катился рядом с желтым шаром, словно хотел обогнать его. Потом они
окончательно исчезли в горах.
Тут на горной тропе застучали камни и послышались торопливые шаги:
к ним сверху, от замка, быстро шел председатель Колонтаев.
- Где твой... шедевр? - крикнул он еще издали. - Показывай, что он
может.
- А его нет.
- Как это нет?
- Убежал. За шаром погнался.
- Зачем же ты его отпустил?
- Ему еще учиться надо.
- Кому учиться? Роботу? Не смеши!
- Надо учиться, - упрямо повторил Ермаков.
- Да чему учиться? Воду качать? В огороде копаться? Обнорский сам
скажет ему, что делать.
- Обнорский? Пусть сам за собой убирает.
Колонтаев побледнел в гневе, но сдержался, не стал кричать и
ругаться.
- Ладно, потом разберемся.
Но теперь не сдержался Ермаков.
- Роботовладение тебе не напоминает рабовладение? - сказал он
запальчиво.
- Не злоупотребляй каламбурами.
- Это не каламбур, а печальная истина. Роботовладельческая
психология не слишком отличается от рабовладельческой. А мы,
соглашаясь, что одна позорна, даже преступна, по существу, утверждаем
другую.
- Робот не человек.
- Не о роботах речь... О роботовладельцах. Они-то люди. Их
разлагает эта психология, порождающая паразитизм. Роботы создавались
для освобождения человека от чрезмерно тяжелого, монотонного,
изнурительного труда, а не от всякого. Не от всякого!.. Вы тут создали
не Город высокой эстетики, а город бездельников, не умеющих трудиться
и презирающих труд...
Ермаков и еще бы говорил на эту тему, да Колонтаев как-то странно
вдруг посмотрел на него и, повернувшись, пошел, почти побежал по тропе
к замку. Оглянулся, крикнул издали:
- Ты сумасшедший! Тебя надо изолировать, пока чего-нибудь не
натворил!..
- Это они сумасшедшие, - сказал Ермаков Лене, обалдело смотревшему
на него. - Жизнь, какой они живут, ведет не к развитию человека, а к
деградации. Но беды научат. У кого трудовая наследственность -
вспомнят, выживут. Человек должен уметь все или хотя бы многое. И
ценить, любить это свое умение...
На душе было тошно. Не от жалости к несомненно обреченному Городу
эстетов. Ему вдруг подумалось: вирус паразитизма привезен с Земли.
Значит, он гнездится и там? Трудно поверить, что человечество не
справится с болезнью. Теперь он знал о ней и не мог успокоиться. Вот
какую весть пошлет он на Землю. Если, конечно, удастся наладить связь.
В этот день Ермакову не работалось. Ходил по берегу речки в
сопровождении молчаливого Лени и все думал, что теперь делать.
Обнорский и другие хотели доказать, что для творчества необходимы
особые, исключительные условия, даже отшельничество. Но еще
неизвестно, как будут приняты творения эстетов: не сиюминутные
восторги, а время выносит окончательные оценки. Пока же эксперимент
ведет к неожиданному для них результату. Хотя можно было предвидеть. В
глубокой древности похожий эксперимент поставила сама история.
Рабовладение привело к извращению подлинных человеческих ценностей, к
распаду общества. Но трудовая наследственность сказала свое слово,
создав в конце концов общественную формацию, где высшая ценность
человека - умение трудиться - стала высшей ценностью общества...
И тут он увидел прямо перед собой еще один огненный шар,
небольшой, размером с кулак. Шар, будто мячик, отскакивал от камней со
звуком легких шлепков. Но прыгал не как попало, а устремляясь в одну
сторону, вверх, в гору.
- Словно зовет за собой, - сказал Ермаков.
- Как в тот раз, - откликнулся Леня.
И тут Ермаков испугался. Куда зовет шар? Туда же, в скалы? Чтобы
показать разбившегося робота?!
Дорога была та самая. Вот и угол скалы, за которым обрывалась
пропасть. Шар вспыхнул - и скрылся из глаз. Ермаков остановился,
подождал Леню. Вдвоем они осторожно пошли вперед. Увидели, как желтый,
зыбучий, словно шаровая молния, огненный проводник сорвался с обрыва и
полетел по снижающейся дуге к центру долины, простиравшейся глубоко
внизу. Там, куда он летел, искрилось множество огненных точек. Они
слипались в шар, и шар этот, уже Огромный, как дом, все продолжал
расти, переливаясь всеми цветами - от ярко-малинового до
ярко-оранжевого. Потом он стал ярко-голубым и, все накаляясь,
превратился в ослепительно белый. И вдруг тонкий прозрачный луч
выметнулся из его середины, вонзился в блеклую пустоту неба.
Теперь накалялся этот луч, а шар стал бледнеть, растворяться и
наконец совсем исчез. Всплеснулось какое-то сияние на том месте, где
он был, донесся далекий то ли вздох, то ли стон, и все исчезло. И
ничто не напоминало о загадочном феерическом действии, только что
разворачивавшемся в долине.
- Что это было? - прошептал Леня.
Ермаков не ответил. И вдруг увидел внизу движущийся в их сторону
желтый шар, бегущий стремительно и как-то странно, прыжками, словно
его смертельно напугало происходившее в долине. Потом Ермаков
разглядел, что это вовсе не огненный шар, а какой-то рыжий зверь,
странно круглый, многоногий...
- Это же наш робот! - воскликнул Леня.
Теперь Ермаков и сам видел, что это робот, только какой-то
нарядный, блестящий позолотой. Достигнув обрыва, он не остановился, не
побежал в сторону, а быстро, словно муха, полез по отвесной скале,
цепляясь за ее неровности острыми шипами ног. Потом вылез на площадку
и свирепо блеснул всеми четырьмя глазищами.
- Это ты, создатель? - сказал он. И тут же как бы обмяк.
- А если бы не я?- спросил Ермаков.
- Я потерял к людям доверие.
- Терять можно то, что имеешь. Откуда ты знаешь людей?
- Мне говорили. - Робот махнул рукой-щупальцем в блеклое небо. -
Когда я еще не умел двигаться, но уже все понимал, приходил шар,
объяснял, что люди, которым я должен помогать, обречены, и лучше, если
они поймут это раньше. Но программа внушала мне, что нужно всегда
помогать людям. Теперь я знаю; и помощь бывает во вред.
- Значит, эти шары... живые?
- Да. Они изучали вас, но вы оказались недостойны контакта.
Ермаков зажмурился. То, о чем он смутно догадывался, оправдалось.
Мы в своей самонадеянности не догадываемся, что сами, в каждом своем
желании и деянии, можем оказаться объектом исследования. Даже эстеты с
их обостренными чувствами ничего не заметили. Или они, так сказать,
видят только самих себя?
- Недостойны? - с трудом выговорил Ермаков. - Все люди?
- Кроме тебя, создатель. Но ты в этом обществе ничего не решаешь.
- Здесь не все общество. Это лишь частица, к тому же не лучшая.
- Частица - отражение целого. Так они говорят. Болезнь,
угнездившаяся в одной части тела, незримо присутствует и в других. Вы
недостойны контакта...
- А ты? - вдруг рассердился Ермаков. - Ты, созданный нашими
руками, вобравший в себя наши мысли и желания?..
- Я был нужен, чтобы сообщить решение. Они этого хотели.
- Значит, собираются вернуться?
- Возможно. Но это будет не скоро.
- Ну хоть так, - облегченно вздохнул Ермаков и посмотрел на Леню,
вытянувшегося, напряженно ловившего каждое слово. - Слышишь, Леонид?
Ждать придется тебе.
- И мне, - откликнулся робот.
- И вам, - сказал Леня.
- Ну что ж, - медленно проговорил Ермаков. - Я... постараюсь.
Теперь ему было легко. Он знал, что ему делать. Не только сегодня
и завтра, но и через год, и через десять лет. Ему предстояло сделать
все, чтобы таких, как Леня, не коснулся паразитизм роботовладения,
чтобы они не только много знали, но и многое умели, не только мечтали,
но и делали. Делали своими руками. Через руки приходит к человеку
уверенность в себе, нравственность, гордость и достоинство. Лишь через
руки, умеющие делать все. Теперь он, Ермаков, будет самым яростным
глашатаем радости и простого труда. Потому что теперь он, как никогда,
знает: мало твердить о будущем в наших мечтах, в наших сердцах.
Светлое будущее становится реальностью, когда про него можно сказать,
что оно - в наших руках...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг