнула платком в третий раз, и все повторилось сначала.
Она подавала знаки, но я каждый раз оказывался ловчее стихии.
Так шаг за шагом я продвигался по улице, сваривая ее и не давая разойтись
в разные стороны мостовой, продвигался, пока не дошел до конца ее и не
увидел мужчин, рубивших улицу огромным топором.
На мужчинах были ливреи с гербом миледи. А один из них, одетый дворецким,
временами важно колотил молотком в жестяной лист, подвешенный к уличному
фонарю, будто созывал на обед гостей.
Ливреи самозваных плотников уже потемнели от пота, а сами они устали
настолько, что еле стояли на ногах. Заметив меня, наемники бросили топор и
разбежались по всему Парижу.
- Эх вы! - крикнула миледи в сердцах и, растоптав свой платок, скрылась на
чердаке.
А я покачал головой, подумав, насколько хитро было устроено покушение на
этот раз. Теперь миледи могла все свалить на Природу, которая оказалась
вовсе ни при чем.
Я хотел было догнать людей миледи, объяснить им, что они не подумали,
когда устраивали искусственное землетрясение, что вместе со мной могли
пострадать и жители этой улицы. Но тут меня окружили обитатели ближайших
домов, и мне пришлось остаться на месте, чтобы скромно выслушать их слова,
полные благодарности.
Они продержали меня до тех пор, пока не высказался каждый, и только после
этого отпустили домой. А миледи, испытав на мне свое крайнее средство,
временно опустила в бессилии руки, и дальнейший мой путь до таверны, где
ждали меня верные друзья и недоеденный обед, обошелся без существенных
происшествий.
Друзья встретили меня веселыми возгласами и звоном кружек. То, что я
вернулся из дворца страшного кардинала свободным и даже невредимым,
мушкетеры восприняли как само собой разумеющееся.
После обеда мы перебрались на квартиру д'Ар-таньяна, которую он снимал,
как всем известно, в доме галантерейщика Бонасье. Там я вытащил из кармана
горсть пистолей и высыпал на стол. Починка кранов приносила мне довольно
сносные заработки, хотя простому народу я все делал бесплатно и брал за
работу только со знатных, богатых людей, но и этого мне хватало, чтобы
поить и кормить моих вечно нуждающихся друзей. Итак, высыпав под
оживленные возгласы деньги на стол, я предложил сходить в ближайшую лавку
за дюжиной-другой бутылок бургундского.
- А ну-ка, дружище, сбегай. Да поживей, представь, что за тобой гонится
вся рота гвардейцев кардинала! - приказал д'Артаньян своему бывшему слуге
Планше, переименованному по моему настоянию в домработницу.
- Ребята, опять вы за свое социальное неравенство, - сказал я с упреком. -
Когда же я вас отучу?
Ребята мои - мушкетеры - сконфузились, даже невозмутимый Атос и тот
покачал головой, удивленно спрашивая себя: что это мы до сих пор не
избавились от таких предрассудков?
- Вот что, бросим жребий. И тот, кому выпадет, сбегает в лавку, несмотря
на свое происхождение и даже голубую кровь, - сказал я.
Жребий выпал Портосу. Он быстренько принес в своих лапищах две дюжины
славного бургундского, и я рассказал друзьям о своих приключениях.
Отважные мушкетеры отметили овацией мой смелый ответ кардиналу, и только
мудрый Атос осуждающе покачал головой.
- Мой друг, - сказал он, когда восторг несколько утих, - мой друг,
кардинал все равно не оставит вас в покое. Ваши руки и голова нужны ему
для крупной политической игры. Представляете, во всей Франции, да что там
- во всей Европе! - один слесарь-водопроводчик и тот его верный слуга.
- Атос, вы же меня знаете, - сказал я с упреком.
- Конечно, - кивнул Атос, не задумываясь. - В конце концов кардиналу не
удастся вас сломить. Я только хотел сказать, что вас ждет упорная борьба с
кардиналом.
- Базиль, я с вами. Вот вам моя рука! - заявил д'Артаньян, мой самый
верный товарищ.
- Базиль, да я за вас сотру в порошок всю гвардию кардинала! - раздался
бас Портоса.
- Надеюсь, никто из присутствующих еще не усомнился в моем решении? -
холодно спросил Атос, обводя нас испытующим взглядом.
Но, слава Богу, никто из сидящих за нашим столом и на этот раз не
усомнился в бесспорном благородстве Атоса.
Теперь очередь была за Арамисом.
- Базиль, мое пристрастие к политической игре для вас не секрет, -
послышался знакомый вам сдержанный голос нашего тихони. - Мне будет крайне
обидно, если сильным мира сего удастся заставить вас работать на них. А я,
как знаете, не терплю обид... Базиль, мы знаем, вы скоро отправитесь на
родину, и все же нам хочется, чтобы и это короткое время вы принадлежали
всем честным и отважным людям!
Мы наполнили кружки бургундским, сдвинули их над столом и осушили за
настоящую дружбу.
И вот тут-то д'Артаньян произнес свои знаменитые слова:
- Отлично! Теперь пусть каждый отправляется к себе домой. И будьте
осторожны, ибо с этой минуты мы вступили в борьбу с кардиналом.
Дюма-отец связал историческую тираду д'Ар-таньяна с подвесками Анны
Австрийской, но, как теперь убедился читатель, когда мы бросали вызов
могущественному вельможе, нами руководила более возвышенная цель, и
драгоценные безделушки королевы тут вовсе ни при чем. Конечно, все это
было: и наша поездка в Англию, и бесчисленные засады, и масса других
увлекательных событий. Но к этому мы еще вернемся, потому что я был
главным лицом в истории с подвесками, и, говоря по правде, кардинал затеял
все это дело опять-таки из-за меня. А пока перенесемся вновь в квартиру
д'Артаньяна. Итак, отважный гасконец объявил от нашего имени, что пятеро
смелых мужчин и кот вступили в борьбу с могущественным Ришелье, и мы
разошлись по домам.
Именно в этот раз галантерейщик Бонасье подслушал наш разговор и со всех
ног помчался во дворец кардинала, чтобы сказать Ришелье, что мы бросили
ему вызов, и получить за донос еще один мешочек пистолей.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ,
в которой Базиль Тихонович дает дальнейшие пояснения
Дочитав последнюю страницу, я мгновенно уснул, даже не успев засунуть
тетрадь под подушку и погасить свет, а когда проснулся утром, фонарик был
выключен, а тетрадь лежала на столе среди моих учебников.
Бабушка сидела на табуретке возле газовой плиты, на которой грелся мой
завтрак, и читала какую-то книгу. Увидев меня на кухне, бабушка почему-то
смутилась, захлопнула книгу и положила на подоконник названием вниз, будто
читала что-то недозволительное. Во время завтрака она то и дело
поглядывала на меня: ей хотелось спросить меня о чем-то, но не хватало
решимости. В другой бы раз я заинтересовался ее поведением и непременно
вызвал на разговор. Но в это утро все мои мысли были заняты содержанием
тетрадки Базиля Тихоновича. И только когда бабушка вышла за чем-то в
комнату, я вспомнил о книге, что лежала названием вниз, слез с табуретки,
подбежал к подоконнику и перевернул ее. Это были "Три мушкетера" Дюма.
В этот момент в кухню вернулась бабушка. Застав меня с книгой в руках, она
почему-то покраснела и пустилась в путаные объяснения.
- Да вот случайно с полки сняла. Дай, думаю, что-нибудь почитаю, пока спит
ребенок, - сказала бабушка, волнуясь, - А тут и попалась она. Ну и пусть,
думаю, она так она. В последний раз в твоем возрасте читала ее. Книжка,
конечно, несерьезная, я понимаю, для развлечения только. Да вот попалась
сама в руки.
Бабушка оправдывалась, будто я мог о ней подумать плохо, и старалась
бросить тень на книгу, говорила, что она скучная. Нет, в другой раз я бы в
самом деле вывел бабушку на чистую воду, потому что видел сам, войдя на
кухню, как она читала, жадно впившись глазами в буквы.
Но, к счастью бабушки, сегодня утром мне было не до нее. Все уголки в моей
голове целиком заполнили новые сведения из жизни мушкетеров, и в ней
просто не оставалось места для других мыслей.
- Ешь, не вертись, - сказала бабушка. - Ты что, до сих пор не видишь, что
сегодня на завтрак твой любимый омлет? Можно подумать, что тебе явился
пришелец с другой планеты, если ты жуешь омлет, точно безвкусную траву.
Было бы любопытно узнать, что это такое, - добавила она с усмешкой.
Но в ее голосе я уловил плохо скрытый интерес - ей и в самом деле хотелось
узнать, что так меня взбудоражило.
- Ты уже давно взрослая, и если я скажу, конечно, будешь смеяться, - так
ответил я бабушке.
- Напрасно так думаешь, - сказала она, почему-то обидевшись.
Я выскочил из-за стола, прихватил в комнате портфель и побежал на улицу.
Здесь у ворот меня ждали братья и даже Зоя, каким-то чудом сумевшая
сегодня вовремя собраться в школу. Они поняли сразу, что у меня есть тайна.
- Давай говори, - нетерпеливо потребовал Феликс.
- О чем говорить? - притворился я удивленным.
Моим друзьям стало ясно, что я хочу поважничать, и они, уважая права
владельца тайны, набрались терпения и начали ждать своего часа.
По дороге в школу они оберегали меня, будто я содержал внутри себя, точно
в футляре, что-то крайне бесценное.
- Вася, иди вот здесь, - сказал Феликс, когда мы обходили лужу, и бережно
взял меня под руку.
- Вася, стой! Погоди! - завопил Яша на углу улицы, хотя горел зеленый свет
и до ближайшей машины было еще два квартала.
И все же держались братья очень стойко до самой школы, болтали со мной о
разных пустяках, хотя на лицах их были написаны ужасные муки. Только Зоя,
пользуясь тем, что мужество для девочек не обязательно, спрашивала через
каждую минуту:
- Вася, тебя еще рано спрашивать, да?
- Зоя, ты о чем? - опять прикидывался я непонимающим.
Я наслаждался владением тайны целых восемь минут. На девятой, когда из-за
угла показалась школа, мне стало совестно перед ребятами за свой эгоизм,
за то, что я мучаю их, а сам упиваюсь тайной И к тому же вовсе не моей, а
принадлежащей совсем другому человеку.
Я решил сейчас же все рассказать ребятам и открыл было рот, но тут же
вспомнил, что воспитанный ребенок должен прежде спросить позволения у
истинного хозяина тайны.
- Вася, что с тобой? - встревожился Феликс
- Ты заболел, да? - испугался Яша.
- Вася, ты уж потерпи, не болей пока, - попросила Зоя.
- Ребята, это тайна не моя, чужая тайна, - сообщил я, чувствуя себя самым
несчастным мальчиком на земле.
- Ну, - протянул презрительно Яша. - У меня чужих тайн знаешь сколько?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг