заучивать два-три десятка новых иероглифов - только при таком темпе можно за
четыре года накопить необходимый переводчику запас лексики. Поскольку это
довольно серьезная нагрузка, она договорится с командованием роты о том,
чтобы в наряды их ставили только в выходные дни, дабы курсантам не
пропускать занятия.
Парни отвесили челюсти. Нет, вы поняли? Вот так позаботилась - ну прямо
мама родная. Единственный выходной - и тот псу под хвост. Точнее, китайскому
дракону. Звездец, парни. Иппон! Чистая победа.
Так началась бесконечная борьба с языком древних мудрецов и отморозков
- хунвэйбинов, без перерывов и тайм-аутов. Во чи фань, фань чи во. То ли я
ем эту бесконечную кашу иероглифов, то ли она ест меня. Даже стоя в наряде
по роте, по ночам, пристроив рабочий черновик на тумбочку дневального,
курсанты корпели, вымарывая страницу за страницей заучиванием новых
иероглифов - каждый иероглиф требовалось написать не менее десятка раз для
того, чтобы он пристроился в памяти, обитающей, казалось, не в голове, а в
кончиках пальцев. Дежурные по роте на такое разгильдяйство смотрели сквозь
пальцы: да, не положено дневальному отвлекаться, да уж ладно - и так люди
судьбой обижены. К тому же, многие дежурные сами были курсантами китайских
групп. Правда, мелкий коренастый Серега Колдин, заработавший в первые же дни
занятий китайское прозвище Цунь (вершок) свой втык поимел.
Второй час ночи. Полторы сотни парней спят сладким субботним сном -
надо сказать, спят довольно тихо: храпеть и бормотать во сне в казарме
отучаются быстро. Дневальный Серега, стоя у тумбочки с телефоном, стойко
борется со сном и очередным домашним заданием. Камнем преткновением
становятся слова "цзо" (левый) и "еу" (правый). Серега их постоянно путает.
Отчаявшись, он вытаскивает из ножен штык-нож и принимается перебрасывать его
из одной руки в другую, приговаривая: "цзо-еу, цзо-еу...". Постепенно
увлекается, забывает про этот долбанный язык и начинает выписывать ножом
немыслимые кренделя, любуясь на себя в большом зеркале со строгой надписью
"Заправься!". Где он этих приемов насмотрелся - загадка, во всяком случае,
на занятиях по физо ничего подобного курсантам не давали. Скорее всего, тут
имела место импровизация.
Понятное дело, вскоре он увлекается, тяжелый нож вырывается из его рук
и летит в сторону, с грохотом приземляясь на дощатый пол. Казарма чутко
реагирует скрипом коек и неясным бормотанием. Серега на цыпочках (это в
сапогах-то!) бежит к вверенному вооружению, суетливо вытаскивает его из-под
чьей-то кровати и опрометью кидается назад. Через пять минут пресловутое
шило в одном месте дает о себе знать и ситуация повторяется.
После третьего раза из каптерки появляется старшина - несмотря на
поздний час, одетый по форме, и любопытствующий, что за херня здесь
происходит. Ничтоже сумняшеся, Серега не придумывает ничего умнее, как
выдать абсурдную версию: дескать, отчищал ножом тумбочку и вот, уронил
нечаянно. После неплохо проведенного увольнения старшина был в благодушном
настроении, и скорее всего, готов был отпустить незадачливому
салаге-дневальному его вольные и невольные прегрешения, но из темноты
кубрика вдруг раздался голос Ауриньша:
- Товарищ старшина, не так. Курсант Колдин выполнял ножом какие-то
упражнения, стоя перед зеркалом. Он не удержал нож, и нож упал. Так было три
раза, - наверное, примерно так же обстоятельно и невозмутимо докладывали
красные латышские стрелки об измене товарищей по партии.
Оба-на. От такого простодушного предательства обалдел даже сам
старшина. Какие-то мгновения в его душе шла борьба между солдатом (кем, по
сути и являлся в настоящее время Фомин) и офицером (кем ему предстояло стать
почти через год). Схватка окончилась боевой ничьей, в результате каковых и
рождаются Соломоновы решения:
- Значит, так. Колдин - несешь службу до четырнадцати часов. В
четырнадцать - сменяешься, четыре часа на подготовку к наряду и заступаешь
по новой. Ауриньш - наряд вне очереди за разговоры после отбоя, заступаешь
вместе с ним. Вопросы? Свободны!
Глава 4. В жизни всегда есть место подвигу
Что из себя представляет армейский сортир? В общем, ничего особенного:
пара писсуаров с неизменными плавающими окурками, да четыре кабинки без
дверей, оборудованные унитазами типа "Генуя" - их вы могли видеть в
привокзальных бесплатных туалетах. На гвоздях, торчащих из стен кабинок -
обрывки окружной газеты "Ленинское знамя", или попросту, "Гальюн таймс".
Особенность тут всего одна - эти четыре кабинки предназначены для
обслуживания полутора сотен здоровенных парней, которые не дураки пожрать и
запорами отнюдь не страдают. Делите полтораста на четыре - арифметика
простая.
- Ну что, Марик, дозвезделся? - сочувственно вздохнул Цунь, уныло
обозревая поле деятельности, - Черт тебя за язык дернул, уставник хренов...
Чудовище по имени Рота добросовестно изгадила санузел и теперь сладко
посапывала, набираясь сил перед очередным учебным днем. Из когда-то белых
унитазов высились горы смердящих сталагмитов всевозможных оттенков
коричневого цвета. Измятые обрывки газет не помещались в пластмассовых
корзинах и щедро устилали внутренности кабинок и пол сортира вперемешку с
окурками и плевками. Фигня эти ваши авгиевы конюшни, товарищи древние
греки...
Дневальные Ауриньш и Колдин приступили к наведению порядка. Согласно
многолетней традиции, в наряд по роте заступали двое первокурсников, один
второкурсник и один третьекурсник - дежурным по роте. Согласно той же
традиции первокурсникам для наведения порядка доставались "дембельские
объекты" - туалет и умывальник. По ловко брошенному Колдиным жребию туалет
достался Маргусу. Измотанный предыдущим нарядом, Цунь уже даже и не злился
на этого придурка - из всех чувств осталась только усталая тоска.
- Ну, что. Технология этого дела простая, - тоном усталого ветерана
начал он делиться боевым опытом, - Будешь смывать говно - все сразу не
смывай, ты частями, частями: а то забьется - затрахаешься пробивать. Потом
берешь кирпич вон там, в загашнике, фигачишь его гантелей в порошок. И этим
порошком херачишь все очки, чтоб горели, ясно? Ну и чтоб все остальное чисто
было, - махнул он рукой, - Э, еще дежурный с доклада вернется -
заинструктирует. Давай, короче, начинай помаленьку - времени много, вся ночь
впереди... - и он удалился в умывальник походкой, исполненной достоинства:
умывальник - это уже ранг повыше, почетнее...
В умывальнике он уютно устроился на широком подоконнике, со вкусом
раскурил заначенный "бычок" и предался глубокомысленным размышлениям на
тему: какая падла скоммуниздила шланг, каковым было так удобно отмывать
плиточный пол? И сколько теперь уйдет времени на то, чтобы проделать эту
работу с помощью ведра и тряпки? О ждущих чистки двадцати раковинах с
кранами он суеверно старался не думать. Сидеть на подоконнике было славно,
покойно. Мягким текучим свинцом наливались веки, чугунела голова. Окурок
выскользнул из ослабевших пальцев и прощально пшикнул на мокром полу. Да и
хрен с ним... С бычком этим...
- Сергей! - кафельные стены гулко отразили негромкий голос Ауриньша, -
Они не горят...
- А? Чего? - вскинулся Цунь и помотал головой, просыпаясь, - Чего не
горит?
- Очки не горят, - виновато пояснил Маргус, тиская мокрую тряпку, - У
меня не получается...
- "Не получа-ается"... - презрительно протянул Цунь, слезая с
подоконника, - У всех получается, только у него одного не получается!
Интеллигент хренов. Пошли, покажу, фиг с тобой. Наберут детей в армию... - с
удовольствием проворчал он, шагая к туалету и скрылся за дверью.
- С-сука! - донесся вдруг из-за двери его сдавленный стон. Маргус
кинулся следом.
- Сергей, что случилось?
- Что случилось?! Ты что, блин - в натуре дурак, или прикидываешься?! -
Серегин взгляд беспомощно метался:
- по белоснежным, словно только что с завода, фаянсовым изделиям;
- по лучившимся хирургической чистотой кафельным стенам и плиточному
полу;
- по вымытым (!) стеклам и свежевыкрашенным (!!) рамам и кабинкам.
Даже запах теперь здесь витал - отнюдь не сортирный. Такой запах вполне
подошел бы для новенькой квартирки сказочных молодоженов. Чистотой пахло,
свежестью и только что законченным, любовно сделанным ремонтом.
- И сколько же ты тут мудохался? - тоскливо глянул на часы Колдин.
Небось, подъем скоро... Не понял. Даже часа не прошло. Часы встали, что ли?
- Ты сказал: чтоб чисто было, и я сделал, - осторожно проговорил
Маргус, - Плохо, да?
- А краску-то ты где откопал, чмо ты дюралевое? - продолжал горевать
Цунь.
- Там, в "загашнике". Под тряпками нашел. Я подумал - окна тоже
покрасить хорошо, они совсем некрасивые стали, - оправдывался бедный киборг,
- А очки не горят. Я сколько ни пробовал - никак.
- А как ты пробовал? - начал приходить в себя Колдин, - Покажи!
- Вот, смотри... - склонился над унитазом Ауриньш, - Как ты сказал...
Он сыпанул на мокрый фаянс пригоршню кирпичного порошка и принялся
стремительно растирать его тряпкой, свернутой тугим жгутом. Впрочем,
"стремительно" - не то слово. Рука киборга двигалась с такой скоростью, что
казалась размытой. Запахло горелым.
- Вот, - остановился Маргус, - тряпка гореть начинает, а очки - нет.
Только в одном месте чуть-чуть оплавилось, и все. Я не знаю, как сделать...
- Ладно, угомонись, - вздохнул Цунь, - И так сойдет...
Маргус выбросил обугленную тряпку в мусорный ящик с кривоватой надписью
"Make me empty", ополоснул унитаз, вмиг засиявший снежной белизной и
осторожно спросил:
- Сергей... А почему ты рассердился?
- Почему, почему... По кочану, блин! Ты что - не врубаешься?!
- Нет... Не врубаюсь.
- Ну ептыть, Маргус!.. Сейчас дежурный глянет на твое очко и на мой
умывальник, и что? Задерет меня по самые помидоры! Скажет: чтоб так же было!
Да я же сдохну в этом умывальнике... - всхлипнул Цунь от жалости к себе.
- А ты разве так не сможешь? - искренне удивился Маргус.
- Да я же не железный, как некоторые! - Цунь уже готов был дать в морду
этому недоумку.
- Ну... если разрешишь, я могу тебе помочь, - нерешительно предложил
Ауриньш, - Это не будет являться нарушением дисциплины?
- Не будет являться, - быстро успокоился Цунь, - Ладно, уговорил.
Короче, смотри, что тут сделать надо...
Полчаса спустя Цунь скромно, но с достоинством доложил дежурному по
роте о том, что порядок на вверенных объектах наведен.
- Че-го?! - оторопел от такой наглости дежурный, - Ты? Мне? Хочешь
сказать? Что уже все отхерачили?!
- Так точно, товарищ сержант, - ответствовал Колдин тоном Курчатова,
докладывающего Сталину о создании атомной бомбы, - Все сделано, разрешите
представить?
- Ах ты, мой хороший! - расплылся в каннибальской улыбке сержант, - Ну,
идем, солнышко, идем... - и, облизываясь, дежурный проследовал в санузел,
предвкушая скорую расправу над оборзевшей салажней. Цунь скромно шагал
следом - а что такого, ничего особенного, ну, навели порядок, подумаешь...
Из санузла сержант выплыл с отвисшей челюстью и воззрился на дневальных
растерянным взглядом.
- Ну ни хера себе вы гиганты! - наконец, выдохнул он.
Колдин скромно сиял. Ауриньш соображал: хвалит их дежурный, или
наоборот?
- Так, я не понял - почему порядок не наводится? - возник из коридора
старшина, страдающий ранней бессонницей.
- Да уже навели, в общем, - быстро вышел сержант из ступора, - Я
проверил: кое-где еще недостатки устранят, а так - ничо, потянет.
- Д-да? - язвительно глянул на него Фомин. Дескать, добер ты больно,
сержант, дешевый авторитет хочешь заработать у желторотиков...
С этой мыслью он шагнул в туалет. Да там ее и оставил. Но все же
самообладание у Фомы было, чего говорить.
- Ну что, студенты - будем считать, реабилитировались, - снисходительно
изрек он, - Бардака еще много оставили, но вообще стараетесь, вижу.
- Так требую же! - весело возмутился дежурный. Дескать, успех
подчиненного - в первую очередь заслуга командира.
- А как же, - тонко ухмыльнулся Фомин, - У успеха отцов до фига,
знаем... Ауриньш!
- Я! - вытянулся Маргус.
- Первый раз в наряде?
- Так точно.
- Внеочередное увольнение тебе от меня, молодец.
- Ну дык ептыть, моя же школа, товарищ старшина! - нагло встрял Цунь.
Каким-то образом он уже начал просекать, что скромность и карьера - понятия
несовместимые.
- А тебе еще надо наряд до конца дотащить без залетов, понятно? Ладно,
если до смены все у вас будет нормально - оба в субботу в город пойдете.
Завтра перед строем объявим.
И, не сговариваясь, чумазые и пованивающие тем, чем должны пованивать
дневальные после уборки сортира, парни вытянулись и гаркнули искренне и
вдохновенно:
- Служим! Советскому! Союзу!
Глава 5. Кабальеро
Надо представлять себе, что такое увольнение для первокурсника девятой
роты. По уставу разрешается отпускать в увольнение одновременно не более
трети личного состава подразделения. В роте четыре курса. Вопрос: кто больше
нуждается в увольнении? Старшекурсник, которому и... ну, скажем, в
библиотеку сходить надо - для курсовой работы материал подобрать, и невесту
присмотреть пора - выпуск не за горами, и к относительно вольной офицерской
жизни пора уже помаленьку привыкать, да и вообще - он что, в свое время в
казарме не насиделся? Или балбес-первокурсник, который в город ходит только
для того, чтобы в пельменной пожрать до отвала (будто его, паразита, в
училище не кормят!), да по своей лопоухости попасться патрулю с нарушением
формы одежды или с кружкой пива в тощей лапке - обеспечив тем самым
командира внеплановым клистиром? Поэтому в увольнение заслуженно ходят
преимущественно старшекурсники, отдавая желторотикам на растерзание свой
ужин - они и тому несказанно рады. Словом, легче представить бомжа в
"кадиллаке", чем первокурсника девятой роты в увольнении.
Можно себе представить, к а к готовились Цунь с Маргусом к этому
событию. "Войну и мир" читали? Сборы Наташи Ростовой на первый бал помните?
Так вот ерунда эти сборы по сравнению с подготовкой первокурсника к
увольнению.
... До построения увольняемых еще полчаса, а два счастливчика уже тихо
сияют, не смея присесть, дабы не помять парадных брюк, отутюженных до
фанерной твердости. Цунь одолжил у кого только можно кучу значков,
расторговав свое масло на две недели вперед и самодовольно косился на грудь,
увешанную наградами, почти как у генсека-бровеносца. Китель Маргуса был
девственно чист.
- Ну ты ваще, Марик! - критически оглядел его Колдин, - Что, ни одного
знака найти не смог?
- А зачем? - не понял Ауриньш, - Мне еще ничего не давали.
- Уй, да ладно! Офигенно честный, что ли? - поморщился Цунь, - На вот,
хоть моего "разника" нацепи! - он великодушно достал из тумбочки свой знак
парашютиста со скромной единичкой на подвеске (себе он уже привинтил
почетный знак "парашютист-отличник" с накладной цифрой "50", одолженный у
Мамонта за две пайки масла и воскресные яйца).
- Я еще не прыгал, так нельзя, - скромно отверг Маргус щедрый дар.
- Да фигня какая, прыгнешь еще! А то что такое: десантник - и без
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг