Каждому из нас было назначено искупление Юнгой. Каждый согласился с
приговором. Говорят, раньше, давно, было совершенно иначе. Совершивший
преступление на определенный срок насильно изолировался от общества себе
подобных. Это казалось невероятным. Ни здесь, на Юнге, ни в других местах
никто никого не держал насильно. Зачем? Разве можно убежать от самого
себя? И как заранее определить срок изоляции? На Юнге мы находились от
момента закладки фундамента реактора до его пуска. Мы все стремились
сократить это время, страстно желали его окончания, но не в том
заключалось главное. Каждый из нас мог уйти и раньше, в любой момент. Но
мы должны были знать, что заслужили это право.
Искупление назначается только при условии признания преступником своей
вины. Никто и никогда не знал случая, чтобы представший перед судом
отказался это сделать. Искупление назначается судебной комиссией, членом
которой становится и совершивший преступление. Фактически же функции
комиссии сводятся к контролю за тем, чтобы решение не было чересчур
жестоким. Уже давно преступник сам назначает себе искупление. Каждый из
нас прошел через это.
Аппарат дальней связи находился в гостиной. Действующий в совершенно
исправный. В любую минуту можно поговорить с тем, кто дорог, кого видишь
наяву бессонными ночами. Стоит лишь сорвать пломбу и набрать код. Так
просто!.. Но право на это тоже нужно было заслужить.
А еще можно вызвать Апелляционный совет и закричать в самый экран:
"Хватит! Все! Больше не могу!.."
Но пломба оставалась нетронутой. Спустя полтора года мы стали избегать
гостиной. Мы боялись ее, скрывали страх друг от друга, безуспешно
старались забыть о существовании проклятого аппарата.
Так не могло продолжаться долго.
Однажды во время завтрака мы услышали грохот и звон стекла. Никто не
произнес ни слова, не сделал ни одного движения - всем было ясно, что
происходит. Расходясь по рабочим местам, каждый прошел мимо гостиной,
заглянув в распахнутую дверь. Разбитая в щепы переговорная кабина,
вдребезги размолоченный пульт связи. Кто-то из нас все-таки сделал это, и,
право какая разница, кто именно. Еще через полгода гостиная вновь
сделалась местом вечерних встреч...
Косовский по профессии биолог. Он доказал, что Юнга имеет биосферу.
Странные организмы с немыслимым, с нашей точки зрения, обменом веществ.
Однако, несомненно, это была жизнь, Флора или фауна. Или то и другое
вместе взятое. Жизнь, существующая в условиях ураганных метановых ветров
Юнги, неизбежно должна иметь совершенно парадоксальную форму.
Однажды Косовский привез в контейнере своего "жука" останки жуткого
существа, невесть как попавшего в помещение энергостанции и замкнувшего
своим телом силовые контакты. Быть может, "живая тьма" и это существо
принадлежали к одной породе? Косовский был возбужден открытием,
показавшим, что происшедшее с Фильдером и другими не галлюцинация, не
мираж. На Юнге была жизнь. Косовский был ослеплен удачей и оттого не
осознавал значения своего открытия для всех нас.
Все работы на Юнге будут прерваны до тех пор, пока компетентная
комиссия не даст заключение об отсутствии разума и перспектив на его
появление у местных обитателей. Для этого нужно будет изловить несколько
экземпляров. За два года, проведенные группой на Юнге, существа появлялись
всего трижды, причем одновременно. Появлялись мгновенно, неизвестно откуда
и так же мгновенно исчезали До нас их никто не видел. Каждый прикинул, на
какое время примерно будут заморожены работы, окончание которых так много
значило для нас.
Косовский забыл обо всем. Он увлеченно излагал свою теорию смешанной,
животно-растительной формы жизни.
"Может ли она быть разумной?" - спросил кто-то.
Косовский сказал: безусловно, нет. Практически отсутствует нервная
ткань. Обгоревшая на контактах тварь на редкость примитивна. Быть может,
это не та, что напала на Фильдера. Может, на планете есть и другие
формы...
"На меня никто не нападал", - жестко сказал Фильдер, и Косовский
удивленно запнулся.
Конечно, может быть, в самом деле это нельзя назвать нападением...
"Не было ничего. Только мираж. Наваждение, фантом. Юнга необитаема".
Косовский заспорил. Он все еще ничего не понимал.
Остальные подтвердили: не было никаких существ. Их нет вообще. Один из
нас незаметно выскользнул из гостиной.
"Позвольте, - сказала Косовский, - а как же останки, найденные на
энергостанции? Это уже не мираж. Это факт, настоящий факт!"
Восторженная дрожь звучала в его словах. Он очень любил свою прежнюю
профессию. Таких минут, наверное, ждут всю жизнь. Минуты настоящего
триумфа случаются только раз в жизни.
В наступившей тишине стало слышно дыхание людей. Затем чей-то голос
произнес: "Все это мираж. От начала до конца". Кажется, это произнес тот,
кто недавно выходил из гостиной. Он только что вернулся и прекрасно знал,
что говорил. Любой факт за несколько секунд обращается в мираж в
ослепительном огне плазменного резака.
Косовский секунду помедлил, затем бросился в лабораторию, где
оставалось препарированное существо. Все уже поняли, что он опоздал.
Он вернулся минут через пять. Вошел в гостиную и обвел всех бесцветным,
тусклым взглядом.
"Один пепел, - сказал он. - Ничего не осталось. Просто пепел".
Мы разошлись, опустив головы. Невозможно было смотреть на Косовского и
друг на друга в ту минуту.
Вчера мы запустили первую секцию реактора. Это был по-настоящему
торжественный день. Мы все собрались в главном зале. Первая секция из
двадцати двух. Наша первая победа. Лучше сказать: первая большая победа
потому, что побед малых в нашей борьбе с Юнгой неисчислимое множество.
Каждый день она понемногу проигрывала нам, эта сумасшедшая планета, а
теперь терпела настоящее поражение. Через две недели войдет в строй вторая
секция, а дальше дело пойдет еще быстрее.
Мы смотрели, как Акрош запустил насосы, как заработали регенерационные
колонны - все четырнадцать, и освобожденный кислород потек по магистралям
в камеру сгорания.
А когда включилось зажигание топки, раздался страшный грохот. Топка
взлетела на воздух, разорвалась на тысячи кусков. За доли секунды триумф
превратился в поражение. Самое отвратительное, что мы не могли получить
ответа: отчего это случилось? То есть причина взрыва, конечно, ясна: в
момент зажигания камера была заполнена смесью кислорода с метаном.
Насколько взрывоопасна такая смесь, известно каждому школьнику. Но как там
оказался метан? Была ли нарушена герметизация? Почему не сработали датчики
газоанализатора? На все эти вопросы ответа не было, и единственное, что
нам оставалось, как только разойтись по своим "жукам" и приняться за
ликвидацию последствий аварии.
До тех пор; пока не будет найдена и устранена причина, пришлось
приостановить строительство остальных секций. Мы не имели права повторять
свои ошибки.
Ответ на вопрос "почему?" был получен, когда мультигрейдер Залецки
провалился по самую крышу при расчистке фундамента взорвавшейся топки.
Настоящее нефтяное болото под метровой коркой твердого грунта. Под
тяжестью здания корка не выдержала, и фундамент дал осадку. Совсем
незначительную, но достаточную, чтобы в бетонных стенах появились
микротрещины. Герметизация была нарушена.
Что же касалось газоанализатора, то следовало предположить, что он
вышел из строя раньше из-за внутренних дефектов. Довольно примитивное, но
вполне допустимое объяснение. Тем более что другого не было.
На забивку свайных опор, укрепление фундамента и определение границ
болота ушел целый месяц. Только потом возобновились основные работы.
Во время установки седьмой секции заболел Косовский. Это случилось
как-то слишком быстро, вдруг. Все беды приходят нежданными. Он руководил
из своего "жука" заливкой фундамента парогенератора. Внезапно подчиненные
ему машины будто сбились с темпа, смешались в кучу и бесцельно затоптались
на месте.
Заметив неладное, забеспокоился дежурный по центральному пульту. Он
несколько раз окликнул Косовского, проверил исправность связи, затем
перешел на аварийный канал.
Косовский не отзывался. Дежурный оповестил его ближайших соседей -
Тардье и Лосева. Как раз в этот момент странная сутолока рабочих
механизмов прекратилась. Выстроившись в колонну, они двинулись к зданию
энергостанции. Происходило нечто непонятное, однако дежурный и подоспевшие
соседи не испытывали пока тревоги, пытаясь восстановить прерванную с
Косовским связь.
Все стало ясно, когда первая машина достигла энергостанции.
Разогнавшись на ровной площадке, многотонная махина врезалась в стену
здания, проломила ее и, скрывшись внутри, принялась сокрушать все, что
попадалось под манипуляторы. Вслед за ней в разрушительную работу
включились еще два механизма. Остальные стояли неподвижно, будто дожидаясь
своей очереди. А может, Косовский просто забыл об их существовании.
В это время все услышали его голос. Какое-то неразборчивое бормотание.
Он не отвечал на оклики, казалось, не слышал ничего. Доносились только
обрывки фраз: "Никто не имеет права... Они разумны... Все погибнут,
все..."
Здание энергостанции наконец рухнуло, погребая под собой взбесившиеся
механизмы. Остальные машины тут же развернулись и направились к
регенерационным колоннам. Стало понятно, что произойдет дальше. С криком:
"Косовский! Остановись!" Тардье бросил свою машину на "жука" Косовского,
ударил его в борт. Тот словно не ощутил удара. Тогда Тардье рубанул "жука"
плазменным резаком, вылущивая из закипевшего металла капсулу с обезумевшим
Косовским. Лишенные управления автоматы замерли всего в десятке метров от
ближайшей колонны.
В этот день, единственный раз за все время строительства, с орбиты был
вызван посадочный модуль, который забрал впавшего в коллапс Косовского.
Прибывший врач определил у него космическую ностальгию первой степени,
отягощенную довольно редким заболеванием. Одним из симптомов этой болезни
было отождествление планеты с живым организмом, которому люди якобы
наносят своей деятельностью непоправимый вред. Этот врач, несомненно,
прекрасный специалист по внеземным недугам, только здесь он немного
ошибался. Косовский не считал Юнгу живым существом Он считал разумными ее
обитателей. Возможно также, что его болезнь началась в тот день, когда
были уничтожены останки погибшего в энергостанция существа.
И эта мысль мучила каждого из тридцати шести оставшихся до самого
конца.
Все наконец завершилось. Настал день, когда реактор, этот гигантский
атмосферный завод, вздохнул в полную силу. Теперь в зоне реактора всегда
будут дуть постоянные ветры. Атмосфера Юнги постепенно станет избавляться
от метана и насыщаться углекислотой и влагой. Затем настанет черед
хлореллы, а вслед за ней на Юнгу придет жизнь, придут люди. Это случится
не скоро. Пройдет лет пятьдесят или даже больше. Многие из нас этого уже
не увидят.
Сегодня мы можем навсегда улетать с Юнги. Не знаю, вернется ли
кто-нибудь из нас к своим прежним занятиям, станет ли таким, как прежде.
Наверное, нет. Скорее всего нет. Пережитое останется с нами до последних
дней. И с каждым из нас навсегда останется Юнга, ее ураганы, все, что
случилось на этой планете.
Но теперь мы можем быть свободны. Цена искупления оказалась высокой, но
мы уплатили ее сполна Перед нами - реактор, творение рук наших, результат
наших усилий, созданный для людей и во имя людей.
Конечно, до конца преступление не может искупить ничто. Но мысль о
совершенном здесь нашими руками будет теперь помогать каждому из нас. По
сути, Юнга была не наказанием, нет, спасением для каждого из нас.
Спасением от самих себя, от мучительных угрызений совести.
...Только сейчас мы узнали, что право улететь с Юнги получили не все.
Двое должны остаться. Не буду называть их имен, не имею права этого
делать. Те двое, что никогда не рассказывали о себе. Вероятно, они имели
на то причины. Может быть, они совершили что-то страшное. Возможно, их
преступление было умышленным Никто из нас никогда не видел человека,
совершившего умышленное зло.
Цена искупления, которую они определили себе, еще не уплачена. Она
огромна, эта цена. Узнав ее, мы испытали ужас.
Для этих двоих искупление наступит только тогда, когда на Юнгу придет
жизнь. Когда это произойдет? Через пятьдесят лет? Больше? Значит, для них
уже никогда?..
То, что мы узнали на Юнге, изменило все. Постепенно и трудно каждый из
нас пришел к мысли о невозможности совершения еще одного преступления ради
искупления первого. И у каждого перед глазами стоял Косовский. Пусть
вероятность присутствия разума на Юнге исчезающе мала, но вправе ли мы
исключить эту малость? Мы еще задолго до окончания работ решили, что
реактор должен быть построен и испытан, а затем остановлен на то время,
которое потребуется для поисков истины. Пусть нам придется провести на
планете еще какое-то время, каждый смирился с такой возможностью.
Только все стало иначе, когда мы узнали о тех двоих. Они ушли из
гостиной, словно предоставляя нам право действия. Но у кого из нас теперь
хватит решимости совершить задуманное? Остановить реактор - значит лишить
этих двоих последней надежды оборвать последнюю нить, связывающую их с
большим миром...
Над посадочной площадкой засветился ореол ионизированного газа.
Площадка готова к приему пассажирского модуля. Через четверть часа он
будет здесь. В тот же момент произошло еще что-то. Мы даже не сразу
поняли, что именно.
Стало необычно тихо. Смолк могучий мерный гул, к которому мы уже успели
привыкнуть. Реактор перестал работать, и у каждого в мозгу мелькнула
страшная мысль о новой катастрофе. Мы бросились в Центральный пост, бежали
по коридорам, задыхаясь от спешки и страха. У распахнутых дверей огромного
зала мы остановились.
Те двое ждали нас здесь. Это они избавили нас от тяжкого бремени
решения.
Они сами выключили реактор.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг