сделанная шариковой ручкой. 6 - лаконично извещала следующая, криво
нацарапанная цифра. Свободного места в нижней части щита уже практически не
оставалось, и все же кто-то, ведомый то ли безумием обреченного, то ли
последней вспышкой висельного юмора, подвел логический итог, веществом,
подозрительно похожим на кровь, выведя на щите финальную цифру - 0.
Ева усмехнулась, склонила голову набок, затем достала свой нож,
зачернула ноль и, высунув кончик языка от усердия, аккуратно процарапала
рядом единицу.
Вышло так, что, когда Z-синдром приобрел характер пандемии, в космосе
находилось четыре экспедиции. Три из них - на околоземной орбите: семь
человек на международной станции МКС-3 (четыре американца, канадец, француз
и русский), двое на японской орбитальной обсерватории и четверо на
строящейся китайской станции "Великий дракон". Кроме того, пятеро китайцев
находились на их свежепостроенной лунной базе.
За японцами успели прислать корабль, вернувший их на Землю. Знали ли
они, что отправляются на верную смерть? Во всяком случае, не могли не
догадываться. Состав японского центра управления к этому времени уже
полностью сменился по второму разу. Но вряд ли они подчинились приказу не
рассуждая, словно их предки-самураи. У них попросту не оставалось другого
выхода - космическая обсерватория не могла долго поддерживать жизнь экипажа
без грузовых кораблей с Земли. А, даже если бы вирус все-таки удалось
победить, уже нанесенный им урон был столь велик, что исключал новые запуски
в ближайшем будущем...
МКС-3 была первой и единственной станцией, оборудованной системой
полного цикла: до тех пор, пока солнечные батареи давали достаточно энергии,
и оборудование не нуждалось в замене, системы регенерации и очистки могли
обеспечивать астронавтов всем жизненно необходимым без подвоза извне. Но
мощность системы была ограниченной. Семь человек - это предел.
Китайцы тоже разрабатывали такую систему и планировали смонтировать ее
на Луне, но не успели. В тот момент на их базе был корабль, но не было
топлива; они так спешили обосноваться на соседнем небесном теле, утерев нос
когда-то бывшим лунными пионерами американцам, что отдали весь резерв массы
под груз вместо горючего на обратный путь. Автоматический заправщик с Земли
должен был прилететь позже. Ракета-носитель для него еще не была готова. Она
так и осталась недостроенной...
Наконец, к китайской орбитальной станции был пристыкован корабль,
способный вернуться на Землю (на МКС-3 таких было целых два, американский и
русский). Но китайцы не пошли по пути японцев. Вместо этого они вышли на
связь с командиром МКС-3 и потребовали, в связи с чрезвычайной ситуацией,
принять их на борт международной станции.
Полковник Роджер Бартон ответил отказом. Система жизнеобеспечения МКС-3
не справилась бы не то что с четырьмя, но даже с одним лишним человеком.
По мере того, как вести с Земли становились все страшнее, а запасы на
"Драконе" подходили к концу, тон китайских требований делался все более
истерическим; то угрожали ракетным ударом с Земли, то предлагали бросить
жребий и умертвить двоих из своего экипажа и двоих из команды МКС - с тем,
чтобы оставшиеся двое китайцев заняли освободившееся место. Когда они
впервые потеряли связь со своим командованием (связи с центром управления в
Хьюстоне к этому времени не было уже трое суток), они объявили, что
произвели коррекцию орбиты, и теперь "Дракон" движется курсом на
столкновение с МКС-3. Единственный способ избежать общей гибели - принять
их условия.
Бартон вновь отказал. На МКС тоже было топливо для коррекции орбиты, и
он расчитывал, что станция успеет сманеврировать, уклоняясь от столкновения.
Ему действительно это удалось. Две станции разошлись, не коснувшись
друг друга, но китайцы обещали повторить свою попытку на следующем витке.
Однако за то время, пока "Дракон" огибал Землю, им ненадолго удалось
восстановить связь со своим руководством. Очевидно, они получили свои
последние инструкции.
Когда они вновь вышли на связь, их тон был совсем другим. Они
извинялись за предыдущее, называя его вспышкой позорного безумия. Они больше
ничего не требовали. Они только просили - просили позволить им пристыковать
их корабль и передать на МКС-3 свой генетический материал. Половые и
соматические клетки четверых мужчин, из которых когда-нибудь в будущем
сможет вновь возродиться китайский народ.
Бартон отказал и на этот раз. Он не без оснований опасался, что китайцы
надеются использовать стыковку для захвата МКС.
Те все-таки предприняли попытку стыковки, рассудив, что громоздкая
станция не сможет увернуться от маленького корабля. И поначалу их расчет
оправдывался, несмотря на чудеса пилотирования, проявленные Бартоном. При
успешной стыковке остановить китайцев могла бы только рукопашная: когда
проектировалась МКС, никто всерьез не рассматривал возможности космического
пиратства, зато рассматривали возможность нештатных ситуаций, при которых
экипаж станции не сможет сам впустить прибывших спасателей - поэтому
переходной люк легко открывался снаружи. Однако в момент стыковки Бартон все
же дал максимальную тягу маневровым двигателям. Его расчет оправдался:
стыковочный узел перекосило и заклинило.
Агония китайцев, запертых в своем корабле, растянулась почти на неделю.
В первое время они пытались, включая двигатель, свести МКС-3 с орбиты и
обрушить на Землю, но эти попытки блокировались с помощью двигателей
станции. Потом это прекратилось. Может быть, у них закончилось топливо. А
может, они решили не отнимать у человечества последний шанс возродиться -
хотя бы даже и без китайцев... Все эти шесть дней они переговаривались по
радио со своими соотечественниками на Луне (те протянули больше месяца). На
МКС принимали эти передачи. Никто на станции не знал китайского языка, но
догадаться о теме разговоров было не так уж сложно...
Психологический климат на самой МКС и без того был не из лучших. И все
же здесь оставалась надежда. Среди четверых американцев была одна женщина -
астрофизик Линда Тревис. Она делала блестящую научную карьеру, венцом
которой стала ее командировка на МКС-3, и совершенно не планировала заводить
детей. Но действительность внесла коррективы в ее планы.
После того, как с Земли перестали приниматься любые передачи, за
исключением сигналов автоматических маяков, экипаж станции собрался на
очередное совещание. На котором Линде было объявлено, что отныне ее главная
ценность состоит вовсе не в научных достижениях, а в способности родить
ребенка. Причем обязательно девочку.
Поначалу Тревис сильно возмущалась таким подходом, говоря, что она
личность, а не самка, и они не вправе ее принуждать. Что еще неизвестно,
действительно ли люди вымерли полностью, и если это не так, то в их
требованиях нет никакого смысла, а если все же так - тогда тем более
говорить о возрождении человечества бессмысленно, ибо возвращение на
зараженную Землю им закрыто, а станция слишком мала и недолговечна, чтобы на
ней жили поколения людей.
Бартон, однако, возразил, что наличие шанса всегда лучше, чем его
отсутствие, особенно если этот шанс - последний. И что в условиях
чрезвычайного положения он готов применить _любые_ меры, дабы обеспечить
выполнение своих распоряжений.
В конце концов Линде пришлось согласиться. Она еще дешево отделалась,
ибо на совещании звучали и другие предложения - что она, как единственная
женщина, отныне не должна отказывать в сексе ни одному из мужчин (надо
заметить, что Линда была фригидна, что ее абсолютно устраивало). Но это уже
не поддержал Бартон, заявив, что, если они хотят возродить не просто
биологический вид, но цивилизацию, то сами не должны опускаться до скотства.
По настоянию Линды, для оплодотворения было использовано искусственное
осеменение (Пол Харпер, врач экспедиции, поддержал ее, ибо такой способ дает
более высокую вероятность зачатия по сравнению с естественным). Вопрос о
том, кто станет отцом нового человечества, предоставили решать естественному
отбору: донорами спермы выступили сразу пятеро мужчин (шестой стерилизовался
за несколько лет до того; теоретически можно было попробовать проделать
обратную операцию, но Харпер, единственный медик на борту, как раз и был
этим шестым, и пытаться оперировать сам себя не рискнул).
Приз в генетической лотерее выпал Тому Лерою; чтобы это установить, не
требовалось анализа ДНК, ибо близнецы родились темнокожими, а Лерой был
единственным негром на борту. Но порадоваться своему отцовству ему не
пришлось: оба младенца были мальчиками, и, значит, лишь отнимали бы
дефицитные ресурсы. Их сразу же умертвили и выбросили в космос. Линда была
расстроена, но скорее как ученый, чей эксперимент не удался, чем как мать,
потерявшая детей. А вот Лерой пришел в бешенство, хотя и должен был
сознавать неизбежность принятого решения. Вдобавок ко всему он вбил себе в
голову, что его сыновей убили не за то, что они мальчики, а за то, что они
черные. Это была, конечно, типичная бредовая идея, при подходящих
обстоятельствах - а обстоятельства на станции, где были заперты последние
представители человечества, подходили как нельзя лучше - вполне способная
перерасти в паранойю, но доктор Харпер, равно как и командир Бартон, не
придали этому должного значения. Лерою лишь вкололи несколько раз лошадиную
дозу успокоительного. В конце концов, нервы у всех были на взводе - они
провели в замкнутом мирке МКС-3 уже год, в то время как первоначальная
программа полета была расчитана лишь на пять недель; их даже не тестировали
на длительную психологическую совместимость...
Как только Харпер объявил, что Линда оправилась от родов, была
предпринята новая попытка. И вновь неудача - выкидыш на пятом месяце.
Лишь с третьего раза, словно в сказках и анекдотах, цель была
достигнута. Родилась девочка, на сей раз белая. Разумеется, ее назвали Евой.
Психологический климат на станции был к тому времени уже совершенно
невыносимым. Астронавтов раздражало друг в друге абсолютно все: запах, звук
голоса, волоски на коже, родинки... Раздражало жужжание бритвы тех, кто
брился; раздражали бороды тех, кто забросил бритье. Раздражала чужая
мрачность ("и без того тошно! ") и чужая веселость, казавшаяся дико
неуместной (впрочем, последняя случалась все реже, если не считать
истерических всплесков). Чтобы спровоцировать скандал, достаточно было
кому-то почесаться, кашлянуть, шмыгнуть носом, хрустнуть пальцами, начать
мурлыкать песенку... Нельзя сказать, что все ненавидели друг друга
одинаково; некоторым удалось сохранить между собой нормальные и даже хорошие
отношения, но станция была слишком мала, чтобы члены экипажа могли
ограничить свой круг общения лишь теми, кто не вызывал неприязни.
Рождение Евы поначалу несколько улучшило ситуацию, но не надолго. И
дело было даже не в пронзительном детском плаче и пеленках, сооружаемых из
подручных материалов - точнее, не только в этом. Главная проблема состояла
в том, что Ева стала _восьмой_. Пока что система жизнеобеспечения, хотя и на
пределе, но справлялась с небогатыми потребностями младенца - но ясно было,
что, когда ребенок подрастет, кем-то из членов экипажа придется
пожертвовать.
Когда эта проблема была впервые названа вслух, Бартон предложил
наиболее очевидное решение - жребий. Время, в принципе, еще терпело, но
командир понимал, что, если не устранить этот дамоклов меч прямо сейчас,
выбросив кого-то в космос и тем самым разрядив обстановку, все это может
кончиться побоищем на станции. Понятно, что Линда сразу была исключена из
жеребьевки - Ева Евой, но лишаться единственной женщины детородного
возраста было бы крайне опрометчиво. Но тут и Дмитрий Антонов заявил, что он
- единственный уцелевший славянин, носитель не только генофонда
(генетический материал каждого из астронавтов уже хранился в холодильнике у
Харпера), но и великой русской культуры, а потому тоже должен быть исключен
из жребия. Его поддержал Пьер Жофруа, единственный западноевропеец; жребий,
по его словам, должны были тянуть четверо североамериканцев. Канадец Морис
Строу, однако, решительно возразил против того, чтобы его валили в одну кучу
с гражданами США, коих наблюдается явный избыток. Том Лерой, естественно,
потребовал исключения для себя на том основании, что он - черный. Харпер
был необходим, как врач, а Бартон заявил, что в критической ситуации
командир просто не имеет права жертвовать собой. Таким образом, идея жребия
потерпела полный крах.
После этого обстановка на станции стала совершенно параноидальной.
Каждый следил за другими, подозревая их в подготовке покушения на свою
жизнь. Стоило тем из астронавтов, что еще сохранили остатки нормальных
отношений, начать негромкую беседу (а тем паче попытаться избавиться от
общества остальных, перебравшись в другой отсек) - прочие тут же норовили
оказаться рядом, чтобы выяснить, о чем они сговариваются. При этом никому из
них не приходило в голову покушаться на Еву, нарушившую хрупкое равновесие;
все понимали, что эта девочка необходима для возрождения человечества, и все
искренне желали такого возрождения - но никто не хотел, чтобы сей
грандиозный проект осуществился именно за его счет. Если бы они знали, что
должны умереть все - пожалуй, они нашли бы в себе мужество принять это; но
мысль "я умру, а они все останутся жить" казалась каждому из них
невыносимой.
Пожалуй, общее безумие не затронуло только Линду. Она занималась
исключительно своей дочерью, забросив даже астрофизические исследования,
которые продолжала вести почти до рождения Евы. То ли у нее пробудилось то,
что обычно называют материнским инстинктом, то ли она прониклась величием
своей миссии (праматерь всего будущего человечества! ), то ли, наконец, она
(скорее подсознательно, чем сознательно) угадала в заботе о дочери
единственную лазейку, в которую можно ускользнуть от охватывавшей станцию
паранойи...
Еве было почти два года, когда на МКС-3 случилась авария. Мелкие
неполадки возникали и прежде, но их удавалось устранять. Однако на сей раз
возникла по-настоящему серьезная проблема - нарушилась ориентация одной из
солнечных батарей, вследствие чего генерируемая мощность упала ниже
критического уровня. Кто-то должен был выйти в открытый космос и попытаться
устранить неисправность.
По инструкции это полагалось делать двоим, по штатному расписанию -
Строу и Антонову. Им удалось быстро обнаружить причину аварийной ситуации.
Причиной было инородное тело, застрявшее между корпусом станции и панелью
солнечной батареи. Инородным телом оказался мертвый младенец.
Во время орбитального полета трудно что-то выбросить насовсем - если
только не затормозить это ниже первой космической или не ускорить до второй.
Два трупика продолжали свое движение по орбите, весьма близкой к орбите
МКС-3, раскаляясь под солнечными лучами и вновь промерзая почти до
абсолютного нуля в тени Земли. В отсутствии кислорода и гнилостных бактерий
обычный процесс разложения не протекает, однако термический распад сложных
органических соединений все равно происходит. Тела теряли часть массы вместе
с образующимися газами (которые, выходя через различные отверстия, создавали
кратковременную тягу), из-за разрушения тканей и постоянных перепадов
температур от них отваливались куски... словом, постепенно каждый трупик
превращался в нечто вроде крохотного кометного облака, к тому же чуть-чуть
меняя траекторию. Так что в итоге курс одного из них вновь пересекся со
станцией, и относительная скорость оказалась достаточной, чтобы повредить
солнечную батарею (в свое время инженеры, создавшие МКС-3, гордились ее
особо легкими панелями... )
Пока вышедшие в космос выскребали губчатую массу из-под панели и
отчищали заляпанные фотоэлементы (дело происходило на солнечной половине
витка), у оставшихся на станции практически одновременно созрела мысль, что
проблему лишнего человека можно решить, попросту не пустив вышедших обратно.
В отличие от стыковочных узлов, внешние люки, заблокированные изнутри,
невозможно было открыть снаружи: ведь по другую сторону стыковочного узла
находится герметичный корабль, а по другую сторону люка - открытый космос.
Правда, лишним был только один человек, а в космосе находились двое; ну так
что ж - это давало возможность родить еще одну девочку. Загоревшиеся этой
идеей даже не задумались, кто, в случае чего, будет устраняь следующую
внешнюю неполадку...
Но и у работавших в открытом космосе мысли развивались в сходном
направлении. Что именно там произошло - так и осталось неизвестным. Строу
утверждал, что Антонов напал на него, и ему пришлось, обороняясь, вырвать
воздушный шланг из скафандра русского. Антонов не мог этого опровергнуть,
ибо его безжизненное тело, кувыркаясь, удалялось прочь от станции - но,
думается, если бы он и впрямь напал первым, на его месте теперь был бы
Строу.
Бартон был рад воспользоваться предлогом и объявил, что не пустит
убийцу обратно на станцию. Увы, после этих четырех кошмарных лет даже воля и
разум командира начали сдавать - иначе бы он подумал о том, что оставшийся
снаружи Строу отнюдь не беспомощен. Инструменты для ремонта, которые он взял
с собой, можно использовать и для разрушения...
Строу не стал ничего просить и требовать. Он не произнес ни единого
слова. Услышав приговор командира, он попросту принялся ломать панели одну
за другой. О спасении человечества он больше не думал. Его интересовала
только месть тем, кто обрек его на гибель.
Астронавты на станции не сразу поняли, что происходят - а когда
поняли, принялись уговаривать Строу, но это было уже бесполезно. Безумие
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг