Автор(ы) произведения: Владимир Алексеевич РЫБИН
Переводчик произведения:
Название произведения: Расскажите мне о Мецаморе
Жанр произведения: Повесть, фантастика
Цикл (серия); номер в цикле:
Ист. получения произведения: 1) Изд. "Молодая гвардия", Москва, 1986 г.
Рыбин В. А. Гипотеза о сотворении: Фантастические рассказы и повесть.
(Библиотека советской фантастики)
Редактор В. Родиков
Рецензент Л. Поспелов
Технический редактор Т. Шельдова
Художественный редактор Б. Федотов
Художник Ю. Макаров
Корректоры А. Долидзе, Т. Пескова
Автор(ы) файла: Ершов В. Г.
Редактор(ы) файла: Ершов В. Г.
Название файла: Rasskajite_mne_o_Mecamore..txt
Тип (кодировка) файла: txt (CP-1251)
Дата (номер) редакции файла: 31/08/2000
Источник получения файла:
__________________________________________________________________________
Из коллекции Вадима Ершова: http://lib.ru/~vgershov/
__________________________________________________________________________
__________________________________________________________________________
Текст подготовил Ершов В. Г. Дата последней редакции: 31/08/2000 Владимир Алексеевич РЫБИН
РАССКАЖИТЕ МНЕ О МЕЦАМОРЕ
Повесть
Над горными вершинами висела багровая тяжесть туч. Черные тени ущелий
были как траурная кайма. Печаль сжимала сердце, и слезы душили, горькие
слезы неизбежного расставания.
- Мы разлучаемся! - возвещал чей-то громовой голос. - Но мы
встретимся, встретимся, встретимся!..
Толпа шумела, расслаивалась на две колонны. И они, эти две колонны,
уходили в разные стороны. И багровые тучи переваливали через горы, текли
вслед за людьми, затмевая долину.
- Мы встретимся, встретимся! - гудел голос. - И в единстве будем
неодолимы!..
Я видел все это со стороны, и я был в этой толпе, и, как всегда
бывает во сне, не понимал, где и что я, и не удивлялся своему
непониманию...
- Черви козыри, черви, а не крести! - донесся из-за двери сердитый
голос соседки тети Нюры.
Я открыл глаза и первое, что увидел, - цветную панораму гор,
приколотую надо мной к пестрым обоям. Это была моя самая любимая картинка
из всех, висевших в комнате. Я вырезал ее из какого-то заграничного
журнала и каждый раз, ложась спать, любовался величественным видом.
Горы были моей слабостью. Каждую весну я мечтал махнуть на Кавказ с
какой-нибудь туристской группой. Но каждый раз мечта оставалась мечтой,
поскольку летом надо было ехать в поле с очередной геологической
экспедицией. И наш шеф, профессор Костерин, еще с зимы начинал внушать
молодым и нетерпеливым аксиому: геолог, уезжающий летом в отпуск, - это не
геолог...
- Вот ведь лежит и даже погулять не сходит, - сказала мама тете Нюре,
с которой играла в карты в соседней комнате, громко сказала, явно в
расчете на то, чтобы я услышал.
- Некогда! - крикнул я через закрытую дверь.
- Тридцать лет ведь мужику, жениться пора, а ему все некогда, -
завела мама свою привычную пластинку.
Я молчал, разглядывая горные долины, ущелья, густо-коричневые срывы
скал. Почему меня тянет в горы? Вырос в Москве, сроду не видел никаких
гор, кроме Крымских, да и то в детстве, когда мама еще могла не
ограничиваться уговорами и увозила меня на лето к морю.
- ...Этак ведь и умру, не дождусь внучонка покачать...
Я знал: если и теперь промолчать, то мама, чего доброго, заплачет.
Горько ей, одиноко со мной одним. Полгода в экспедициях, полгода дома за
книжками. И поговорить некогда. В прошлом году мама завела кошку. Но что
кошка? Ластится, когда ей надо, а когда не надо - уходит, не сыщешь.
Теперь вот тетя Нюра выручает. Одинокая она, и время ей девать некуда. Да
только ведь от телевизора да от игры в <дурака> и одуреть можно.
- Невесты на дорогах не валяются! - крикнул я.
- Конечно, не валяются, - обрадовалась мама уже тому, что я
заговорил. - Что за невеста, которая валяется. Хорошие невесты делом
занимаются, ходят. Или, по крайней мере, стоят, как вон та, у магазина.
Ню-ур! - позвала она так, чтобы я расслышал. - Поди-ка погляди. Ну есть же
такие красавицы!..
Это было что-то новое, и я встал, вышел в соседнюю комнату. Мама и
тетя Нюра и в самом деле стояли у окна, глядели на улицу.
- Ты погляди, ты только погляди! - обрадовалась мама, увидев меня.
- На всех глядеть - гляделок не хватит, - демонстративно зевая,
сказал я. Однако подошел к окну, выглянул. Девушка и в самом деле была
необыкновенно хороша. Это я понял сразу, даже не разглядев как следует ее
лица с высоты нашего пятого этажа. Она стояла возле широкой витрины
магазина и читала книжку. Она не выделялась ничем ярким - скромный
костюмчик, длинные, но в общем-то обычные волосы на плечах. Только было в
ее фигуре, в осанке что-то заставляющее глядеть и глядеть.
Забыв о том, что мама наблюдает за мной, я кинулся в свою комнату,
принес бинокль. Глянул и обомлел: девушка была поистине красавицей. Но что
удивительней всего - она показалась мне знакомой.
- Кто это? - спросил я.
- Пойди да узнай, - сказала мама.
Легко сказать! Я смотрел в бинокль, разглядывал каждую черточку ее
строгого, чуть холодного, какого-то восточного лица, млел от неведомого
мне восторга и не смел даже подумать о том, чтобы подойти к такой
заговорить.
И тут к ней подступили три длинноволосых оболтуса из тех, что
слоняются по улицам не менее, чем по трое, и пристают к людям от тоски и
безделья. Девушка попыталась уйти, но они загородили ей дорогу. Даже
издали было видно, что разговор был отнюдь не джентльменский. Они прижали
ее к стене, тянули к ней лапы, а она все беспомощно искала кого-то через
их головы. И вдруг заплакала. В бинокль я ясно увидел блеснувшую слезинку
на щеке.
Эта слезинка что-то перевернула во мне. Неожиданные для меня горечь и
ненависть петлей захлестнули горло, и я кинулся по лестнице вниз.
- Вы чего пристали?! - крикнул, подбегая к парням, не сводя глаз с
девушки.
- Иди, дядя, иди, - беззлобно сказал один из них.
Не было бы девушки, я бы на это <дядя> не обратил внимания. А тут
просто взбесился.
- Ишь, племянник выискался! - заорал я. - А ну отойди!..
При этом, как потом выяснилось, я схватил парня за руку, тот, недолго
думая, ударил меня по рукам. Тогда я ткнул его в плечо, на что тот ответил
ударом под дых, да, видно, не попал, поскольку я врезал-таки ему в ухо.
А дальше я не помню. Очнулся от того, что кто-то коснулся моей щеки
горячей, прямо-таки раскаленной ладошкой. Открыл глаза, увидел, что лежу в
своей комнате, а надо мной - глаза этой девушки. Было в них столько
сострадания, что мне стало жаль ее. И я дернулся, стараясь привстать.
И вдруг эти глаза распахнулись широко, наполнились страхом. Да, да,
страхом, даже ужасом, это я точно понял и сам испугался за девушку,
заметался глазами, стараясь понять, что могло так испугать ее. Рядом
стояли заплаканная мама, тетя Нюра с мокрым полотенцем в руках и еще
какой-то парень, красивый, темный лицом, чернявый. Но все это я заметил
лишь мельком, потому что снова перевел глаза на девушку. Почему-то я
боялся, что она исчезнет. Теперь девушка смотрела на меня совсем
по-другому, без страха, но с таким неистовым любопытством, словно я был по
меньшей мере киноактером Бельмондо. Было ей года двадцать два, никак не
больше. Я поморщился, подумав о своих тридцати годах, сразу понял: старик
в ее глазах. Тут подскочила мама, оттеснила девушку, принялась поправлять
что-то мокрое у меня на голове, запричитала слезливо:
- Хулиганы проклятые... На улицу не выйдешь... Разве можно человека
по голове...
- Извините, что так вышло, - сказал парень, наклоняясь ко мне. - Это
все я виноват. Не надо было оставлять сестру одну...
<Сестру>, - отметил я про себя и улыбнулся обрадованно, привстал.
- Лежи, лежи, веселого мало, - всполошилась мама. - Сейчас доктор
придет, что еще скажет.
Я отстранил от лица мамины руки, и девушка поняла, чего я хочу, снова
наклонилась ко мне.
- Я вас где-то видел, - сказал я, мучительно напрягая память.
- И я вас... видела. - Она вопросительно посмотрела на брата. Тот
опустил глаза.
- Я серьезно говорю.
- И я... серьезно, - оказала она, с удивлением рассматривая мое лицо.
Мне показалось, что она что-то знает и чего-то недоговаривает.
- Где вы живете?
- Из Еревана мы, дорогой, из Еревана, - решительно вмешался парень. -
Ануш никогда не была в Москве. Первый раз ее привез столицу показать.
- Показал, - тотчас съязвила тетя Нюра.
- Вы Ануш? Аня, значит? Можно, я вас так буду называть?
Девушка кивнула и покраснела, отчего ее смуглое лицо, потемнев, стало
еще красивее. И я понял, почему она покраснела: потому что своим <так буду
называть> я как бы назначал ей свидание.
- А меня зовут Виктор...
Тут пришел врач - строгая пожилая женщина, - и она принялась
бесцеремонно крутить мою голову в сильных сухих ладонях.
- Тут болит? Голова кружится? Тошнота есть? - сыпала она вопросы.
Затем села к столу, с завидной уверенностью выписала рецепт и ушла,
кивнув с порога:
- День-два покоя. Если что - к участковому.
И исчезла, оставив в комнате ощущение покоя. Так бывает после грозы,
когда уже отбушевали вихри и над землей растекается облегчающая
расслабленность.
- Извините, нам пора, - сказал парень.
- Вы где остановились? - выдохнул я.
- У знакомых.
- У знакомых? Зачем же у знакомых? Оставайтесь у нас...
- Витя! - Мама с испугом посмотрела на меня.
- Мы сегодня на поезд, - понимающе улыбнулся парень. - Приезжайте
лучше вы к нам. Горы, как видно, любите? - кивнул он на картинку на стене
и протянул руку. - Меня зовут Гукас. Адрес я оставил.
- Приезжайте, - тихо сказала девушка, опустив глаза. И тут же
вскинула ресницы, снова уставилась на меня своим испуганно-удивленным
взглядом.
Она вдруг торопливо полезла в сумочку, вынула небольшую красную
книжицу, положила на стол.
- Это... на память...
- Спасибо. Я провожу вас...
Мне не дали договорить. Все, и даже Ануш, так горячо запротестовали,
что я растерялся...
И снова уютная тишина была в моей комнате. Я гладил пальцами
подаренную книгу, сотый раз рассматривал золотое тиснение на обложке -
<Песни и легенды Древней Армении>. За приоткрытой дверью бубнил телевизор
и, не обращая на него внимания, разговаривали мама и тетя Нюра, обсуждали
случившееся.
- А как она на него смотрела!..
- Ты видела?
- А он тоже с нее глаз не сводил. Вот тебе и невестка.
- Она же нерусская! - ревниво воскликнула мама.
- А не все ли равно. Детки-то и у нерусских рождаются.
- Да ты что! Чужое семя.
- А-а! - Слышно было, как тетя Нюра сердито бросила на стол колоду
карт. - Если разобраться, так все мы из одного семени.
- Ты об Адаме и Еве, что ли? Так я неверующая.
- А и без Адама и Евы все мы из одного корня...
Почему-то мне было приятно слушать их.
- Тише ты, - сказала мама, - Витю разбудишь.
Она встала и плотнее прикрыла дверь. А я все лежал с книгой на груди,
смотрел на горную гряду, приколотую к стене, и слушал, как звенит что-то
во мне, как потягивается, медленно переворачивается сердце в сладкой
истоме. И прикидывал, как получше сказать шефу, что этим летом я не смогу
поехать с экспедицией, никак не смогу.
А потом раскрыл наугад книгу. <Оровел, Оровел... Вот восток
зарозовел...> - прочел в попавшейся на глаза песне пахаря, и мне было
приятно, что армянское <оровел> похоже на старорусское <оратай> - пахарь.
Я начал искать другие похожести и обрадовался, узнав, что <возлюбленная>
по-армянски - <яр> - перекликается с русским <яркий>, <ярило-солнышко>. А
кислое молоко - <мацун> показалось мне родственным нашему
<мацуха-мацоха-мачеха>. Прочел в одном месте: <Божьей волей плуг
спустился. С неба в поле вдруг спустился...> И вспомнил древнеславянскую
легенду о том, как плуг упал с неба... Трепетные ниточки, связывающие меня
с Ануш, я находил чуть ли не на каждой странице. Понимал: чего не найдешь,
когда очень хочешь найти. И все же радовался каждой похожести.
Потом перевернул сразу несколько страниц и стал читать легенду: <Над
горными вершинами висела багровая тяжесть туч. Черные тени ущелий были как
траурная кайма. Печаль сжимала сердце, и слезы душили, горькие слезы
неизбежного расставания. Толпа шумела, растекаясь на две колонны, уходила
по двум темным ущельям в разные стороны.
- Мы разлучаемся, - громко провозгласил вождь. - Но мы встретимся и в
единстве нашем будем неодолимы...>
Я не сразу осознал, что происходит. Первая мысль была: сплю и снова
вижу тот же сон. Встал, выглянул в окно. За окном над городскими крышами
тлел неяркий закат. Небо было чистое, обещавшее назавтра хорошую погоду. С
улицы донесся шум проходящего трамвая, похожий на порыв ветра. За стенкой
ликовал по телевизору очередной музыкальный ансамбль и слышались голоса
мамы и тети Нюры, как всегда равнодушных к телевизионным восторгам. Все
было на своих местах. Но ведь даже если снится черт-те что, мы уверены:
так и надо. Как проверить, что не сплю, не свихнулся и вообще, что все в
порядке?
- Ма-ам! - крикнул я, ложась на свою тахту.
Она вошла сразу, словно ждала, что я позову. И тетя Нюра появилась в
дверях с ожидающим, тревожным, как у мамы, лицом.
- Что случилось? Тебе плохо?
- Н-нет, хорошо.
- Еще бы нехорошо! Такая девушка, - сразу вмешалась тетя Нюра.
- Что ты болтаешь?! - напустилась на нее мама. - У мальчика
сотрясение мозга.
- Сотрясение сердца у него, али не видишь?
Мама возмущенно замахала руками, не зная, что и сказать на такое,
вытолкала тетю Нюру из комнаты и закрыла дверь.
- Мам, а она что, тебе не понравилась? - спросил я. - Ты же сама ее
приметила.
- Мало ли что приметила! Почем я знала, что она бог знает откуда.
- Что ты, мама! Она такой же советский человек, как и мы.
- Мало ли что советский. Там и говорят-то не по-нашему, и делают все
не так.
- Как это <не так>?
- Очень просто. Далеко больно...
Мне было смешно слушать такое: сама все уши прожужжала, чтобы
женился, а когда наконец-то нашлась девушка, которая мне понравилась, мама
- на попятную. Ох уж эта материнская ревность: как же, ее тридцатилетний
птенчик, чего доброго, вылетит из гнезда. Мне было смешно, но я готов был
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг