им формально не стать директорами отдельных лабораторий? Так или иначе,
научное руководство фактически останется за Уайтхэчем. Зачем же
отказываться от новых средств и работников? Все это было настолько
несомненно, что после совещания было решено принять план военного
министра. Однако Уайтхэч потратил немало труда, чтобы сломить упрямство
Грехэма.
Уайтхэч позвонил министру и сообщил о решении. Реминдол попросил
профессора прибыть к нему со своими помощниками.
- Я очень рад, господа, - говорил министр, любезно рассаживая гостей. -
Рад, что вы согласились с моим мнением. Впрочем, я и не сомневался в этом:
выгоды нового плана ясны. Скажу сейчас о нем в общих чертах, затем более
детально буду иметь честь, господа, говорить с каждым из вас отдельно.
Существующей лаборатории присваивается номер первый, и она по праву
остаётся в ведении профессора Уайтхэча. Лаборатория номер два поручается
господину Грехэму, лаборатория номер три - господину Ундричу. Каждый из
вас подчиняется непосредственно мне. Научные сношения между лабораториями,
понятно, возможны и желательны, однако о существе их вы будете держать
меня в курсе. Впрочем, ничего необычного здесь нет, поскольку вы вообще
будете держать меня в курсе всего происходящего в лабораториях. В тех
границах, естественно, какие доступны моему пониманию, как неученого, -
докончил генерал с лицемерно-любезной улыбкой. - Если у вас есть
какие-либо пожелания, прошу...
Уайтхэч промолчал, хотя ему снова не понравилось это усиленное
подчеркивание подчинения руководителей министру. Даже сношения между ними
подлежали министерскому контролю. Неожиданно выступил Грехэм.
- Господин министр, - сказал он, - вы говорили, что каждый из нас будет в
своей работе самостоятелен. Позвольте тогда мне сразу же быть
самостоятельным и договориться с вами о том, в чем я не смог сговориться
со своим учителем.
Уайтхэч с изумлением посмотрел на Грехэма. Что он имеет в виду? Что это -
измена? Сразу же измена?
- Пожалуйста, господин Грехэм. - Реминдол торжествующе взглянул на
Уайтхэча.
- Вам, конечно, известно, господин министр, что нами открыты новые виды
лучистой энергии. Я наметил работы, которые, не сомневаюсь, приведут к
открытию еще ряда видов. К сожалению, профессор Уайтхэч не согласился со
мной.
- Почему? - спросил Реминдол.
- Я уже вам докладывал об этом, господин министр, - вмешался в разговор
Уайтхэч, крайне недовольный выступлением Грехэма. - Эти лучи пригодны
только для мирных целей.
- Это так? - спросил Реминдол Грехэма.
- В общем, да. Но есть применимые и на войне.
- Вы мне об этом не говорили, профессор. - Реминдол изумленно посмотрел на
Уайтхэча.
- Да, есть, - продолжал Грехэм. - Под воздействием некоторых из них могут
быть достигнуты идеальные антисептические условия для хирургических
операций и быстрое заживление ран. Другие, хотя и не для военных целей,
также имели бы исключительное значение. Возможно, даже лечение рака...
Надо только поставить опыты...
- Позвольте, господин Грехэм, - перебил Реминдол. - Вы можете поручиться,
что секрет этих лучей не натолкнет на секрет тех лучей, которые мы ищем?
- Об этом я Грехэму и говорил, - снова вмешался Уайтхэч. Грехэм промолчал.
- Как же вы можете предлагать такую вещь? - недовольно спросил Реминдол.
- Лучи спасли бы на войне тысячи наших раненых солдат, - попробовал
возразить Грехэм.
- Но для этого мы должны передать лучи тысячам врачей, то есть, по
существу, раскрыть секрет. Что ж, вы думаете, он в конце концов не попадет
к противнику? А тот не воспользуется им, чтобы открыть чисто военные лучи?
А потом уничтожит имя сотни тысяч наших солдат... Я удивляюсь вам,
господин Грехэм.
- Вы полагаете, господин министр, что военную работу нельзя совместить с
мирной?
- Я не полагаю. Я знаю, что назначаю вас директором военной лаборатории
номер два, а не ракового института.
- В таком случае мне остается только позавидовать работникам ракового
института.
- Не завидуйте! Не то что из ракового института, а из астрономической
обсерватории мы не выпустим ни одного секрета, пригодного для войны.
Будьте уверены, господин Грехэм, что наивны не мы, а вы. - И, повернувшись
к Уайтхэчу, Реминдол закончил: - Я несколько ошибся, профессор. Боюсь,
упрекнете меня в грубости, но скажу прямо: я полагал, что ваш авторитет у
учеников выше...
Уайтхэч и впрямь чувствовал себя сконфуженным. Грехэм показал себя наивным
младенцем. Нашел перед кем развертывать свои утопические идеи! Ундрич, по
крайней мере, молчал - и это в тысячу раз умнее.
Едва они уселись в машину, возвращаясь в лабораторию, Уайтхэч сказал
Грехэму:
- Вот уж не ожидал от вас, Чарли! Нашли место, где проповедовать...
- Да, конечно, глупо, - покорно согласился Грехэм.
- Удивляюсь, как с такими мыслями вы можете заниматься своей работой? Что
вас держит? - спросил Ундрич, брезгливо улыбаясь.
- В этом вы совершенно правы, Ундрич, - ответил Грехэм. - Но, видите ли,
быть честным в мыслях куда проще, чем на деле. Особенно в наше время,
когда честность стала разновидностью героизма. Не, всем это по плечу.
4. Сюрприз инженера Ундрича
Знаменитые ученые живут обычно за счет своего прошлого, за счет трудов,
которые создали в молодости, когда их никто не знал. А в настоящем они
годятся лишь для того, чтобы спорить между собой и заботиться о
собственной славе...
Н.Бэлчин. "В маленькой лаборатории"
Очень скоро профессор Уайтхэч убедился, что оправдались его первоначальные
опасения, а не те надежды, которыми он старался успокоить себя на
совещании с помощниками. Правда, между лабораториями ©1 и ©2
поддерживалась тесная связь, но она была совершенно беспредметна. Грехэм
впал в состояние, которое Уайтхэч называл "научной прострацией". Очевидно,
бедняга совершенно запутался в своих попытках сочетать военное и мирное
использование науки. Напрасно Уайтхэч снова старался вызвать его на
откровенность, чтобы помочь выкарабкаться из тупика. Грехэм замкнулся и
замолчал. Когда Уайтхэч пробовал отечески журить ученика, тот невесело
отшучивался. В лаборатории появилось много новых людей, а твердого,
определенного плана и руководства не чувствовалось. Уайтхэч понимал, что
если у Чарльза не хватит сил стряхнуть с себя оцепенение, дело кончится
катастрофой.
Но самое неприятное было то, что и лаборатория ©1 застряла в тупике - это
Уайтхэч тоже очень хорошо понимал. Хотя у него в основном остался прежний
коллектив сотрудников и нельзя было сказать, чтобы отсутствовали план и
руководство - Уайтхэч умел твердо держать в руках и людей и бразды
правления, - все же внешне хорошо налаженная работа была не чем иным, как
стремительным бегом на месте. Уайтхэч сам не мог дать себе отчета, почему
так случилось. Возможно, виной тому были его собственные сомнения. Все
чаще и чаще перед ним вставал тот же проклятый вопрос: не сделал ли он уже
все, что мог, не пережил ли он своей небольшой славы? Уход Грехэма
особенно обострил это чувство: в научное будущее Чарльза он уже начинал
больше верить, чем в себя.
А вот что происходило в лаборатории ©3, Уайтхэч толком не знал. Он также
сразу же после организации посетил лабораторию ©3, был любезно принят,
осмотрел новое оборудование, беседовал с Ундричем и его новыми
сотрудниками и почувствовал, что его бывший ученик относится к нему уже
совсем по-другому. У Ундрича появился подчеркнуто независимый тон, точно
он нарочно стремился показать своему недавнему начальнику, что теперь они
на равной ноге. Он не пускался в откровенные разговоры и довольно
уклончиво и неопределенно отвечал Уайтхэчу по поводу своих планов. А когда
через неделю Уайтхэч снова навестил лабораторию ©3, Ундрич уже воздержался
от приглашения осмотреть работы. Во всем виде нового директора явно
сквозило недоумение, которое он как будто даже и не пытался скрыть. "Чего
ты, собственно, повадился сюда?" - вот что читал Уайтхэч в глазах своего
бывшего помощника. Уайтхэч с трудом заставил себя кое-как дотянуть беседу,
чтобы отъезд его не приобрел характера обидного бегства. "Больше ни ногой
сюда!" - сказал он себе, садясь в машину, чувствуя даже желание сделать
какое-то движение ногами, чтобы в буквальном смысле "отряхнуть прах".
Странно: он не любил Ундрича, и все же его "измена" причинила ему боль. А
впрочем, чего от него и ожидать: сначала от Чьюза сбежал (или был изгнан -
еще лучше!), теперь - от Уайтхэча. Предатель! И уж во всяком случае
карьерист и выскочка. Характер-то у него для карьериста самый подходящий,
только вот беда: все-таки и для этого способности нужны. Недолго он будет
хорохориться: прибежит с поклоном. Тогда посмотрим... Но время шло -
Грехэм частенько навещал старика, а Ундрич не показывался. Ну и черт с
ним! У Уайтхэча было достаточно своих забот...
Ундрич напомнил о себе самым неожиданным и неприятным образом. Новый
министр оказался утомительным педантом: каждые две недели директора всех
трех лабораторий обязаны были являться к нему с докладом. Уайтхэч
попробовал было возразить, что это совершенно излишне: о всяком
действительно крупном достижении и без того не забудут известить министра.
Однако Реминдол настоял на своем. "Точно ученика тащат к ответу", - каждый
раз с досадой думал Уайтхэч, отправляясь на очередной "поклон" к министру.
Но самое неприятное заключалось в том, что Уайтхэч невольно чувствовал
себя в положении ученика, плохо подготовившего урок. Со всеми
подробностями излагал он Реминдолу детали работ и опытов, ведущихся в
лаборатории, а министр скучающе морщился и обычно заявлял: "Знаете, в этих
мелочах я плохо разбираюсь... Я думал, у вас уже что-нибудь стоящее..."
Однажды - это был второй месяц раздельного существования лабораторий -
Уайтхэч не выдержал.
- Я предупреждал вас, господин министр, что двухнедельные отчеты будут вам
неинтересны, - сказал он. - Дайте нам время.
- А разве я не дал? - прищурившись, спросил министр. Уайтхэч молчал:
неужели Реминдол говорит это всерьез? - Не все жалуются на недостаток
времени, - продолжал Реминдол. - В лаборатории номер три происходят вещи
очень интересные и вполне для меня понятные. Разве вы не знаете об этом,
профессор?
Уайтхэч был озадачен. Ему казалось, что в словах Реминдола звучит ирония.
Было крайне неприятно и то, что обнаружилась его полная неосведомленность
о работах бывшего ученика. Уайтхэч поспешил оставить министра, боясь
встречи не только с Ундричем, но и с Грехэмом.
Дома он ломал себе голову: что же произошло? Он не мог представить себе,
чтобы Ундрич достиг наконец той цели, к которой они так долго стремились
втроем и которой пока еще не сумели достичь ни он, ни Грехэм. Это было бы
просто невероятно! Но и не пустой же болтун министр?
В тот же день его посетил Грехэм. Уайтхэч старался понять, известно ли ему
что-нибудь о работе Ундрича. Но Грехэм, как обычно в последнее время, был
молчалив; Уайтхэч тоже ничего не сказал о своем разговоре с министром.
На той же неделе Уайтхэч получил телефонное приглашение на демонстрацию
опытов в лаборатории ©3. С очень неприятным чувством ехал он туда. В
лаборатории он застал министра, Грехэма и нескольких ученых, не работавших
ни в одной из трех лабораторий. "В чем дело, учитель?" - успел шепнуть ему
Грехэм; значит, и он ничего не знал. Уайтхэч только пожал плечами.
Все было обставлено довольно таинственно. Ундрич не показывался, гостей
встречал один из его помощников. Министр произнес небольшое вступительное
слово, сообщив, что лаборатории ©3 удалось открыть тот вид лучистой
энергии, который наконец найдет себе практическое применение "для
известных вам целей" - как выразился министр. Затем генерал Реминдол
пригласил присутствующих в демонстрационный зал.
Ундрич с одним из сотрудников заканчивал подготовку аппаратуры. Он слегка
поклонился в сторону входящих гостей и снова занялся своим делом. Уайтхэч
ждал доклада. Однако Ундрич начал демонстрацию сразу же, сославшись на то,
что присутствующие уже ознакомлены господином министром в общих чертах с
существом дела. Уайтхэч переглянулся с Грехэмом. Тот, видимо, тоже был
удивлен.
Но то, что пришлось увидеть, поразило его еще больше. Несомненно, это было
ново, смело и оригинально: Ундрич продемонстрировал лучи, воспламенявшие
на расстоянии деревянные и алюминиевые модели. Он произвел также на
расстоянии взрыв небольшой модели мины.
Уайтхэч не мог прийти в себя от изумления. Как, Ундрич, на которого он так
мало надеялся, выполнил совершенно оригинальную работу?! Именно этим видом
лучистой энергии Уайтхэч меньше всего интересовался, считая его наименее
перспективным и делая весь упор на поиски того вида, который, подобно
лучам Чьюза, способен уничтожать живые организмы. Приходилось сознаться,
что Ундрич выполнил работу самостоятельно. Но срок был поразительно мал.
Значит, он разрабатывал эту проблему еще в лаборатории Уайтхэча? Как,
однако, он сумел это скрыть? Впрочем, ходили слухи, что из лаборатории
Чьюза он был выставлен как раз за то, что потихоньку занимался подобными
же делами. "Очевидно, наивный Чьюз оказался наблюдательней проницательного
Уайтхэча", - не без горечи и досады иронизировал над самим собой старик.
Но "...победителей не судят", - решил Уайтхэч и поэтому, стараясь быть
таким же приветливым, как и остальные, пожал руку своему бывшему ученику.
Он собрал все свои силы, чтобы сохранить хладнокровие. Никогда еще его так
не мучил все тот же проклятый вопрос: ученый ли он? И если он готов был
уступить первенство Грехэму, то изобретение Ундрича он ощущал чуть ли не
как личное оскорбление.
Вот почему с таким нетерпением он ждал доклада. Его не столько даже
интересовала природа новых лучей, сколько вопрос: как мог Ундрич его
обскакать? Но доклада не последовало. Гости вышли из зала. Неужели это
все? Впрочем, Уайтхэч сейчас же сообразил: невозможно было развернуть
секретный доклад в кругу примерно десяти ученых, из которых большинство
даже не работало в их лабораториях. Терпеливо переждав, пока гости
разъехались, он обратился к Ундричу:
- Ну, мы ждем разгадки! Не правда ли, Грехэм?
- Я понимаю... - согласился Ундрич. - Но господин министр полагает...
- Да, господа, - поспешно сказал Реминдол, - может быть, это и покажется
вам странным, но военное командование считает, что секрет изобретения не
должен выходить из пределов соответствующей лаборатории. То же будет и у
вас, когда вы представите свои законченные работы, - ваши секреты
останутся при вас. Вы понимаете, господа, сейчас всякое военное
изобретение имеет исключительно важное значение. Поневоле круг лиц,
знакомых с секретом, должен быть ограничен условиями практической
необходимости.
- Круг лиц? - бледнея и дрожа от негодования, переспросил Уайтхэч. - Мы
вместе работали более десятка лет, а теперь исключены из круга... Ундрич -
мой ученик, понимаете, мой ученик! Мне не нужны чужие секреты, господин
министр, запомните это, и прошу вообще уволить меня от поисков секретов!
- Профессор, профессор, ради бога, успокойтесь! Вы всегда излишне
обидчивы! Если вы спокойно обдумаете... - Реминдол бросился к Уайтхэчу. Но
тот уже спускался по лестнице и, перехватив из рук швейцара пальто и не
надевая его, почти пробежал мимо вытянувшегося охранника и скрылся в
дверях.
- Имею честь кланяться, господин министр! - Грехэм с подчеркнутой
церемонностью поклонился Реминдолу и последовал за учителем.
- Ха! Забастовка! - вскричал Реминдол, видимо очень мало огорченный
скандалом. - Ну, ничего, успокоятся, остынут... Профессора - народ
отходчивый. Не смущайтесь, господин Ундрич, я вас поддержу!..
5. "Лучи смерти"
- А газеты ты часто читаешь?
- Да, сэр. Каждый день, сэр.
- А что тебя там больше всего интересует?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг