Приоткрыв балконную дверь, я увидел Алазяна сидящим за столом над
грудой книг.
- Вы давно тут сидите? - спросил я.
Он пожал плечами и сказал, не поднимая головы:
- Устали же, ложитесь спать.
- А вы?
- Я еще поработаю. Ложитесь, там постелено. - Он кивнул на соседнюю
комнату и, спохватившись, вскочил, пошел показывать мое место.
Я действительно чувствовал себя совершенно разбитым. Сразу же лег и
как провалился. На этот раз мне не снилось ничего.
Утро было такое солнечное и тихое, что поневоле верилось: день будет
необыкновенным. И настроение у меня было необыкновенным: ведь предстояла
встреча с Ануш.
За завтраком я попытался заговорить о вчерашнем - об апогее удаления
и обязательности возвращения, но Алазян не поддержал разговора. То ли не
хотел больше говорить на эту тему, то ли и в самом деле не знал, о чем
речь. Он был молчалив, думал, как видно, о том, о чем недодумал этой
ночью. А может, ему тоже был Голос? Может, ему, наоборот, почудился мой
монолог и он, как и я, стесняется спросить? Может, ночь сегодня такая
чудная? Я уж так смирился со множеством необыкновенных совпадений, что
верил и в это.
- Сегодня, после вашего возвращения, нам предстоит очень важное дело,
- сказал он многозначительно.
- Разве ехать близко?
- Час на машине да час пешком. Обратно столько же. К обеду должны
вернуться, что вам там делать?
Я даже рассмеялся: как это, что делать? Да если Ануш...
- В три часа я буду ждать на шоссе. Тетросян знает где. По пути
пообедаем, а потом поедем в одно место.
Мне никогда не нравилось вождение за ручку. Может, мамина опека и
заставила после школы пойти в геологоразведочный. Чтобы попутешествовать
самостоятельно. И вот снова за меня решают, где мне быть и что делать. Не
гостеприимство, а насилие какое-то.
- Я хотел бы сам решить, сколько пробыть там...
Он понял, потянулся через стол, дотронулся пальцами до моей руки.
Были его пальцы холодны, как у покойника.
- Желание гостя - закон. Но я прошу вас... Это очень важно... Вы
поймете.
Я не стал спорить, подумал: посмотрю на Ануш и сам решу, как быть. Он
принял мое молчание за согласие, сразу повеселел, вскочил, принес груду
фотографий, начал раскладывать их передо мной. На фотографиях были
изображены камни с еле различимым хаосом царапин и выбоин на них.
- Пока Тетросян не приехал, я вам расскажу, что это за человек, -
заговорил он торопливо. - Сам не расскажет, стеснительный, но вы должны
знать, вам это интересно.
Я смотрел и не понимал, чего интересного в этих камнях и почему мне
непременно нужно знать о них. С меня было довольно, что Тетросян - отец
Ануш, и единственное, о чем я мечтал говорить дорогой, так это о ней, и
только о ней.
- Нет, нет, вы смотрите внимательнее. Вот Солнце, вот Луна, планеты,
видимые простым глазом. А это созвездия. Звездная карта, не правда ли? -
Он отступил, сделав паузу, как фокусник, желающий еще больше удивить
зрителей, и добавил: - А создана эта звездная карта во втором тысячелетии
до нашей эры. А нашел ее Тетросян...
Я не мог не удивиться. Судьба явно раскидывала передо мной
таинственные сети былого.
- Конечно, интересно, - обрадовался Алазян. - Это удивительный
человек. Все отпуска, все свое свободное время он проводит в горах,
собирает наскальные рисунки.
- Как собирает?
- Армения - страна камня. За тысячелетия народ населил ее искусно
вырезанными стелами, вишапами, хачкарами, петроглифическими монолитами.
Тетросян ходит по горам, ищет на камнях следы прошлого, срисовывает
силуэты, контуры, знаки, высеченные на камнях, делает замеры, фиксирует
находки. Он ведь архитектор, художник...
- А, хобби, - догадался я. Каких только хобби не бывает! Как бы ни
чудил человек, скажи <хобби>, и все понимают - в здравом уме.
Алазян поморщился.
- Хобби - от нечего делать. Это когда человек придумывает себе
занятие, собирает винные этикетки, шнурки от ботинок, всякое такое никому
не нужное.
- Почему же, - возразил я, - собирают и нужное.
- Собирать нужное значит омертвлять его, наносить вред обществу.
- Хобби - не только собирательство.
- Чехов был врач, а писательство что для него - хобби? Когда человек
занимается чем-то важным, помимо своего дела, это не просто увлечение.
Часто это научный подвиг...
И тут позвонили в дверь. Вошли Тетросян и Гукас, одетый, как на
свадьбу, в черный костюм с белой рубашкой. Минуту они с удивлением, вроде
бы даже с испугом рассматривали меня. Но я - привык, что ли? - даже не
смутился. Хотел тут же сказать, что я не тот, за кого они меня принимают,
да вспомнил об Ануш и промолчал. Ведь этак, чего доброго, они и без меня
уедут.
Залитый солнцем Ереван показался мне необыкновенно красивым. Серые
дома под цвет земли, красные дома под цвет зари, буйные разливы бульваров,
уютные скверики и просто тенистые ниши среди домов, ущелья, вдруг
разверзшиеся под улицами, мосты, скалистые обрывы, выступающие к самой
дороге... И все время то справа, то слева возникал в просветах улиц белый
конус Арарата. Потом Арарат исчез, горы плотнее обступили нас, и дорога,
словно испугавшись этих громад, вдруг заметалась по склонам, и не было
минуты, чтобы Гукас, сидевший за рулем, не крутил руль то вправо, то
влево.
- Вы меня извините, - вдруг сказал он, обернувшись ко мне.
- За что же?
- Ведь это я вас тогда... ну там, возле магазина... стукнул.
- Вы?! - Мне не понравилось это признание. Выходит, он и Ануш
оказались у меня дома просто потому, что чувствовали себя виноватыми?
- Не узнал я вас. Думал, один из тех шалопаев. Вы были как-то совсем
иначе одеты.
- Что значит <совсем иначе>?
- Ну не так, как в первый раз.
- В какой первый раз?
- Когда я у вас про магазин спрашивал.
- Вы у меня?
- Ну да, и вы сказали, куда пойти.
- Да я из дома не выходил! - воскликнул я, судорожно соображая, не
забыл ли чего. - Вы меня с кем-то спутали.
- Ничего не спутал. Ануш еще тогда сразу сказала, что вы...
Тетросян похлопал Гукаса по плечу.
- Останови.
<Так и есть, они меня с кем-то путают>, - думал я, вылезая из машины.
Было мне от этой мысли совсем не весело. Что скажет Ануш, когда узнает,
что я самозванец? Решил больше не тянуть - будь что будет.
- Мне бы очень не хотелось, чтобы вы видели во мне обманщика, -
сказал решительно.
- Алазян вам ничего не рассказал? - спросил Тетросян, пристально
посмотрев на меня.
- Он много чего говорил. Даже о вас. Как вы камни ищете.
- Ищу, - вздохнул он. И заговорил быстро, словно уходя от каких-то
трудных объяснений: - Двадцать лет ищу. Вон с той горы все и началось.
Пошел на эскизы - вид оттуда чудесный, - гляжу, а на камне высечено
изображение оленя с вот такими рогами. С тех пор и хожу по горам, рисую
петроглифы. Нашел уже больше десяти тысяч...
- Это же... все горы изрисованы! - изумился я, забыв о своем
намерении выяснить наконец отношения.
- Правильно, все горы.
- Это же... какой пласт культуры!
- Правильно, целое искусство. Правда, большинство рисунков -
астрономического характера. Словно бы древние художники больше смотрели на
небо, чем на землю.
- Так это, наверное, и не рисунки вовсе, - догадался я. - Это
ориентиры. Чтобы не заплутать в горах.
- В горах не заплутаешь, здесь с дороги не свернешь.
- Это у себя дома не заплутаешь. А в чужих горах? Может, это
пришельцы рисовали. - Я хотел сказать о пришельцах-инопланетянах, отдать
дань моде о летающих тарелках и гуманоидах.
Но фантастика, как видно, ему в голову не пришла. Он сказал
задумчиво:
- Вполне возможно. Армения - это же перекресток для всех
переселяющихся.
О переселениях народов я в тот момент не подумал, но быстро
сориентировался и поторопился убедить Тетросяна, что астрономия - дело,
так сказать, всенародное, любому и каждому, особенно человеку
путешествующему, не возбраняется глядеть на созвездия.
- Кстати, о созвездиях, - оживился Тетросян. - Вам приходилось видеть
карту полушарий из атласа звездного неба польского астронома Гевелия? Ну,
известные изображения созвездий в виде Орла, Льва, Скорпиона, Лебедя,
Стрельца... Карта эта была нарисована четыреста лет назад. А я нашел на
камнях очень похожие изображения этих же созвездий, созданные четыре
тысячи лет назад.
Я усмехнулся. Поистине, если послушать армянских ученых, так все
человеческое началось от горы Арарат. В точности, как сказано в Библии.
- Не верите?! - воскликнул он. - А вот крупнейшие историки астрономии
Маундер, Сварц, Фламмарион нашли, что люди, разделившие небо на созвездия,
несомненно, жили между тридцать шестым и сорок вторым градусами северной
широты. А английский астроном Олькотт уточняет: люди, придумавшие древние
фигуры созвездий, жили в районе горы Арарат и Верхнего Евфрата...
- Верю, верю!.. - Я вдруг подумал, что, возражая отцу Ануш, сам себе
копаю яму.
Довольные друг другом, мы снова забрались в тесную кабину
<жигуленка>. Однако проехали немного, скоро остановились опять, поскольку
дальше надо было идти пешком.
- В три часа будьте здесь, - сказал Гукас и с места рванул машину
так, что из-под колес, как из катапульты, сыпануло гравием.
Я чуть не взвыл. Это же издевательство: пока придем туда, да пока
вернемся обратно, что останется? Какой-то час рядом с Ануш?!
Но горная тропа постепенно успокоила меня. Виды открывались один
другого поразительнее. Синие по горизонту горы здесь, вблизи, были
калейдоскопно пестрыми. Коричневые, красные, черные утесы тонули в
изумрудной зелени травянистых склонов. Местами эти склоны, словно облитые
киноварью, алели от множества маков. Густая синева высокогорного неба
простиралась от края до края, непорочно чистая, радостная. И на душе у
меня было светло и радостно, и ноги, готовые не идти, а бежать вперед,
совсем не чувствовали никакой усталости. И уж непонятно было: Ануш причина
моего восторга и всесилия или чудные горы, казавшиеся мне до боли
знакомыми и родными. Я любил эти горы, любил и хмурого Тетросяна, все
разгоравшегося в стремлении доказать мне, что эта страна полна чудес.
- ...Вероятно, существовало понимание единства земного и небесного, -
говорил Тетросян. - Мецамор - горно-металлургический центр, но там же были
площадки для астрономических наблюдений, своего рода обсерватории. Я уж не
говорю об изображениях звездного неба, высеченных на тысячах камней по
всей Армении... А на Севане найдена бронзовая модель Вселенной,
относящаяся ко второму тысячелетию до нашей эры. Да, да, не улыбайтесь,
модель вы можете увидеть в музее...
Хорошо ему было говорить: не улыбайтесь. Мог ли я не улыбаться, когда
до встречи с Ануш оставалось не более получаса.
- ...Эта модель изображает Землю с двумя сферами - водной и
воздушной, на противоположном конце - Солнце с Древом жизни внутри, а
между Землей и Солнцем - Луна и пять планет, видимых невооруженным глазом,
- Меркурий, Венера, Марс, Юпитер, Сатурн. А посередине всех этих объектов
- ромбические фигуры, напоминающие о <небесном огне>, вокруг которого, как
представляли древние, вращаются все планеты вместе с Солнцем...
Я почти не слушал. Во мне звучали другие <астрономические> образы,
вычитанные недавно у какого-то древнего поэта:
Ты свет мой ясный в мире сером,
На свете белом ты одна,
Юпитер мой, моя Венера,
Ты солнце в небе и луна...
- ...Петроглифы не просто найти. Их не видно на замшелых камнях.
Порой рисунки становятся заметными при определенном положении Солнца на
небе. Нередко, чтобы их выявить, приходится смачивать камень водой,
поливать из фляги...
А во мне звучало свое:
Ах, раствориться - и стать водой...
А яр пришла бы - налить кувшин,
Я прожурчал бы - в ее кувшин,
С водой поднялся - ей на плечо,
Ей грудь облил бы - так горячо!..
Потом впереди показались серые квадраты раскопов и люди, ходившие
возле них. Я старательно всматривался, пытаясь угадать, которая Ануш.
Спросить бы у Тетросяна, - он-то, наверное, углядел ее, - да все
стеснялся.
А потом Тетросян и вовсе куда-то исчез, сказав, что ему надо
поговорить с местным начальством. Я подошел к одному из раскопов, увидел
какую-то девушку в платочке, повязанном по-русски, в узких джинсах,
делавших ее такой тонкой, что страшно было, как бы она не переломилась,
наклоняясь к земле.
- Девушка, - тихо позвал я, оглядываясь, чтобы Тетросян не услышал. -
Не знаете ли, где тут Ануш?
Девушка оглянулась, и я плюхнулся в кучу сухой земли: это была она.
Ануш с минуту испуганно смотрела на меня, точно так смотрела, как в
тот раз, когда я видел ее впервые. Потом испуг очень явственно сменился
удивлением и даже, как мне показалось, внутренним восторгом. Так смотрят в
музеях на редкостные экспонаты.
- Аня! - сказал я и глупо засмеялся.
- Это вы?! - воскликнула она, словно только теперь увидела меня.
Она была не просто красива, - восхитительна. Так, наверное, выглядят
настоящие царицы, вздумавшие переодеться, чтобы походить на своих
подданных, но не способные скрыть своего высокородного естества - осанки,
властной, проникающей в душу, устремленности глаз.
- Я так и знала, что вы приедете, - сказала она, и сердце мое при
этих ее словах подпрыгнуло и забыло опуститься.
Мы долго молчали, не глядя друг на друга. Я торопился придумать, что
бы такое сказать поумнее, но в голове крутились только стихи: <О роза, ты
роняешь лепестки. Я гибну от печали и тоски...>; <Но в ответ и бровью не
ведет эта тонконогая девица: будешь ты не первым, кто умрет...>
- Как ваше здоровье? - спросила она и покраснела.
- Спасибо, хорошо. А как вы себя чувствуете?..
И тут мы оба рассмеялись. Она прыснула и при этом смутилась так, что
мне стало больно за нее, отвернулась, наклонилась низко, принялась
царапать ножичком землю.
Тень выросла над раскопом, большая, близкая. Я оглянулся, увидел
Тетросяна. Ануш вскинула глаза, блестящие, словно после слез, и снова
опустила их. Он спрыгнул в раскоп, наклонился к дочери, сказал ей что-то
ласковое, успокаивающее. Потом строго посмотрел на меня:
- Пойдемте со мной.
- Я тут побуду.
- Пойдемте, показаться надо.
Он вылез из раскопа, отряхнул руки и пошел не оглядываясь. И я
поплелся за ним, волоча вдруг ставшие непослушными ноги.
В палатке, куда мы вошли, было нестерпимо жарко. Пахло пылью и еще
чем-то кислым. Пожилой человек в широкополой шляпе на голове, увидев нас,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг