Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
нераскрытых дел!..
  Машина остановилась в незнакомом переулке возле старого дома. Гиданна
взбежала на невысокое крыльцо с истертыми каменными ступенями, махнула
Андрею рукой, то ли предлагая подождать, то ли приглашая идти следом, и
скрылась за пестрой, как видно, не раз ремонтировавшейся дверью.
  Отпустив такси, Андрей тоже толкнул эту дверь и очутился в полутемном,
уставленном шкафами и стульями коридоре, похожем на коридор коммуналки. Но
за первой же приоткрытой дверью увидел столы с приборами и понял, что это
и есть научный институт. Заглянул еще в несколько комнат-лабораторий и
наконец увидел ее.
  Лучше бы он не видел. Лысоватый тип в белом пиджаке держал Гиданну за
плечи и целовал. И Гиданна не отстранялась, улыбалась и жмурилась, будто
это доставляло ей несказанное удовольствие.
  Андрей стоял в дверях, не в силах ни отступить, чтобы не пялиться в
открытую, ни даже вздохнуть, так оглушило его это видение.
  - Что жа ты, дорогая моя? - ласково укорял ее лысый. - У нас уже все
готово. Павел давно разделся, иди к нему.
  И Гиданна нырнула в другую дверь, даже не взглянув на Андрея. За той,
другой дверью он успел разглядеть голую мужскую спину, одежду, брошенную
на кушетку, и провода, провода.
  А лысый сел к пульту какого-то прибора с несколькими экранами,
пробежался пальцами по кнопкам. На большом кране высветилась спина
человека, вся в желтых, красных, синих пятнах. Пятна ожили, зашевелились,
перетекая одно в другое, синие пятна светлели, желтые розовели.
  - Ну как? - крикнула Гиданна из другой комнаты.
  - Не очень, - ответил лысый.
  Андрей шагнул к другой двери, увидел Гиданну полураздетой, с обнаженными
до плеч руками. Она водила ладонями у голой спины, будто гладила, и пальцы
ее вздрагивали. Андрей представил, как бы он сам млел под этими пальцами, и
еще больше расстроился.
  - Не получается! - крикнул лысый. - Срывы!
  Гиданна обессиленно опустила руки.
  - Кто-то мне мешает.
  Обернулась, увидела Андрея, сказала раздраженно:
  - Выйди, пожалуйста.
  Он отступил. И тут обернулся лысый.
  - Выйдите, вам русским языком говорят.
  Так с ним еще никто никогда не разговаривал. Он вышел в коридор, мучаясь
больше от того, что Гиданна ничего не сказала, не объяснила, почему он тут.
  Задыхаясь от обиды, Андрей толкнул дверь на улицу и решительно пошел
прочь от института, ожидая, что вот сейчас Гиданна спохватится, выбежит на
крыльцо, позовет.
  Так и дошел до перекрестка, свернул направо, в улицу пошире, сплошь
залитую солнцем. В узком провале между домами увидел большой камень-валун,
серебристую елочку и скамью - этакий райский уголок для отдыха, какие в
последнее время стали появляться в городе. А на скамье-кем-то забытая
нераспечатанная пол-литровка с желто-зеленой этикеткой - "Зубровка". Со
всяким ротозейством приходилось сталкивайся, но чтобы позабыли бутылку
водки - о таком Андрей и не слыхивал. Огляделся - не подвох ли, нет ли кого
рядом, - а когда снова посмотрел на скамью, никакой бутылки уж не увидел.
  И пожалел, что бутылка - только видение, очень бы она была сейчас кстати,
  "Довела! - подумал со злостью о Гиданне. - Еще немного, и свихнусь". Он сел
на скамью и зажмурился, стараясь успокоиться.
  "Не гневайся, -  вдруг совершенно спокойно сказал сем себе, - не
уподобляйся пособнику Тьмы. Человеку надлежит быть носителем Света".
  Испуганно огляделся, подумав, что заговорил вслух и что кто-то, не дай
Бог, мог услышать эту высокопарную сентенцию. Рядом никого не было, и на
всей улице - странная безлюдность.
  "Как разглядишь - носитель Света он или пособник Тьмы? - спросил сам
себя. И сам себе ответил: - Да очень просто. Если человек всех чернит и
подозревает, насмешничает, все подвергает сомнению и поруганию, такого мы
интуитивно чураемся, считаем недобрым. Так же и с группами, организациями.
Если какая все делает для разъединения людей, сеет рознь и вражду,
разжигает ненависть, мы, ничего больше не зная о ней, уверены, что это -
пособники зла. Нетерпимость и жестокосердие - вот явные признаки слуг
Тьмы... Не гневайся. При гневе и раздражении в человеке выгорает запас
психической энергии, и он делается беззащитным перед дьявольщиной..."
  Длинный назидательный монолог напугал Андрея.
  Никогда прежде ни себе, ни другим не говорил ничего подобного. Это были
явно не его мысли. Подумал, что от такого самозаговаривания одна дорог к
психиатру. Или же куда-нибудь, где можно выпить, -  в ресторан, что ли?
  Он решительно встал, соображая, где ближайшая забегаловка, хоть и
кооперативная, грабительская.
  И тут видел бодро шагавшего по улице лейтенанта Аверкина.
  - Эй! - обрадовался он. Не закадычный друг Аверкин, но и с ним, бывало,
сиживали за одним столом.
  - Ты чего тут?
  - Отдыхаю.
  - Ничего местечко, - огляделся Аверкин. - Сюда бы столик да пива.
  - Не мешало бы.
  - Так в чем дело?
  - Теперь не разгуляешься. Цены-то!..
  Аверкин помолчал, постукивая кулаком по краю скамьи, и вдруг заорал:
  - Суки! Выпить и то негде!
  - Не злись, - сказал Андрей. - Когда злится, человек теряет психическую
энергию, без которой онлегкая добыча злых сил.
  - Ты как эта лекторша. Ты часом не того?
  Андрей пожал плечами и покраснел.
  - Тогда конечно.
  - Что "конечно"?
  - Выпить надо, вот что! - опять заорал Аверкин, Странная у него была
манера разговаривать - то почти шепотом, так, что и не разобрать, а то в
голос.
  Сказывалась любовь к телефонам.
  - Куда теперь пойдешь?
  - Может, музыканта потрясти?
  - Какого музыканта?
  - В школе вместе учились. У него всегда есть, Заглянем? Тут недалеко.
  - Позвони.
  - Отговорится, знаю я его. Творческая личность, все ему мешают. А
придем - куда денется?
  - Неудобно.
  - Неудобно знаешь что? Пошли давай.
  Он подхватил не очень сопротивлявшегося Андрея под руку, потащил за
собой. День уже остывал, в улицы вливалась бодрящая прохлада. Над крышами
домов, радуя глаз, розовели редкие облака. Встречные девушки все, как
одна, казались сказочно красивыми в своей улыбчивости, полуобнаженности,
и, если бы не обида, не отпускавшая Андрея, он, наверное, как и Аверкин,
болтал бы без умолку, сыпал волнующими полунамеками.
  Музыкант оказался обыкновенным человеком, совсем не богемного вида - ни
модной бородки, ни аристократической осанки, ни галстука-бабочки. Из-за
высокой, давно не крашенной двери выглянул испуганный человечек в
трикотажном спортивном костюме с отверткой в руке, измазанной машинным
маслом.
  Масляное пятно было у него и на щеке. Встреть такого на улице, даже и
умытого, подумал бы-работяга, слесарь.
  - Проходите, проходите, -  засуетился музыкант.
  Обернулся, крикнул в глубину сумрачного коридора: - Вовка, забирай
велосипед, потом починю.
  - Да-а!.. - послышалось из коридора.
  - Ко мне пришли. - И к Аверкину: - Проходи, ты знаешь, я сейчас.
  Комната, куда они вошли, показалась Андрею огромной в сравнении с
комнатушкой в его малогабаритной квартире панельного дома. Но,
приглядевшись, понял: такое впечатление - из-за высоты, метров пять, не
меньше, как во всех старых домах, строившихся для уважающих себя людей. У
стены, растопырившись на полкомнаты, стоял большой черный рояль, раскрытый,
с нотами на пюпитре.
  - Ты, главное, прислушивайся, - сказал Аверкин. - Тут такое бывает, что
твоей лекторше-колдунье и не снилось.
  Дверь глухо скрипнула, будто вздохнул кто, вошел музыкант, молча
поставил на стол бутылку с желто-зеленой этикеткой.
  - "Зубровочка!" - восхитился Аверкин. -  Гоша все понимает.
  - Так я же знаю. - Музыкант стоял возле стола, в растерянности вытирая
ладони о свои трикотажные штаны. -  Нет бы так зайти, по старой дружбе.
  - Гоша, клянусь, обяз-за-тельно. А сегодня, - он ткнул пальцем в Андрея,
- у него, как и у тебя, это самое...
  Аверкин покрутил растопыренными пальцами возле головы и, решив, что
этим все сказано, принялся по-хозяйски перекладывать бумаги со стола на
рояль. И тут откуда-то сверху пролилась короткая приятная мелодия.
Аверкин восторженно глянул на Андрея. Музыкант вжал голову в плечи и
быстро вышел.
  - Я говорил! - воскликнул Аверкин, когда дверь закрылась. - Гошка-гений,
музыка сама на рояль падает, сочинять не надо.
  - Откуда падает? - Андрей посмотрел на высокий потолок, теряющийся в
сумраке.
  - Это его баба одна донимает.
  - Баба?!
  - Ну, женщина. А может, девушка. Леший их разберет. .
  Тоска мягкой лапкой опять забралась под рубашку, но хватка ее была
отнюдь не нежной, а такой, что и не вздохнуть. Андрей покосился на
бутылку, борясь с желанием откупорить ее тотчас же.
  Вернулся музыкант скоро, принес алюминиевый поднос с тремя тарелками. В
одной - крупно нарезанный белый хлеб, в другой - салат, только что
вываленный из консервной банки, в третьей - ломтики вареной колбасы.
  - Вот... извините...
  - Да это ж... целый пир! - заорал Аверкин, явно торопясь развеять
смущение музыканта. И ухватил бутылку.
  На прошло и четверти часа, как все они были хороши, о чем
свидетельствовала повышенная тональность беседы. Как всегда в таких
случаях, говорили обо всем и ни о чем. А потом - Андрей не помнил, как
начал этот разговор, - речь зашла о божественных истоках искусства,
наконец, о религии.
  - Никто не имеет права предъявлять особые претензии на божественность, -
страстно говорил музыкант. - Бог не делит людей ни по национальности, ни по
специальности, только по таланту. Потому что талант-от Бога, и он, Бог,
рассчитывает, что облагодетельствованный человек не погубит Божий дар, а
разовьет. И Христос не твой, не мой, а всеобщий, Только каждый видит его
по-своему...
  - И ты по-своему? - спросил Андрей, не замечая, что перешел на "ты" и
думая только о том, что тема эта, как видно, становится его сутью что в
снах, что в разговорах. - Как же ты его понимаешь?
  - Трудно выразить. Боюсь, не поймешь.
  - Авось пойму.
  Музыкант задумался, устремив взгляд в потолок, и медленно, с выражением
заговорил:
  - В белом плаще с кровавым подвоем... Ранним утром весеннего месяца
нисана в крытую колоннаду... вошел прокуратор...
  - Погоди, - сказал Андрей. - Это же... как у этого, у Булгакова.
  - Что делать, если даже в Евангелии лучше не сказано.
  - Ты же хотел по-своему.
  - По-своему?
  Он пошевелил длинными пальцами и встал. И тут снова откуда-то донеслась
тихая мелодия. Испуганно взглянув на Андрея, музыкант заторопился, сел на
черный табурет у рояля и ударил по клавишам так, что инструмент взвыл.
  Когда затих последний отзвук бурного аккорда, музыкант ласково тронул
клавиши и начал играть что-то задумчиво-печальное, но в то же время и
радостное, даже ликующее. Звуки то бились о стены, о высокое окно так, что
звенели стекла, то стлались над роялем, над столом, и хотелось слушать и
слушать, закрыв глаза, ни о чем не думая, ничего не желая, то плакать
хотелось, то смеяться неизвестно чему. Даже и не закрывая глаз, Андрей
видел перед собой Гиданну, ощущал ее мягкие плечи и бедра под стекающим
сиреневым платьем, заглядывал в глаза, то ли печальные, то ли
радостно-умиротворенные, и прощал ее, прощал за что-то, виня во всем только
себя. "Ты умрешь от моей тоски", - вспомнил он и чуть не сорвался с места,
чтобы сейчас же бежать в институт, в поликлинику, куда угодно, только бы
найти ее...
  Звуки долго не затихали, все казалось, что они еще слышны, не
истончились вконец, не умерли. Так звучит дальний колокол в пасхальный
благовест, долго парит над полями, растворяясь а переливах заката,
переходя в цвет, в багрянец, в лазурь, в изумрудную зелень неба...
  - Понял что-нибудь? - спросил музычант.
  - Понял. По-своему.
  - Вот и я по-своему.
  И тут опять мягко упал с потолка нежный звук.
  - Что это? - спросил Андрей, оглядывая стены.
  Думал, часы играют или что-то в этом роде.
  Музыкант потянулся к бутылке, потряс ее, пустую, и вскочил.
  - Я сейчас. Где-то еще было.
  Он вернулся с другой бутылкой, сам укупорил, плеснул в стаканы, поднял
свой и замер, задумавшись.
  - Измучила, - сказал наконец. - Сперва-то редко напоминала, а потом прямо
надоела.
  - Кто?
  - Ганна.
  - Гиданна?!
  - Да нет, Ганной зовут. В Киеве живет.
  Когти, внезапно сжавшие сердце, отпустили, и Андрей уронил руки на
колени.
  - Странное совпадение.
  Музыкант помотал головой.
  - Я недавно понял: случайности, совпадения - это проявление какой-то
высшей закономерности. Кто-то играет с нами, на что-то намекает: дескать,
думай да соображай. Заметь, все религиозные учения переполнены похожими
притчами да намеками. Будто под одну диктовку писаны. А музыка? Бывает, не
идет и все тут. Сажусь к роялю или хожу, маюсь, зову, сам не зная кого. А
бывает, что и дозызаюсь. Тогда мелодия сама звучит, будто кто наигрывает,
только успевай записывать,
  - Эта, что слышали?
  - Нет, нет, - поморщился музыкант, - это совсем другое.
  - Да ты рассказывай, чего душу мотаешь? - сказал Аверкин, - Не бойсь, он
поймет.
  - Я не боюсь. Говорю ж, Ганна. В Киеве живет. Играл я там в одном доме.
Сначала-то сел к роялю, поднял руки и опустил. Ничего не помню. Не помню, и
все, хоть ты лопни. Чувствую, мешает что-то, а что - не пойму. Потом вижу -
сидит. Смотрит так - мурашки по коже. Вы, говорю, отойдите подальше, не
могу. Не возмутилась, не удивилась, встала и ушла в другую комнату. И я
сразу все вспомнил, понимаешь? Так играл - люди плакали. Импровизировал.
Музыка входила в душу, в сердце и выходила через руки. Что это было, до сих
пор не знаю. Не мое и не ее, она потом говорила. Свыше было, понимаешь?
  Андрей кивал. Что-то и с ним случалось похожее. Не музыка, конечно,
никогда ни на чем он не играл, а вот это... свыше.
  - Потом в гостиницу позвонила, попросилась приехать. И приехала. Обычно
женщины стесняются признаться, а эта сразу - влюбилась. Только вы, говорит,
не пугайтесь, докучать не буду, лишь иногда напоминать о себе, чтобы,
значит, не забывал. Ей зачем-то нужно, чтобы о ней помнили. Спрашивает, не
возражаю ли, мол? Я сдуру-то и ляпни - пожалуйста. Женщина все-таки, как
иначе скажешь?" Думал: одной поклонницей больше, одной меньше... А она
говорит: я, говорит, экстрасенс, я к вам музыкой буду приходить. И вот, сам
слышал. Сначала редко было, ничего, а потом женился, и она взревновала,
принялась чуть не каждый час напоминать. Поцелуешься, а над головой - как
колдовской колокольчик...
  - Ведьма! - выкрикнул Аверкин и грубо выругался.
  А у Андрея - мурашки по коже. Подумал: и он так же вот влип. Сказала же:
"Умрешь от моей тоски". У этого хоть музыка, а что у него будет?! "Сам о
ней забыть не можешь, - съязвил в свой собственный адрес. - Или потому не
можешь, что она не дает?.."

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг