А.Франс. "Восстание ангелов"
Господин Прукстер считал, что деловой человек обязан сохранять присутствие
духа в самых неблагоприятных обстоятельствах. И уж во всяком случае никому
не давать повода заподозрить делового человека в том, что он испугался. А
потому он и решил именины своей супруги, так несчастливо совпавшие с
забастовкой, провести, ни в чем не отступая от традиций. Накануне он лично
заехал в ювелирный магазин, где и был встречен любезными поклонами самого
хозяина Бабинэ, нестарящегося француза с очень пышными и очень черными
усами (он употреблял краску высшего качества).
- Мне бы что-нибудь такое... - неопределенно сказал господин Прукстер,
покрутив в воздухе пальцами. - Жена именинница... Надо бы ей... - Тут
Прукстер поднес руку к шее - жест, который в другом месте мог быть
истолкован совсем иначе. Но ювелир ошибиться не мог и разложил футляры.
Господин Прукстер выбрал ожерелье, и господин Бабинэ очень похвалил тонкий
вкус покупателя.
- Чувствуется художник! - сказал он восторженно, и хотя господин Прукстер
не только никогда не подозревал в себе никаких художественных задатков, но
почел бы для делового человека ребяческой забавой иметь их, похвала
француза польстила ему.
- Мне бы еще что-нибудь... - сказал он. - Так, браслетик...
Ювелир разложил перед ним серию браслетов. Тут господин Прукстер проявил
большую разборчивость: ничто ему не нравилось. Ювелир со свойственным ему
тонким чутьем распознавать капризы покупателей вскоре с удивлением понял,
что господина Прукстера не удовлетворяли не столько сами браслеты, сколько
цены на них: одни браслеты были слишком дороги, другие - дешевы. Но так
как цены сами по себе не могли иметь особенного значения для столь
солидного предпринимателя, хозяин магазина вскоре догадался, что
покупатель желает, чтобы обе приобретенные вещи были одной цены. Не
стараясь разгадать причину этого (богатые люди имеют право на странности и
капризы), француз поступил самым простым образом: накинул на один браслет
ровно столько, что теперь он стоил ни дешевле, ни дороже купленного
ожерелья, и Прукстер сейчас же согласился. Не забыв снова похвалить тонкий
вкус, француз с поклонами проводил знатного покупателя к автомобилю.
"Очень галантный народ!" - невольно подумал Прукстер. Он вообще привык к
почету и поклонам, но у француза все это получалось как-то удивительно
грациозно, почти с балетным изяществом. Естественно, Прукстер не мог
оценить догадливость француза, а между тем ювелир оказался прав: Прукстеру
требовались подарки равноценные.
Господин Прукстер отлично понимал, что в день именин супруги не сделать
также подарка и секретарше - значило бы допустить такую несправедливость,
которую Сивиллочка ему не простила бы. Ну что же, чувство справедливости
требовало, чтобы никому не было отдано предпочтение. Из самого щекотливого
положения господин Прукстер находил принципиальный выход.
Именины Элеоноры Прукстер, пышнотелой супруги директора "Прожекторного
общества", справлялись со сдержанной торжественностью. Бывало небольшое,
но высшее общество города Медианы. Торжество по традиции обрывалось
молитвой. И вот этот момент как раз и беспокоил господина Прукстера. Из
года в год молитву читал настоятель храма святой Бернадетты, преподобный
Фредерик, весьма уважаемый и популярный в городе пожилой священник. Но
теперь он превратился в "белую ворону". Еще бы: он подписал
коммунистическое воззвание против атомной бомбы и, призвав к тому же свою
паству, доставил сторонникам мира не одну сотню подписей. Господин
Прукстер вначале колебался: не пригласить ли на этот раз другого
священника, демонстративно выразив этим свое неодобрение отцу Фредерику?
Впрочем, вряд ли это подействовало бы: после того как священник выступил в
поддержку воззвания, авторитет Фредерика среди прихожан даже поднялся. В
таком городке, как Медиана, все быстро становится известно, и
"демонстрация" хозяина против священника скорей, пожалуй, повредит
хозяину, а это особенно неприятно во время забастовки. Придя к такому
выводу, Прукстер решил ничего не менять: молитву будет читать Фредерик. А
может быть, потом, за ужином, удастся деликатно объяснить священнику его
заблуждения. Не надо закрывать для него возможности вернуться в приличное
общество...
К девяти часам вечера начался съезд гостей. В круглом зале отец Фредерик
прочитал молитву. Затем общество перешло в столовую, где сразу завязалась
беседа.
Что такое высшее общество в таком глухом углу, как Медиана? Это прежде
всего один местный "король" (то есть в данном случае господин Прукстер),
мэр, судья, несколько преуспевающих бизнесменов, пара редакторов (ибо
партий и газет две), глава какого-нибудь наиболее влиятельного
патриотического ордена, ну и еще несколько таких же замечательных
личностей. Следует со вниманием отнестись к этой провинциальной
финансово-демократической аристократии: нигде аристократический дух так не
силен, как у провинциалов, - именно потому, что их считают провинциалами,
они из кожи лезут вон, чтобы доказать себе и другим, что и столичным
гордецам есть чему у них поучиться.
Вот, например, господин Иолш, мэр города Медианы. И "Медианский курьер" и
"Медианский глашатай", несмотря на принадлежность к разным партиям,
единодушно признавали господина Иолша самым представительным мэром во всей
республике. Средний бизнесмен, он прожил незамеченным до пятидесяти лет,
когда его пышная шевелюра поседела и все вдруг были поражены той
величественной осанкой благородного деятеля, какую придала ему седая
грива. Вот тогда-то он и был выдвинут кандидатом на пост мэра. Его успех
являлся живым опровержением злостных криков недоброжелателей великанской
демократии о том, что лишь один карман позволяет здесь занять выборную
должность. Нет, капитал Иолша для столь почетной должности был
недостаточен - мэр Иолш мог с гордостью сказать, что успехом он обязан
лишь своей голове. Он это знал, был влюблен в свою седую гриву, как тенор
в свой голос, и с неподражаемым достоинством носил ее.
Не менее примечателен был и судья Сайдахи. Он обладал даром своеобразного
красноречия, главною прелестью которого была привычка повторять в фразе
одни и те же слова, и притом самые незначительные, благодаря чему вся его
речь приобретала весьма значительный вид. Там, где человек не юридический
ограничился бы двумя словами, судья Сайдахи повторял их много раз,
перемешивая с десятком других слов, мало имеющих отношения к предыдущим, и
благодаря этому оставлял своих слушателей в недоумении, что же именно он
хотел сказать. По мнению многих, это был идеал юридической речи. Во всяком
случае, речь судьи Сайдахи заставляла размышлять, а потому и признавалась
глубокомысленной.
Господин Милбэнксон и господин Пэрч, враги-близнецы, редактор "Медианского
курьера" (партия "раки") и редактор "Медианского глашатая" (партия
"крабы"), представляли полную физическую противоположность друг другу,
что, конечно, было очень хорошо: надо же, чтобы представители двух
враждующих партий хотя бы внешне различались, если они до сих пор не могли
договориться, в чем их политические расхождения. Господин Милбенксон был
высок, худ, с длинным лицом, на котором часто появлялась тонкая
ироническая улыбка, заменявшая ему в обществе ум. Господин Пэрч был
невысок, полон, с круглым, добродушно улыбающимся лицом, ни иронической
улыбки, ни ума не имел, а впрочем, в нем и не нуждался, так как был очень
пронырлив - как известно, это выгодней всякого ума.
Остальные члены этого высокого общества вряд ли нуждаются в подробных
описаниях: их характеристики - вывески их предприятий.
Главный же мастер "вольных тюремщиков" господин Бернард Дакнайр был уже
достаточно охарактеризован, но, к сожалению, на именинах в этом году не
присутствовал; как известно, он выполнял ответственное поручение господина
Прукстера по организации охраны его завода.
Присутствовал, правда, еще некий третьестепенный заезжий музыкальный
критик. "Деловой салон" с некоторым опасливым любопытством относится к
представителям "чистого искусства", но всякая хозяйка чувствует себя
несчастной, если не может угостить свое общество какой-нибудь диковинкой,
будь то музыкант, художник, поэт или критик. Это так же приятно, как
пряная приправа к жирному блюду. Но достать такую приправу в Медиане не
так-то легко. И госпожа Элеонора Прукстер была счастлива, что при
посредстве редактора Пэрча залучила к себе на именины проезжего гостя. С
наивной хитростью она выдала его за знаменитость, что было, впрочем, не
так трудно, так как медианский деловой мир не очень-то разбирался в
музыкальных знаменитостях. Критик, объезжая страну по поручению какой-то
газеты для собирания материалов о местной музыкальной жизни, попал в
Медиану, очевидно, по недоразумению: здесь только один джаз в местном
кабаре "Рыжая страсть" и то лишь в редкие, счастливые минуты имел нечто
общее с музыкой, вообще же музыка не могла быть в Медиане выгодным
бизнесом. Впрочем, и сам музыкальный критик был равнодушен к музыке, как
спящая на радиоприемнике кошка: музыка для критика также была лишь
тепленьким местечком.
Умный разговор на музыкальные темы, к огорчению госпожи Прукстер, не
удался: у гостей на этот счет познаний было не больше, чем в санскритском
языке, и критик свои стремления к прекрасному вскоре перенес на молодую и
изящную госпожу Тинтерл, к полному неудовольствию ее супруга, уже
известного нам розовощекого старичка.
Когда надежды на заезжую знаменитость не оправдались (критик бестактно
предпочел всему дамскому обществу только одну его представительницу), все
дамы пожелали узнать, где же обворожительный Арчибальд, единственный
двадцатидвухлетний сын Прукстеров, глава местной золотой молодежи,
футболист, автомобилист и рекордсмен во многих видах спорта.
- Ах, боже мой, - озабоченно закудахтала госпожа Элеонора Прукстер, -
иногда мне кажется, что Арчибальд самый занятой человек на свете! Ни
минуты отдыха! Он только утром вернулся из поездки. Вы же знаете, он
капитан медианской футбольной команды "Вдребезги"! Они ездили в Комбию.
Целую неделю трудились. О, совершенно разгромили тамошний колледж. Я
забыла, Оскар, какой результат?
- Итоговый счет сорок один на двадцать два в пользу Медианы, - сказал
господин Прукстер и, повернувшись к мэру, понизив голос, доверительно
сообщил: - Честь Медианы обошлась мне в три тысячи. Заметьте, Иолш!
- Вы представляете, как мальчик устал? - между тем волновалась госпожа
Прукстер. - Ах, Арчи, моя малютка, говорю ему, тебе нужен отдых, отдых...
Не хочет и слушать. Днем был на автомобильных гонках... Вы знаете, Оскар
купил ему новую гоночную машину. Бесподобна, бесподобна! Тигр,
приготовившийся к прыжку... Он и назвал ее: "Тигр". Сейчас ее обмывает...
Молодежь, что поделать...
- Как, он сам моет? - изумленно спросила госпожа Тинтерл.
- Ах, душечка, это так говорится... - засмеялась госпожа Прукстер. - Ну,
слегка выпивают... По поводу покупки... В компании, в спортклубе "Боевой
Петух". Вы же знаете. Арчи - вице-председатель правления. И то по
молодости. Все говорят: по-настоящему надо бы председателем Арчибальда...
Но молод... Ну что ж, я не тщеславна. Можно подождать...
Затем госпожа Прукстер пожелала показать приезжей знаменитости, что у нее
есть связи с лицом более знаменитым, чем даже знаменитый критик. Именно
поэтому она рассказала о том, как пышно прошла свадьба Маргарет Блейк,
дочери "мясного короля". Это были новости трехмесячной давности -
большинство гостей слышало это восторженное повествование не раз, но они
стоически переносили его, так как, идя к Прукстерам, знали, что это
испытание неизбежно.
- Мне довелось тогда быть в столице. А госпожа Блейк, вы же знаете, она
моя кузина, - тут и без того пышная Элеонора Прукстер раздувалась от
гордости, - госпожа Блейк пригласила меня. Жених Мари - принц Альфонс
девятый - милейший молодой человек. Вы же знаете, он наследный принц
королевства... королевства... Как это, Оскар? Всегда забываю...
- Собственно, не королевство, а герцогство... - сказал господин Прукстер.
- Великое герцогство... герцогство... гм... да... Оно где-то далеко... -
закончил он неопределенно.
- Да, да, герцогство... - подхватила госпожа Прукстер. - А он - наследный
принц...
- Я слышал, там была революция. Ему пришлось уехать, - вставил господин
Айкобл, директор-совладелец местного отделения универсального магазина
Конрой и Конрой.
- Ах боже мой, они все там помешались на революциях! Что поделать,
отсталость...
- Но, госпожа Прукстер, и у нас была революция, - осторожно заметил Айкобл.
- Ах боже мой, это из учебника истории! Зачем вспоминать? Но я убеждена:
Альфонс возвратит престол, он рожден для престола! Манеры, осанка,
взгляд... Знаете, что-то величественное, царственное, я бы сказала,
божественное... - тут госпожа Прукстер закатывала глаза, пытаясь этим
передать ощущение величия. Затем она опять оживлялась: - Но моя милочка
Маргарет не уступала ему. О, она покорила платьем. Представьте: по черному
шелку серебром изречения, изречения, изречения... Господин Сэмсам,
знаменитый доктор... как это, Оскар?
- Социология...
- Да, вот именно доктор социологии, он очень остроумно заметил: "Это не
платье, говорит, это большая энциклопедия!" Очень милый старик...
В этом месте гости, как обычно, смеялись...
Рассказали несколько пикантных анекдотов из жизни замечательных
современников.
Госпожа Тинтерл, воспользовавшись паузой, поспешно сказала:
- А слышали, господа, о новом предсказании Баумбарлей?
- Нет, нет, а что такое? - раздались любопытные возгласы.
Баумбарлей была модная предсказательница, к которой обращался высший свет
столицы.
- Вчера приехала моя кузина, - оживленно блестя глазами, рассказывала
Тинтерл. - Представьте, Баумбарлей предсказывает конец света. И до чего
точно: не только день, а часы и минуты!
- Как астрономы - затмение солнца... Научно... Вполне научно... У меня
есть книжка... да, вот именно... у меня... затмение... - вставил судья
Сайдахи.
- Боже мой, и когда же? - испуганно воскликнула госпожа Иолш, супруга
мэра. Она шила новое, чрезвычайно эффектное платье и теперь была
встревожена: успеет ли показаться в свете до конца света? Ох уж эти
портнихи, всегда подведут!..
- Не помню точно... Что-то месяца через два... - все так же оживленно
сказала хорошенькая Тинтерл. Видимо, перспектива окончания света мало ее
тревожила, особенно в тот момент, когда за ней ухаживала приезжая
знаменитость.
- Ах, душечка, неужели так скоро? - спросила госпожа Айкобл.
- Не верю я что-то, - спокойно возразил господин Крок, директор местного
отделения страхового общества "Саламандра".
- Это почему же? - возмутилась Тинтерл. Так как новость принесла она,
недоверие Крока она сочла личным оскорблением.
- А очень просто, - улыбнулся Крок. - Не слышал я, чтобы госпожа
Баумбарлей стала меньше брать за свои прорицания. А у нее и без того
порядочно на счету. Зачем же ей деньги, если на носу всемирный крах?
- Ну, не скажите... нет, не скажите! - важно заметил судья Сайдахи. -
Деньги - это... это... это деньги... Может, и на том свете... Да,
пригодятся и на том свете...
- Разве? - ехидно спросил господин Тинтерл, искавший, на ком бы сорвать
свою злость, которую возбудила в нем кокетничавшая с критиком жена. - Но
ведь на страшном суде председательствовать будет не господин Сайдахи...
Намек был понят, и гости, к неудовольствию судьи, засмеялись довольно
дружно.
Редактор Милбэнксон заметил, что есть более неприятные вещи, чем
предсказания страшного суда, например, эта возмутительная коммунистическая
забастовка. Он сейчас же прикусил язык, заметив, что допустил
бестактность: тема не подходила для беседы на именинах. Но было поздно:
господин Прукстер нахмурился.
- Нам не пришлось бы иметь этих неприятностей, если бы печать лучше
понимала свой долг перед обществом, - веско сказал он.
Милбэнксон не посмел возразить, ограничившись своей иронической улыбкой,
впрочем, в сторону, чтобы не задеть сердитого хозяина.
- Все это сторонники мира мутят! - решительно сказал лейтенант, командир
присланного в Медиану отряда. - Я б их живьем на улице ловил, как крыс, и
шкуру с них сдирал.
Разговор внезапно смолк, все глаза невольно уставились на священника.
Прукстер поморщился. Конечно, лейтенант человек в городе новый, он не
обязан знать, но получилось неловко... Это было не то деликатное,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг