Николай Рубан
Бирюлевские чудеса
Пролог
Кто пишет сказки? Когда как. Иногда их пишут знаменитые писатели, а
иногда сказки начинают писать люди, которые никогда этим раньше не
занимались, а были серьезными учеными, умелыми мастерами, искусными врачами
- да кем угодно. А еще раньше сказки складывали люди, которые вообще не
умели ни читать, ни писать. Но это не значит, что написать сказку - совсем
простое дело. Даже не всякий настоящий писатель сможет сделать это. И вовсе
не потому, что ему это неинтересно, или у него маловато таланта.
Просто не каждому человеку случается повстречаться с жителями
сказочного мира. А как писать о тех, кого не видел сам? Ведь не сможешь
написать книгу о летчиках или моряках, если сам не знаком с ними. Так же и с
героями сказок. А вообще-то встречаться с ними доводилось многим (возможно -
и вам тоже!), да это и не удивительно: ведь сказочный мир, в котором живут
герои сказок, находится совсем рядом с нaми. Умные ученые и
писатели-фантасты давно это открыли и даже дали этому миру свое название -
"параллельный мир". В общем-то, они правы, но все-таки в главном они
ошибаются, когда утверждают, что наши миры никогда не пересекаются, как не
пересекаются параллельные линии.
Еще как пересекаются! Только вот где и когда - точно не знает никто. И
что досаднее всего - человек может случайно пересечь невидимую тонкую грань,
разделяющую наши миры, и оказаться в том - параллельном, сказочном. А потом
вернуться обратно, так ничего и не заметив. И все оттого, что люди сейчас
очень часто озабочены своими проблемами и разучились смотреть вокруг себя и
замечать чудеса.
А может быть, люди часто не замечают сказочный мир потому, что он очень
похож на наш?
В Древней Руси люди жили у дремучих лесов, на берегах рек и озер. Они
ловили рыбу, охотились, смело сражались с захватчиками, очень любили плясать
и петь веселые песни. И герои русских сказок были похожи на них: веселые
лешие, смелые витязи, хозяйственные домовые, проказливые кикиморы и грустные
красавицы русалки.
А вот в городах средневековой Европы люди жили в каменных домах с
глубокими мрачными подвалами и высокими таинственными башнями. В те давние
времена люди не умели еще лечить такие страшные болезни, как чума или оспа,
и от этого вымирали не то что целые города, а даже целые страны. А
священники пугали людей ведьмами и колдунами и могли сжечь человека на
костре за что угодно. Хотя бы за то, что он приручил лесную птицу, или
изобрел телескоп, или просто сочинил веселую песню про глупого и жадного
монаха. А называлось это "инквизиция". Поэтому и герои сказок того времени
были такими жутковатыми: злые или несчастные привидения, жестокий барон
Синяя Борода да кровожадные людоеды всех мастей.
В американских сказках зайцы и лисы становятся лихими ковбоями, а коты
и мышата - эстрадными певцами и неплохими бизнесменами. В сказках народов
Африки обезьяны выращивают сладкую картошку батат и продают ее на рынках, а
в китайских сказках бамбуковые мишки панды сдают экзамены на должность
государственных чиновников.
Видите, как этот мир похож на наш? Ну и, конечно, в этом параллельном
мире есть своя параллельная Москва. А в этой параллельной Москве - свое
параллельное Бирюлево. А в нем - самые обыкновенные параллельные школы. И
кроме обычных учеников, в них учатся еще и дети сказочных героев.
Учатся они в самую последнюю смену, когда учителя и ученики расхoдятся
по домам, после того, как уборщицы наведут порядок и выключат свет. Одним
словом, ночью. А что удивительного? Все знают, что ночь - самое сказочное
время.
И вот однажды, в одну прекрасную ночь (чуть былo не сказал: "в один
прекрасный день"), во дворе одной из обыкновенных школ, каких в Бирюлеве не
одна и не две, - в одну прекрасную ночь первого сентября собрались сказочные
первоклассники. Ночь была тихая, теплая, ласковый ветерок шелестел листьями,
которые совсем еще не собирались желтеть, а в небе мерцали пушистые звезды,
и им совсем не мешал свет уличных фонарей.
Первым из первоклассников пришел мальчишка, одетый в парадную флотскую
форму - белоснежную голландку с широким синим воротником, новенькую
тельняшку и широкие флотские брюки. Эти роскошные клеши были отутюжены так,
что казались отлитыми из черной пластмассы. В петлях брюк плотно сидел
широкий ремень с латунной пряжкой, которая сияла, как маленькая Луна. Ранец
мальчишка держал в руке, потому что боялся помять им свой замечательно
отглаженный воротник. Этого мальчишку звали Киль.
* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *
Глава первая. Киль
Может быть, это имя и покажется кому-то странным, но для морских
гномов, сыном одного из которых был мальчик, это имя - самое обычное. Среди
корабельных гномов вы можете встретить и Марселя Топовича, и Чопа
Контрфорсовича, и Брашпиля Секстановича и еще многих других. Их имена могут
означать названия корабельных приборов, частей такелажа или рангоута - одним
словом все, что связано с морем и кораблями. А имя Киля означало не только
часть судна. Если вы интересуетесь географией, то без труда сможете найти на
карте еще и портовый город у Балтийского моря с таким названием. Так что имя
у Киля Марсельевича (так по-взрослому) было самое подходящее.
О корабельных гномах вы уже наверняка слышали. Они существуют с тех
пор, как появились первые парусники и все это время плавают на них и
помогают морякам в их трудной работе. А работы у корабельных гномов - хоть
отбавляй. Надо вовремя замечать все самые маленькие течи в трюмах и быстро
их ликвидировать, надо воевать с крысами, которые грызут в трюмах все подряд
- от сухарей до запасных парусов, надо следить за тем, чтобы не заснул во
время ночной вахты какой-нибудь молодой рулевой (а если такое случится, то
незаметно пощекотать его, чтобы разбудить), - да разве все перечислишь!
Сейчас корабельных гномов стало гораздо меньше, чем раньше - на
современных кораблях, среди железа и гула машин, среди локаторов и
компьютеров гномы чувствуют себя неуютно и чаще всего уходят на пенсию
вместе со своими парусниками, потому что новые парусники сейчас строят все
меньше и меньше.
Но Килю повезло. Его папа, корабельный гном Марсель Топович, служил на
знаменитом четырехмачтовом барке "Крузенштерн", на котором проходят практику
курсанты - моряки, будущие капитаны и штурманы. Этот парусник (между прочим,
самый большой в мире!) - прочный, надежный, - верно служит, и еще будет
долго служить людям.
Вырос Киль в трюме "Крузенштерна" и, несмотря на свои семь лет, был уже
заправским моряком. Он плавал как дельфин, стремительно вязал самые сложные
морские узлы, выучил семафорную флажковую азбуку чуть ли не раньше, чем
обычную, нoсил гордое звание юнги и уже дважды обошел на своем любимом
"Крузенштерне" вокруг света.
Кроме всего прочего, он еще знал по нескольку десятков слов на разных
языках - ведь в портах всех стран есть такие же гномы - мальчишки, с
которыми Киль изредка дрался, но чаще всего мирно болтал или играл в футбол
или в те игры, в которые играют портовые мальчишки разных стран.
Самым несчастливым днем в жизни Киля был тот его день рождения, в
который Килю исполнилось семь лет, потому что это означало прощание с морем.
Все уже было давно решено, спорить с папой или упрашивать его было
бесполезно. Воля у папы Марселя Топовича была настоящая, морская - твердая и
несгибаемая, как якорь. "Раз мальчику исполнилось семь лет - он должен
учиться, и прекрати немедленно реветь, тысяча дохлых медуз! Если хочешь быть
настоящим моряком, то должен понимать, что уметь вязать узлы и бегать по
вантам сейчас мало! Хочешь таким же неграмотным быть, как дед Сардиныч,
который даже слово "компьютер" выговорить не может? Отставить слезы, юнга!
Ну все, все, сынок... Думаешь, мне без тебя сладко будет? А что поделать,
без науки сейчас в море делать нечего..."
Приглашенные на день рожденья Киля корабельные гномы сидели, прячa
глаза. Конечно, они все понимали, но все же им до слез не хотелось
расставаться со своим ловким, расторопным, веселым юнгой. Так вот и
получилось, что в очередное плавание "Крузенштерн" ушел без юнги, а сам
Киль, глотая слезы, поехал к своей бабушке в Москву. Точнее, поплыл, ведь
как известно, Москва - порт пяти морей, и приплывают в нее суда и с Балтики.
Бабушка Киля, Анастасия Кузьминична, или просто баба Настя, происходила
из старинного рода домовых, которые жили в доме земского врача Шустраго -
Боборыкина еще в те времена, когда Бирюлево было еще просто подмосковной
деревней. У бабы Насти была уютная квартирка на чердаке одного из домов
недалеко от станции "Бирюлево - пассажирская", она долго работала ночной
дежурной в детской поликлинике, а теперь вышла на пенсию.
Киля она нежно любила, ужасно переживала, что "бедный мальчонка все по
морям шастает" и была несказанно рада, что наконец-то любимый внук оказался
рядом. И можно теперь не просыпаться от страха за него среди ночи и лежать
без сна до самого утра, глотая валерьянку, а наоборот - можно теперь и
похвалиться перед соседками - мол, какой у меня внучек ладный да послушный
подрастает. И есть теперь для кого печь пирожки и плюшки, и вообще, есть
теперь кого любить и о ком заботиться.
В первые дни она страшно переживала за Киля - как бы он не попал под
машину или велосипед, как бы его не сцапала какая-нибудь собака, которых в
Москве неисчислимое множество, да вообще, как бы не заблудился ребенок!
Но волновалась баба Настя совершенно напрасно. Дисциплине Киль был
обучен на флоте и переходить дорогу на красный свет считал разгильдяйством,
непростительным даже для салажат. Собаки Киля совершенно не обижали, и даже
злющий бультерьер Бакс, которого боялись как огня все собаки в округе, при
первой встрече с Килем (а были они почти одного с ним роста), вначале
вытаращил свои узкие глазки (и как ему только это удалось?) и озадаченно
почесал задней лапой за ухом. Лапа у Бакса была кривая и короткая, чесать ею
за ухом было явно неудобно.
- Что, дружище - трудновато? - спросил его дружелюбно Киль. - Давай
помогу, что ли, - и смело почесал несчастное Баксово ухо, отчего пес завилял
хвостом и развесил слюни от удовольствия.
С тех пор при встрече с Килем Бакс весело бежал ему навстречу, изо всех
сил вилял своим хвостом, похожим на сосиску и тут же подставлял Килю свое
ухо - почесать. А разговорились они позже. Дело в том, что Бакс родился в
каком-то английском питомнике, долго жил в Лондоне и по-русски не понимал ни
бельмеса. А Киль, как вы помните, по-английски болтал вполне сносно, потому
что английский - международный морской язык. Киль, кстати, и начал учить
Бакса русскому языку, но об этом - позже...
И заблудиться Киль не мог. Он отлично ориентировался по звездам, а если
небо было закрыто облаками, брал с собой маленький компас, который смастерил
ему на "Крузенштерне" гном Кальмарян. Да он и не уходил далеко от дома.
Любимым местом Киля стал небольшой пруд недалеко от станции. Конечно, это
было не море и даже не нормальное озеро, но все же...
У пруда были бетонные берега, в воде плавали банки из-под пива,
пластиковые бутылки-торпеды и прочий мусор, но все равно Киля тянуло сюда.
Он отправлял в плавание кораблики, которые мастерил дома, старался не
обращать внимания на горластых лягушек, наблюдал за серебристыми мальками,
которые подплывали к поверхности воды, чтобы порезвиться в лунном свете и
отчаянно тосковал по морю. Возле этого пруда он и познакомился с Юлей.
Юля
Юля была русалочкой. Сколько она себя помнила, она жила в этом самом
пруду со своей мамой Викой, и считала себя коренной москвичкой. Что это
означает, она толком не понимала, но мама всегда называла себя так в
разговорах с другими русалками, и эти слова "коренная москвичка" мама
произносила с неизменной гордостью. Еще мама с гордостью говорила, что
раньше она жила на Чистых прудах, но... В общем, что-то там не сложилось с
бабушкой Адой ("свекровью", как ее называла мама) и - "как обычно - развод,
размен... Ну, вы понимаете..." Соседки понимали и сочувственно кивали. Юле
эти разговоры, честно говоря, были неинтересны. Куда интереснее было
поиграть в пятнашки с мальками пескарей, понянчить потешных
пузанов-головастиков (жалко только, что они быстро вырастали, становились
нахальными дылдами-лягухами и делали вид, что считают ниже своего
достоинства дружить с какой- то девчонкой, хотя совсем недавно плавали за
ней, как хвостики).
А еще можно было подразнить сердитого жука-плавунца Пузыря, сплести
гамак из водорослей или поиграть среди зарослей водорослей в джунгли вместе
со своими подружками-русалочками Дашей и Аней. Правда, они часто вредничали,
и не хотели быть обезьянами, когда была их очередь.
На берег Юля выходила только по ночам - это ей наказала мама
строго-настрого. И поначалу - только с ней или с соседкой. Потом отпускала и
одну, "но только недолго, смотри у меня!". Юля и сама понимала, что надо
быть осторожной, мало ли... Правда, один раз Юля нарушила этот строгий
запрет, но что было делать? Однажды вечером она вынырнула среди веток ивы,
которые свисали над самой водой и, прячась в узких листьях, посмотрела на
берег. Там кто-то громко кого-то ругал. Юля подплыла поближе, прислушалась,
и ей стало страшно.
- Корова безмозглая, ну что теперь с тобой делать, а?! - визгливо
голосила толстая тетка, встряхивая за плечи худенькую девочку в коротком
платьице и дырявых колготках. - Ну как ты умудрилась ключ-то потерять,
паразитка?! Ну на шею же тебе повесила, специально, чтоб уж если потеряешь,
так чтоб вместе со своей башкой тупорылой! И то умудрилась!..
- Мамочка... - всхлипнула девочка, не поднимая глаз, и беспомощно
теребя подол платьица.
- Ну что - "мамочка" ?! Что - "мамочка"?! Пять лет уже мамочка, пропади
ты пропадом... Теперь замок менять придется по твоей милости, овца безрогая,
ну где я на тебя денег-то напасусь, дура такая!
"Мамочка!" - ахнула про себя Юля, - так это - ее мама?! Такого ужаса
она и представить себе не могла. Ну, случалось, что и ей влетало от мамы за
какие-нибудь проделки, но если мама и начинала ругать Юлю всерьез, то вскоре
сама расстраивалась, и начинала плакать, и тогда Юле становилось нестерпимо
стыдно, что она довела маму до слез, и, обняв маму, она сама разражалась
громким ревом, после чего наступало примирение. И уж совсем невозможно было
представить, чтобы мама называла Юлю такими кошмарными словами.
- Да где же тебя черти носили, вспоминай, зараза такая! - еще громче
голосила тетка. - Ищи давай, и чтоб без ключа домой не приходила ! У-у,
корова, - тетка отвесила девочке такой подзатыльник, что у той взметнулись
короткие русые прядки волос, и брызнули в стороны слезинки. Потом круто
повернулась и грузно зашагала в сторону домов, что-то еще бормоча на ходу.
Девочка затравленно посмотрела ей вслед, потом села в траву и уткнулась
носом в коленки. Плечи ее затряслись, но плакала она тихо, словно боялась,
что кто-то может ее услышать. Потом она встала, вытерла лицо замурзанным
подолом, судорожно вздохнула и стала бродить вдоль берега пруда,
всматриваясь в воду, впрочем - безо всякой надежды.
Юля все поняла. Девочка потеряла ключ, скорее всего - уронила его в
воду. Хорошо, что солнце еще не село и его лучи освещают дно пруда!
Стремительными зигзагами, словно юркий пескаренок, Юля поплыла вдоль
бетонного берега, уходящего в глубину пруда. И почти сразу же увидела этот
злополучный ключ - он висел на ветке водоросли, зацепившись за нее
ярко-оранжевым шнурком. Но хотя Юля и обрадовалась, наверное, больше, чем
сама девочка, она не стала от радости терять голову и отдавать ключ ей
самой. Кто знает, какой она может оказаться - вдруг дура какая-нибудь,
схватит и потащит, как куклу - рассказывали такие страшные истории...
Юля заплыла вперед, тихонько вылезла на берег, положила ключ на
открытое место и сразу же нырнула в воду. А потом, прячась среди осоки,
смотрела, как девочка схватила ключ, прижала его к груди, как-то странно
затопала ножками и кажется, опять заплакала. Потом побежала к дому,
торопливо вытирая глаза кулачком, и все не отрывая от груди ладошки с
зажатым в ней ключом...
А Юле самой захотелось заплакать. Ну ладно, сегодня для этой девочки
все обошлось. А если бы Юли не оказалось рядом? И что ее ждет дaльше?
В тот вечер Юля еще долго плавала вдоль берега и смотрела - а вдруг еще
кому-то понадобится ее помощь? А когда стемнело, и из-за крыш выкатилась
спелая розовая Луна, Юля впервые увидела Киля.
Мальчишек-гномов, мальчишек-домовых она видела и раньше, и они ей
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг