на проволоке 175 часов. Неизвестным остался рекорд бывшего помощника
президента. Он забрался в бочку, установленную на 16-метровом шесте, и
заявил, что пересидит там всех и бывших, и настоящих, и будущих
претендентов. Ему бросил вызов Альфред Хэли, в свое время просидевший в
тюрьмах 29 лет. Но публика по привычке больше верила бывшему помощнику
президента, чем бывшему уголовнику.
Не побитым остался также рекорд Финиса Кастадимаса. Переодетый в
тигровую шкуру, он пробыл в клетке с тиграми три с половиной минуты.
Никому не удавалось увеличить этот срок, потому что цваги по недосмотру не
наделили тигров способностью чихать...
Но даже в раю всему приходит конец. О его приближении пронюхал все
тот же проницательный Штангель. Он раньше других понял, что эра рекордов
подходит к концу: людям стали надоедать глупости, и они затосковали по
былой деловитости.
Для прессы наступила новая эпоха: репортеры бросились искать в людях
человеческие черты. Как и прежде, на первых полосах газет стали появляться
фотографии знатных невест, улыбающихся боксеров, задумчивых бывших
королей. Однако в новом перевернутом мире знатность оказалась понятием
растяжимым. Прежде знатность переплеталась со знаменитостью, а
знаменитость с богатством и популярностью. Это были гангстеры, совершившие
какой-либо особый грабеж, бедные девочки, сумевшие соблазнить осторожных
богачей, дельцы, сделавшие что-то из ничего. Теперь деньги никого не
интересовали. Злоумышленники исчезли за стенами <чихоточных> клиник, а
бывшие миллионерши вместе с толпами простых девчонок тщетно добивались
автографов своих кинокумиров.
И Штангель сделал ставку на единственное сохранившееся без изменений
- на человеческое тщеславие. Он разыскивал завистливых актеров, мужей,
брошенных женами и потому особенно ревнивых, бывших генералов, живущих
отшельниками, чтобы не нервничать при виде нижних чинов, не желавших
отдавать честь. А однажды Штангель разузнал о человеке, которого
вездесущие цваги, как видно, просто обошли. Этот человек занимался тем,
что коллекционировал золото. Он набивал мешки монетами, слитками,
водопроводными кранами, которые с приходом цвагов стали золотыми.
Но проинтервьюировать нового <скупого рыцаря> не удавалось.
Единственная дельная мысль, которую Штангелю удалось вытянуть из соседей,
сводилась к тому, что будто бы когда-то скупец сказал, что цваги приходят
и уходят, а золото остается.
Чтобы выманить <паучка> из норы, была предпринята операция под
кодовым названием <Самосвал>. Целую неделю сотрудники <Ай-Люли> носили в
редакцию тяжелые свертки с золотом, которого с приходом цвагов на всех
свалках было предостаточно. Когда свертков накопилось много, их ссыпали в
кузов самосвала и повезли к дому <скупца>. Вся редакция пошла поглядеть на
представление. Самосвал шумно подъехал к дверям и с грохотом высыпал целую
гору золота. Тут было все: слитки, бунты проволоки, подсвечники, даже
почему-то тоже ставшие золотыми оконные шпингалеты. Было все кроме женских
украшений. Их в городе по-прежнему не хватало. Как видно, цвагам было не
под силу справиться со страстью женщин к безделушкам.
Самосвал уехал, и тишина повисла над улицей. Такая тишь падает на
землю, когда грозовая туча готовится перейти от громовых угроз к действию
ветром, дождем, градом...
В этой тишине все услышали, как скрипнула дверь. Выглянувший человек
был невысок, некрасив и узкогруд и вполне соответствовал представлениям
Петера, сложившимся под влиянием некогда прочитанных книг. <Естественно, -
подумал Петер, - человек всегда стремится к самоутверждению. Никто не
согласен считать себя последним, каждый желает хоть в маленьком, но все же
быть единственным, непохожим на других. Ибо человеку надо чем-то
оправдывать свое существование. Не ценности сами по себе делают человека
злым, а злые люди особенно крепко хватаются за <соломинку> искусственных
ценностей. Не деньги порождают зло, а злое и недостойное упорно стремится
превратить деньги в единственное мерило всего и в том числе самого Добра.
Так Добро, оцениваемое деньгами, приобретает Зло в качестве судьи...>
Пока Петер так рассуждал, человечек выволок мешок и стал набивать его
даровым золотишком.
- Эй, приятель, не надорвись! - крикнули ему.
Человечек присел от неожиданности, потом резко кинул мешок на спину,
шагнул к двери. Но тотчас будто переломился, уронил мешок, схватился за
поясницу и упал на тротуар. Гримаса жестокой боли вывернула его лицо. И
вдруг в эту чужую боль со всех сторон покатился веселый хохот, понесся по
булыжнику, словно обезумевшая лошадь, впряженная в пустую подводу.
Оказывается, это может быть смешным, когда в руку нищему кладут
камень, когда человеку, умирающему от жажды, дают ложку уксуса.
Оказывается, это весело - подталкивать падающего...
Впервые за дни всеобщего счастья Петеру стало нехорошо. <Не предстоит
ли Штангелю открыть новую эпоху? - подумал он. - Не начнут ли обалдевшие
от достатка и безделья люди гасить равнодушие созерцанием страданий
ближнего?..>
И полезло в душу совсем уж несусветное для этого мира, где <Я> и
<Мое> всегда было на первом плане. <Могут ли принести счастье человеку
блага, не заработанные своим трудом, доставшиеся задарма?> - думал Петер и
удивлялся своим думам. Такое было под стать тем, кто живет на другой
стороне планеты, но никак не ему, свободному репортеру свободного
общества. Общества <полной демократии>. <Разнузданной демократии>, - вдруг
подумал Петер и снова удивился сам себе.
Его душу неостановимой волной начала заливать смутная тревога,
предчувствие какой-то неизвестной опасности...
И в этот момент небо над улицей погасло, словно кто-то внезапно
выключил солнце, и в кромешной тьме с далеким разбойничьим свистом
заструились к неведомому центру тонкие зеленые лучи...
СПАСИТЕЛЬ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА
Снова перед ним расстилался лунный пейзаж, похожий на гигантскую,
резко контрастную фотографию. И Земля ничуть не сдвинулась с места, и
солнечный диск все так же сверкал в вышине, будто был лишь деталью
неподвижной декорации, нарисованной раз и навсегда на все спектакли.
<Это всего лишь сон?> - устало подумал Петер.
- Вы недовольны? - услышал он знакомый металлический голос.
- Радоваться нечему. Кроме того, пора бы уж и домой. На Земле меня,
наверное, похоронили.
- На Земле вас ждут. Связь продолжается семнадцать земных минут.
- За семнадцать минут побывать и в аду и в раю?..
- В своих снах вы успеваете не меньше.
- Сны непроизвольны.
- И эти непроизвольны. Мы лишь помогаем логике вашей фантазии.
- Но зачем?
- Чтобы вы яснее представили себе перспективы и рассказали о них
людям.
<Каким образом?> - усмехнулся Петер. Он хотел сказать своему
таинственному собеседнику, что от тех, кого он знает, ничего не зависит, а
кто кое-что может, того непросто увидеть. Но голос опередил:
- Вы сможете увидеть всех, кого захотите. Для этого там, на Земле,
проглотите шарик, закройте глаза и положите руки на живот...
- Какой шарик? - спросил Петер.
Но ответа не последовало. Голубой ореол вокруг Земли начал гаснуть,
исчезли густые тени лунного ландшафта, а сияющий диск Солнца стал падать и
превратился в освещенный снаружи светлый люк иллюминатора.
Петер услышал голоса снаружи бака, встал со стула, шагнул к
иллюминатору. И тут почувствовал в руке что-то холодное и круглое,
напоминающее голубиное яйцо, только со свинцовой тяжестью.
<Проглотите шарик>, - вспомнил он последнее напутствие цвагов, сунул
его в рот, погладил языком странно податливую скорлупу и, борясь с
желанием куснуть, проглотил. Мелодичный звон поплыл издалека. Так звенит в
ушах полная тишина, когда тщетно напрягаешь слух. Звон приближался, звучал
свирелью, скрипкой, флейтой, контрабасом, наконец ударил громом и
оборвался. И снова Петер услышал голоса снаружи бака. В распахнутом
иллюминаторе виднелось лицо Мелены в потеках слез и круглые от любопытства
глаза Вонани.
Петер высунул голову в люк и стал вылезать. Был момент, когда он,
лежа животом на краю люка, вдруг почувствовал, что смертельно устал, и
закрыл глаза, представив себе маленькую комнатку Мелены, где так хорошо
отдыхалось от всех сует...
Когда он открыл глаза, то увидел, что лежит на кровати в комнате, о
которой только что подумал. Минуту он оглядывал стены, не веря видению.
Потом встал, прошел к окну, потрогал тяжелую гардину.
<С ума можно сойти от всех этих превращений!> - подумал он. И вдруг
вспомнил голос в тишине лунного мира: <Вы можете увидеть всех, кого
захотите>.
И внезапная радость охватила его. Стало быть, яичко-то непростое! Оно
делает мечту реальностью!
Петер закрыл глаза и снова представил себе сумрачную лабораторию с
большим старым баком посередине. И тотчас услышал голос Мелены:
- Хватит... не пущу... не могу больше! Тебя не было целую вечность и
опять ты как умер!..
Она вцепилась в него и повисла, обхватив плечи и руки.
Подошел белобородый Вонани, сверкнул какими-то бездонными, почти
безумными глазами.
- Опыт продолжался восемнадцать минут, - сказал он.
- Семнадцать, - поправил Петер.
- Мы надеемся услышать подробный отчет.
- Непременно...
Они вышли с Меленой в тихую ночь. Шептались липы над улицей. Луна
бросала мягкие тени. Где-то далеко с завыванием брехала собака. Земля
катилась своей вечной дорогой, и жизнь шла своим чередом. И никто не знал,
что очень скоро взорвется эта монотонность жизни и сенсации, каких не было
с сотворения, завалят мир развалинами или вознесутся башнями невиданных
городов. Никто еще не подозревал, что тихой жизни приходит конец.
...Помните ли вы, читатель, свой первый барабан? Мама просила:
<Перестань барабанить, дай отдохнуть>. А вы все не могли, в сотый раз
пробовали, как он звучит...
Вот и Петер, оказавшись дома, тотчас лег на кровать, зажмурился и
нажал себе на живот, как на пусковой клавиш. И очутился на городской
площади. Часы на башне показывали семь двадцать девять. Полицейский, как
всегда, ходил вокруг большой клумбы левкоев, помахивал дубинкой.
- Эй ты! - крикнул Петер. - Сорви цветочек!
Полицейский наклонил голову, как бык перед атакой.
- А то я сам сорву!
И он пошел по цветам на середину клумбы. Трели свистков тотчас
собрали толпу любопытных. Люди хохотали, любуясь, как полицейский бегал по
цветам за странным зеленым парнем, вытаптывая запретную клумбу.
Петеру это скоро надоело. Он закрыл глаза, вновь открыл их и увидел
знакомую люстру, шторы, встревоженное лицо Мелены.
- Что с тобой? Ты бредил, - сказала она.
- Ничего, дорогая, свари-ка кофе, а потом я тебе все расскажу. Мне
понадобится твоя помощь.
Мелена ушла на кухню, а Петер подумал, что теперь самая пора начать
выполнять миссию, возложенную на него цвагами. Он снова положил руку на
живот, закрыл глаза и очутился... в спальне самого главного в стране
<первого босса>.
- Как вы сюда попали? - испуганно спросил босс и будто случайно
наступил на качающуюся паркетину. Тотчас вбежали двое дюжих молодцов,
замерли у двери.
- Возьмите его, - сказал босс. - Выясните и доложите.
<Молодцы> кинулись на Петера, с деревянным стуком налетели друг на
друга и завертелись, стараясь схватить то, что им казалось Петером. Босс
выхватил из-под подушки дамский пистолетик и принялся стрелять во все
стороны. Вскоре один из телохранителей упал, а другой, наконец-то найдя
для себя настоящее дело, уволок его за дверь.
- Что будет дальше? - спросил Петер, снова оставшись наедине с
<первым боссом>. - Не дурите голову ни себе, ни другим. Со мной ничего не
поделаете. Меня не убить и атомной бомбой.
Последнее он придумал, ибо и сам не знал пределов своих возможностей.
Но простим ему эту маленькую ложь. Ведь он был газетчиком и, случалось,
даже не в таких чудесных ситуациях изображал живого слона там, где была
лишь одна дохлая муха. Он и прежде знал, что если желаешь в чем-то убедить
другого, хотя бы и в ложном, говори увереннее.
- Да, да, запомните хорошенько, вам от меня не избавиться даже с
помощью атомной бомбы. Так что лучше слушайте и запоминайте. Мое
требование: сегодня же вы официально призовете мир к уничтожению атомного
оружия. Не выполните - пеняйте на себя...
И он исчез. Но прежде чем вернуться к своей Мелене, Петер заглянул к
редактору <Ай-Люли>.
- Вам нужна информация, мне нужны деньги...
Но редактор был дока в своих делах. Он привык иметь дело с призраками
всякого рода, поэтому ничуть не удивился предложению.
- Если вы такой вездесущий, скажите, что сейчас делает моя дорогая
жена?
- Лежит в постели и пьет кофе с ликером.
Редактор снял телефонную трубку, позвонил жене и выяснил, что она
действительно еще лежит в постели и пьет кофе.
- Беру! - воскликнул редактор, обрадованный не столько уникальной
способностью Петера, сколько преданностью своей молодой жены. - Что вы
можете предложить для начала?
- Репортаж из интимной жизни <первого босса>.
Еще до того, как подпрыгнувший от изумления редактор успел опуститься
в свое кресло, Петер вернулся под теплое крылышко Мелены. Первое, что он
увидел, были ее большие испуганные глаза.
- Я не могла тебя добудиться. Ты был такой бледный и бредил.
- Поняла что-нибудь?
- Смеялся, говорил с кем-то. Что тебе снилось?
- Это не сон.
И Петер рассказал ей все о цвагах, о чудесном яйце, которое он
проглотил, и о новой способности путешествовать.
- Теперь я сам могу быть <Зеленым призраком>, - хвастался он. - Я
буду лежать тут и, не сходя с места, летать по миру в своем зеленом
облике. Я покажу людям их безрассудность и спасу человечество от
катастрофы. А ты будешь охранять меня тут и никого не впускать в комнату,
пока я не проснусь.
- А если ты будешь там, а что-то случится тут?
- Ты меня вызовешь. Сбросишь руку с живота, и все. Но не делай этого
без крайней надобности. Поняла?
Он похлопал себя по животу и услышал в ответ глухое ворчание. Будто
сидел там какой зверь и сердился за то, что его беспокоят.
- Ой! - испугалась Мелена.
- Не бойся, это у меня и прежде бывало...
Ей пришлось вызвать Петера из таинственного сна в тот же день. Как
только он после обеда отправился в очередное свое путешествие, в дверь
забарабанили с полицейской вежливостью. Ворвались четверо, скрутили Петера
и увезли.
Его бросили в глухую камеру без окон и с дверью о четырех запорах. Он
лег на топчан, положил руку на живот и сразу отправился с визитом к
<первому боссу>. Тот сидел в своем великолепном кабинете и грелся чаем в
обществе молоденькой секретарши.
- Вам, кажется, не хочется жить! - развязно сказал Петер. Он знал,
что такой тон больше всего действует на обывателей, привыкших надеяться
только на закон. - Почему вы приказали арестовать журналиста
Петера-Метера? Только потому, что я похож на него?
- Это сделано без моего ведома, - пролепетал босс.
- Старо. Начальники ссылаются на самоволие подчиненных, подчиненные -
на приказы свыше. Есть преступления и нет преступников... Немедленно
освободите журналиста.
Через десять минут в камеру к Петеру ворвались надзиратели, раздели
его догола и унесли всю одежду на исследование.
С этого момента босс потерял покой. Петер преследовал его всюду: в
кабинете, на заседаниях, в бронированных авто, в спальнях и даже в шкафу,
куда тот залез было, прячась от <Зеленого призрака>.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг