старика не выходила из головы. И все думал он, отчего такое? То лечил,
боль готов был взять на себя, а то как подменили. Что случилось? Как раз
про будущее говорили. "Пожара бы не было", - сказал. Но он-то, Андрей, при
чем?
Чего прогонять-то?..
В поле, у одинокой березы, опять увидел Андрей того - куль кулем,
квадратная голова. Пришелец махал длинными руками, вроде как звал. Но не
то чтобы идти к нему, остановиться не мог Андрей, такой жутью вдруг
охватило его. Заторопился, не оглядываясь, спиной чувствуя чужака, будто
не там он, возле березы, а тут, за плечами, в рюкзаке.
Жуть отпустила только в электричке, когда он, скинув рюкзак, устроился у
окна и закрыл глаза. И почувствовал, как же устал. Казалось бы, отчего? "А
сарай? - неожиданно упрекнул сам себя. И принялся оправдываться: - Да ведь
не я, не я... - А кто? А что? - сонно тянулась мысль. - А никто, а ничто.
Сено перегрелось. Энергия-самая таинственная субстанция, энергия,
энергия..."
Мысль запутывалась, терялась. И вдруг зазвучал голос Гиданны;
- Ничего нет во Вселенной, кроме энергии. И материальные тела не что
иное, как концентрация, консервация той же энергии. Рассеянная, она
присутствует в любой точке пространства, всегда готовая материализоваться
в каких угодно видах и формах. Законы природы для всего одинаковы, и нет
оснований считать, что человек-исключение из этих законов. Возможно, что
человек-совершеннейший из известных во Вселенной концентрат энергии с
уникальной способностью познавать себя и весь мир...
- А Бог? - спросил кто-то. Андрею показалось, что сам и спросил.
- Бог и Вселенская Энергия - разные термины одного и того же непомерно
громадного, не имеющего ни лика, потому что у него множество ликов, ни
предела, потому что оно беспредельно, ни силы и массы, потому что оно
всемерно и всесильно. Понятие Божества-это очеловеченный образ ВСЕ
СВЕТСКОГО НЕЧТО. Отрицая Бога, атеисты, по-существу, ведут с верующими
терминологический спор, ибо не отрицают главного - существования законов
природы, которым подчинено все.
- А наука? - опять прозвучал вопрос.
- Вера в Бога и научный метод - суть лишь разные формы познания. Ученые
утверждают, что до ближайших звезд - световые годы, что для межзвездных
полетов нет ни энергетических, ни временных возможности. И все же верят в
возможность межвездных перелетов, то есть верят в условия, при которых не
существует ни времени, ни пространства. Но не все ли это равно, что верить
в непознаваемое? Верующие убеждены: истина познается в молитве, в
глубочайшем сосредоточении своих мыслей и чувств на Божественном. Ученые
атеисты доверяют лишь анализу, тому, что вписывается в узкие рамки их
знаний и представлений. Но многое существует лишь в целом и исчезает при
разложении на части, то есть при попытке анализа. Целое познается по
законам целого... Все необъяснимо и все объясняемо...
- А чудеса?
- Чудеса противоречат не природе, а известной нам природе. Это говорил
еще Блаженный Августин полторы тысячи лет назад.
- А любовь?
- Энергия присутствует всегда и повсюду, но проявляется лишь когда
переходит из одной формы в другую. Так и любовь. Разлитая по миру, по
душам людским, она в потенции и становится заметной лишь когда изливается
на другого. Любовь-это проявление наиболее тонкой духовной энергии...
- А билет?
- Какой билет?!.
Кто-то толкнул Андрея в плечо, он вздрогнул и открыл глаза. Крупнотелая
женщина в черной служебной куртке стояла перед ним, загораживая проход, -
контролер.
- У вас есть билет?
Он сунул руку в карман, вынул первый попавшийся клочок. Женщина щелкнула
компостером и ушла, А он уставился на продырявленную бумажку. Это был
магазинный чек, оставшийся от какой-то покупки.
Не удивился. Столько было всякого со вчерашнего дня, что это дивом не
показалось.
Снова закрыл глаза. И чуть не вскочил, вдруг ясно увидев перед собой
белое, помертвевшее лицо майора Демина. Черное пятно синяка у самого
виска, струйка крови, вытекающая из уголка рта. Помотал головой и стал
неотрывно смотреть в окно, боясь задремать и снова увидеть что-то подобное.
На вокзале, выйдя из вагона, Андрей потоптался на платформе, жалея, что
уехал из Епифаново. Куда теперь? Не к Гиданне же. Что подумает, если он
явится? Решит, что с таким, бегающим за ней, можно и вовсе не считаться? И
застыл от спасительной мысли: Епифан же прогнал. Можно сказать Гиданне:
потому приехал, что не ко двору ом там, в Епифанове.
И только так подумал, только успоколся, как уткнулся взглядом в такое,
что лучше бы и не видеть.
Женщина, очень похожая на Гиданну, в таком же сиреневом платье, стояла
перед каким-то лысым пижоном в белом костюме, и тот целовал ее. Вроде бы в
щечку, как встречающий, а там поди-ка разбери. Он медленно пошел к этой
паре, чувствуя, как все сжимается в нем от обиды. Да видно отвлекся на миг,
потому что не заметил, как подозрительная пара исчезла. А горечь от
увиденного осталась, и она погнала его домой, в свою пустующую квартиру,
где к одиночеству было не привыкать.
Дома стояла духота, совсем нечем было дышать.
Андрай распахнул окна, разделся до трусов, с затаенной надеждой покрутил
краны в ванной. Кран с красной кнопочкой сердито зашипел, но воды не выдал
ни капли - объявленный больше месяца назад летний профилактический ремонт
труб, увы, не закончился. Расстроенный, Андрей походил по комнате, думая,
что теперь делать. На глаза то и дело попадался телефон, дразнил красным
блескучим боком.
И ом снял трубку, набрал номер.
- Аверкин? Ты что, опять на телефоне?
- Кто это?
- Да я же, Савельев, не узнаешь, что ли?
- Савельев? Голос какой-то не такой. Ты чего не приехал?
- Зачем? Я же в отпуске.
- В отпуске? - Аверкин хохотнул с намеком, как умел только он. - А чего
тогда звонишь?
- Да так.
- Небось спросить хочешь?
- О чем?
- О своей ведьмочке. Я же видел, как ты на нее пялился. А теперь мы все
на нее поглядели. Вблизи. Про любовь нам битый час толковала да про Бога,
да про какую-то энергию. Не путай с электроэнергией...
Аверкин болтал в обычной своей манере, а Савельев молчал, вспоминая
голос Гиданны, который слышал, сидя в вагоне электрички. Тоже про энергию
говорила и тоже про любовь. Что это? Совпадение?
- А чего она... приезжала-то? - спросил наконец.
- Лекцию читала. Я думал, ты пригласил. А раз не ты, так Демин.
Понимаешь, он ее про будущее спросил. Правда ли, мол, что провидит? А она
ему: вы, говорит, не далее, как через полчаса, будете видеть что-то белое и
нюхать что-то неприятное. А он: обедать поеду, скатерть-то белая. Мы,
конечно, ха-ха!
А она: нет, говорит, с вами, говорит, случится что-то нехорошее...
Жаль, не был, много потерял.
- А где?..
- Дамочка-то? Уехала. Ее белый "жигуль" дожидался.
- Демин где?! - заорал Савельев, почему-то вдруг разозлившись на Аверкина.
- Домой поехал. И она сразу, в поликлинику, говорит, надо, на прием. Ты
приезжай, расскажу подробней. Чего вздыхать-то? Вздохи помогают только при
бронхите.
Андрей положил зачастившую гудками трубку, поел в задумчивости и начал
одеваться.
Через полчаса Андрей вбежал в широкий подъезд поликлиники. Бабушка,
сидевшая у двери, вскочила невстречу:
- Пропуск есть?
- Я из милиции, - бросил он, проходя мимо старушки, и, спохватился,
вернулся. - Где здесь массажистка ваша, Ганна?
- Господи, за что ее? Такой добрый человек.
- Мне только спросить.
- Спросить? Это можно. Она все знает, она скажет.
Указанная бабушкой дверь оказалась запертой.
Андрей хотел было толкнуться в соседний кабинет, но тут услышал глухие
голоса. Один вроде бы мужской, а другой... другой ее, Гиданны, голос, тут
он ошибиться не мог. Разговор, слышно, не врачебный вовсе, так, светская
беседа, с вопросиками, с шуточками и смешками. В какой-то момент
почудилось Андрею даже повизгивание. Сразу вспомнилось слышанное недавно
по радио сообщение о новшестве в раскрепощенных странах Восточной Европы -
салонах эротического массажа. И он не выдержал, постучал.
Постучал, должно быть, нервно и сильно, потому что за дверью сразу
затихли. А еще через минуту дверь приоткрылась.
- Ты?! - удивилась Гиданна, как-то странно посмотрев на него. - Подожди.
И захлопнула дверь. Но Андрей успел разглядеть в щель какого-то
долговязого хмыря, торопливо натягивавшего белые брюки.
Хотел уйти сразу, но не было сил, ноги противно дрожали. Рвануть бы дверь
да взять долговязого костоломным приемом - это он мог. Мешала злость и еще
тоска, расслаблявшая, вышибавшая слезы. Сел на скамью и так и сидел, глядел
в пол. Не поднял головы, даже когда дверь открылась и долговязый прошел
мимо, обдав запахом незнакомых духов. Потом рядом кто-то сел на скамью. Он
все не поднимал глаз, но понял, кто это, потому что злость сразу пропала.
- Ну, не дуйся, я же на работе.
- Ничего себе работа, - выдохнул он. - Мужиков, ублажать.
- Побойся Бога! Это же дама.
- Дама в брюках.
- Ну и что? Теперь многие носят.
"Выкрутилась", - хотел он сказать, но только мысленно обругал себя за то,
что дал волю обиде и не поглядел, когда пациент уходил.
- Что с тобой?
- Со мной?.. Вот ты чего? Уехала, не сказав.
- Что с тобой? - повторила Гиданна, и был в ее голосе явный испуг. - Ты
совсем другой.
- Это ты другая...
Гиданна взяла его за руку, и он послушно пошел за ней в кабинет.
- Сядь, успокойся.
- Я спокоен.
- Раньше я понимала тебя, а теперь... Что с тобой?
- Удирать мне надо, вот что. Куда-нибудь подальше от тебя.
- Нельзя. Ты умрешь от моей тоски.
- Тебе можно, а мне нельзя?
- Не зови! - громко выкрикнула Гиданна. - беду не зови!
Кто-то заглядызал в кабинет, о чем-то спрашивал, но они ничего не
слышали, и то ли необычная напряженность их лиц и поз, то ли еще что-то
пугало людей, дверь тотчас закрывалась.
Зазвонил телефон, и Гиданна взяла трубку:
- Да... Ах ты Господи, совсем забыла. Сейчас еду.
Она поднялась так резко, что табурет, на котором сидела, упал,
заметалась по кабинету, сбросила халат, зазвенела склянками в стеклянном
шкафу.
- Ах ты Господи! Мне же надо...
Внезапно остановилась, уставилась на Андрея так, словно только что
увидела его.
- Что это?!. Я тебя совсем не чувствую. Расскажи.
- Ты же торопишься.
- Расскажи, - капризно повторила она и подняла табурет, села.
- Что рассказывать?
- Все. Когда из деревни ушел?
- Сразу. Проснулся, гляжу - тебя нет... Почему не сказала?
- Вечером пожалела тебя, а утром... Ты так сладко спал. Что-то тебе
снилось.
- Всегда что-нибудь снится.
- Нет, нет, я видела, чувствовала... А теперь... ты будто чужой.
Рассказывай. Где ты был, что делал?
- Нигде не был. В сарай зашел...
- Это я знаю.
- А он сгорел,
- Сгорел?! - Гиданна испуганно вскочила. - Почему я этого не видела?
- Ты же была в городе, - усмехнулся Андрей.
- В сарай заходил - видела, а дальше - пустота.
- Как ты могла видеть?
- Видела, - притопнула Гиданна. - Рассказывай!
- Да не поджигал я. И спичек не зажигал, некурящий же. Выпил, правда.
Фляжка у меня была. Какую-то дурацкую книжку нашел. Что там написано, дай
Бог памяти?..
Андрей начал вспоминать и, к своему удивлению, не мог вспомнить ту
единственную фразу, что прочел в книжке.
- Ну?!
Он взглянул на нее и испугался-так изменилось ее лицо, вытянулось и-
потемнело, а глаза, наоборот, посветлелм, будто выгорела о один миг.
- Забыл.
- Где эта книжка?
- Там, наверно, осталась, где еще? Еле выскочил. Ногу подвернул. Думал,
не доскачу. Спасибо, Епифан помог...
- Не вижу - чуть не заплакала Гиданна. - Я же твоими глазами все видела.
А теперь не видят глаза.
Чьи не видят? Твои или мои?
- Ну, ты скажешь!
- Твои или мои?!
Она шагнула к нему, положила руки на плечи, приблизила лицо, и Андрей
зажмурился: поцелует или нет? И вздрогнул от звонка за спиной.
- Не бери трубку! - крикнула Гиданна. - Поехали. Поехали со мной.
Он не спросил, куда ехать, ему было все равно, лишь бы с ней, лишь бы
не отпускать ее одну.
Такси подвернулось сразу, будто дожидалось за углом, что ничуть не
удивило Андрея. Он вообще перестал чему-либо удивляться в последнее время,
то ли привык к чудесам, то ли и в самом деле в нем что-то изменилось.
- Мы в институт, ненадолго, на час, не больше, - сказала Гиданна,
прижавшись к Андрею горячим боком.
Такси мчалось быстро, ни разу не остановившись у светофоров, потому что
все время перед ними бып зеленый свет. "Шофер такой опытный или опять
чертовщина?" - мельком подумал Андрей, снова не удивляясь такой странности.
Должно быть, он на минуту закрыл глаза, потому что ни с того ни с сего
вдруг ясно увидел перед собой какой-то двор, обшарпанную кирпичную
постройку с плоской крышей посредине двора, проржавевшие ворота
индивидуальных гаражей. Что-то важное было связано с этими гаражами, но,
что именно, понять не мог.
Машина дернулась, и он открыл глаза. Гиданна, наклонившись, смотрела
ему в лицо.
- Что?!
- А что? - в свою очередь спросил он.
- Ты меня пугаешь.
- Пугаю? Чем?
- Я тебя совсем не чувствую. Раньше видела, что видел ты, понимала, что
думал, а теперь - темно. Что случилось?
- Сарай сгорел, - сказал он невпопад.
- Ты мне расскажешь, все расскажешь, по минутам, по секундам.
Андрей пожал плечами и отвернулся, стал смотреть в боковое окно на быстро
убегающих назад прохожих. Непонятное творилось с ним, обволакивало что-то
тягучее, как патока, томительно радостное, в то же время пугающее
неотвязностью. Он был уверен, что виной всему - Гиданна. Отдавал себе
отчет, что попался враз и окончательно, что отныне его не существует вне
этой женщины. И мучился от того, что она, как ему думалось, вполне может
обходиться без него. Всеми силами старался справиться с собой, не спугнуть
ее словом или жестом. Осторожно, чтобы Гиданна не угадала, о чем он думает,
попытался разобраться а случившемся, понять, что же такое оградило его от
ее проницательности? Но вместо этого замельтешили перед глазами какие-то
тускло взблескивающие ложки да вилки. Догадался: мерещится фамильное
серебро Клямкиных, которого он никогда не видел и знал только по описаниям
пострадавших. Чего оно вдруг привиделось? Дело повисло? Ну да мало ли
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг