- Я?
- Да, вы, Джерард. Я считаю, вы самый подходящий человек. Вас рабочие
уважают. К вам прислушиваются... Пусть вы остались в меньшинстве, завтра
оно станет большинством. Ну, а уж это меньшинство во всяком случае за вами
пойдет...
- Нет, не пойдет... Я сам не пойду... - глухо сказал Джерард.
- Подождите, Джерард, к чему торопиться? Обдумайте!
- Я не пойду, - так же глухо повторил Джерард.
- Это почему же?
- Не хочу быть штрейкбрехером...
- Да я ж вам объяснил... Не запугивайте себя страшным словом.
- Да, страшное слово... - Джерард в волнении поднялся с места. - Страшное
для рабочего... Позорное... Потерять совесть... Предать товарищей...
Господин Фрейлингтон, приходилось и мне, еще в молодости, в забастовках
участвовать, но штрейкбрехером - нет, не был, никогда, слышите, никогда...
И мой отец, и мой дед... Мальчонкой был, запомнил на всю жизнь, как дед
подвел меня к окну и сказал: "Смотри, Джон, смотри хорошенько". А на улице
шли люди, глядели исподлобья, сбоку шагали полицейские, а мужчины
показывали кулаки, женщины кричали вслед ругательства. "Кто эти люди?" -
спросил я деда. "Это не люди, это штрейкбрехеры", - сказал он.
- Вы совсем напрасно, Джерард, углубились в детские воспоминания, -
оскорбленно сказал Фрейлингтон. Углы губ его унылого лица опустились. - Вы
путаете разные вещи... Глупо говорить о штрейкбрехерстве, когда федерация
признала объявление забастовки незаконным. Вы читали телеграмму Пумферца...
- Я и по приказу самого Пумферца штрейкбрехером не стану! - гневно крикнул
Джерард и вдруг, неожиданно для самого себя, ударил кулаком по столу.
Стаканчик с карандашами упал, и они рассыпались по столу. Крышка
чернильницы, подскочив и точно испугавшись, спрыгнула на пол и торопливо
покатилась в сторону. Фрейлингтон, бледнея, поднялся из кресла. Лицо его
вытянулось почти сверхъестественно.
- Ну, ну, потише, Джерард! Вы и рассуждаете и ведете себя, как коммунист!
- Я - коммунист? - От изумления Джерард задохнулся. Впервые в жизни его
назвали коммунистом! - Я коммунист? - повторил он изумленно. - Ну нет,
господин председатель! Но я - рабочий, слышите вы, рабочий! Может, вы тут,
у себя в кабинете, забыли, что такое рабочий? А штрейкбрехеров поищите в
другом месте!
Джерард резко повернулся и, хлопнув дверью, вышел из кабинета.
- Черт возьми, кто бы мог подумать, что и этот - коммунист? - растерянно
пробормотал Фрейлингтон и принялся наводить на столе порядок, так грубо
нарушенный кулаком Джерарда.
9. Кузнец своего счастья
Его очень уважали за преданность разумной свободе. Чтобы с большим успехом
ее проповедовать, он всегда носил в кармане семиствольный револьвер.
Ч.Диккенс. "Жизнь и приключения Мартина Чезлвита"
Господин Прукстер был крайне раздражен: до последнего момента он был
уверен, что рабочие одумаются. После решения собрания он распорядился
вывесить у ворот завода объявление, в котором приглашал желающих
приступить к работе по переоборудованию завода на условиях полной оплаты.
Рядом висела телеграмма Пумферца, объявляющая забастовку незаконной.
Рабочие толпились у ворот, но в контору не зашел никто. В этом обоюдном
ожидании прошло два дня. Узнав от Фрейлингтона, что даже "лояльные
рабочие" отказываются выйти на работу, Прукстер решил действовать
энергично и быстро. Оставалось только обратиться к "папаше" Хандербейсту.
Король, могучей "Корпорации по снабжению промышленников вольной рабочей
силой" (в просторечии именуемой "Бандой штрейкбрехеров") по первому
требованию мог выставить необходимое количество своих молодцов как с
"легким вооружением" (дубинки и кастеты), так и с "тяжелым" (винтовки,
слезоточивые бомбы и пулеметы). Но Прукстер, боявшийся упреков со стороны
Реминдола, решил ограничиться небольшой группой с "легким вооружением": в
случае столкновений не будет повода говорить, что в город прибыли
вооруженные парни - просто приехали "свободные рабочие". Защиту же завода
и "свободных рабочих" Прукстер решил поручить Бернарду Дакнайру, главному
мастеру медианской ложи ордена "Вольных тюремщиков вредных мыслей".
Господин Бернард Дакнайр был личностью замечательной. Он не сомневался,
что проберется в столицу, где будет, конечно, сенатором и, конечно,
великим магистром всего великанского ордена "Вольных тюремщиков вредных
мыслей". Порукой тому была его богатая событиями биография.
Обокрав на порядочную сумму папашу, почтенного среднего служащего,
тринадцатилетний Бен покинул родительский кров, где заставляли работать и
учиться, и пустился по белу свету в поисках веселых приключений и
свободной жизни. Жизнь действительно сразу же наполнилась приключениями.
Сначала Бен избрал карьеру карманника. Он достиг довольно высокой
квалификации, но скоро масштабы перестали его удовлетворять. Годы юности
он посвятил бурной профессии шулера. Несомненно, это была весьма
захватывающая деятельность, как в переносном, так и прямом значении этого
слова: иногда удавалось захватить очень крупные суммы. Он оставил эту
профессию с сожалением и только потому, что она имела одно существенное
неудобство: в случае неловкости очень сильно били. Не то чтобы Бен был
трус или излишне чувствителен физически и морально к побоям - нет, с
каждым разом он ощущал, что закаляется, но он просто опасался за свою
внешность, а он ее очень высоко ценил. В самом деле, в вечернем черном
костюме, с белой хризантемой в петлице, с мечтательно-томными глазами, с
квадратной челюстью, обнаруживающей силу воли, двадцатитрехлетний Бен
представлял собой высокосовершенный стандарт великанского красавца, как
будто соскочившего со страниц иллюстрированного каталога фирмы Конрой и
Конрой. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что это
великосветский богач - прожигатель жизни или подающий большие надежды
великосветский авантюрист. На такую внешность, Бен был уверен, рано или
поздно клюнет выпорхнувшая в свет наивная дочка какого-нибудь обладателя
миллионов. Вот почему, когда после одной профессиональной неудачи его нос
настолько потерял свои классические формы, что восстанавливать их пришлось
у врача, специалиста по пластическим операциям, Бен решительно порвал со
своей доходной, но несколько беспокойной профессией. И он не просчитался:
на него клюнули. Правда, рыбку никак нельзя было назвать наивной дочкой:
ей уже заметно перевалило за пятьдесят, была она вдова и томилась от
одиночества, скуки и неуменья прожить полученные в наследство миллионы.
Бен, как павлин перья, распустил перед ней все свои стандартные красоты,
очаровал ее нежностью, преданностью, поклонением, и она вскоре поверила,
что, избрав этого красавца героем своего несколько подержанного, но все
еще жаждущего любви сердца, она наконец нашла удачное применение своим
миллионам. Бен перебрался в роскошный особняк и приготовился к роскошной
жизни миллионера, но вскоре убедился, что будущая супруга скупа, ревнива и
хитра: в законный брак вступать она не торопилась, а прямо заявила, что
Бен должен выдержать некий искус и на деле доказать свою любовь.
Официально Бен числился кузеном, вернувшимся из далеких странствий. Она не
выпускала его, не принимала гостей, он должен был непрерывно сидеть с ней,
смотреть в ее глаза цвета вылинявшей сирени, вздыхать, восхищаться, млеть
- ну и все остальное, что он и пытался проделывать с великой
добросовестностью, считая, что все муки искупятся миллионами. Но природа
брала свое: однажды вдова перехватила хотя и быстрый, но достаточно
выразительный взгляд, брошенный ее "кузеном" на молодую служанку. Вдова
неожиданно проявила организаторские таланты: за неблагодарным была
устроена слежка при помощи двух лакеев. Была обещана хорошая премия. Лакеи
проявили расторопность: для верности посвятили в свои планы миловидную
служанку, приняв ее в долю, что с лихвой компенсировало ее за будущие
неприятности. И нет ничего удивительного в том, что вдова захватила своего
жениха с соблазнительницей в самый критический момент. Расправа была
коротка: с помощью дюжего лакея изменник был выброшен темной ночью во двор
самым безжалостным образом; вслед ему летели брюки и прочие части туалета.
Под оглушительный лай двух овчарок, рвавшихся с цепи, злосчастный герой
кое-как оделся и, прихрамывая, выбежал на улицу.
Так печально кончился первый, идиллический период в жизни Бена Дакнайра.
Следующий период был героическим и начался с того, что Бен пристрелил
некоего мелкого бизнесмена, которого настолько прельстила благородная
наружность юноши, что почтенный делец приблизил его к себе в качестве
коммивояжера. Об этом своем первом "мокром" деле Бен не мог вспомнить без
стыда: оказалось, что он плохо рассчитал: наличность, которой он завладел,
была мизерно мала, все лежало на текущем счету, которым, как узнал Бен из
газет, овладели наследники покойного. Бен был взбешен несправедливостью:
разве он для них работал? Зато в следующих делах он оказался уже
расчетливее. Бен помнил только наиболее интересные случаи. И, конечно, не
мог забыть самого последнего, когда он польстился на наличность одного
крупного адвоката. Тут его и застукал сам хозяин со слугой в тот момент,
когда Бен слишком увлекся операцией по вскрытию письменного стола. Под
дулами двух револьверов Бен капитулировал. В суде его защищал другой
адвокат, противник и конкурент того, которого так неудачно пытался
ограбить Бен. Именно его защитник и внушил Бену мысль опираться на то, что
им руководили мотивы идейного порядка: адвокат, в чей дом он проник, был
прогрессивно настроен, выступал в политических процессах в защиту
радикалов, и он, Дакнайр, получив точные сведения, хотел только раздобыть
документы, компрометирующие этого скрытого иностранного агента и
доказывающие его связь с красными. Заявление вызвало сенсацию, местная
газета напечатала портрет Бена под крупным заголовком "Разоблачитель
коммунистов", судья благосклонно преклонил ухо к речам молодого человека,
но Бен, по неопытности в таких делах, настолько безнадежно запутался, что
вызвал у публики лишь смех. Судья имел бестактность приговорить
"разоблачителя" к трем годам тюрьмы. Впрочем, защитник утешал его тем, что
маневр с "красными" даром не прошел: за чистый грабеж Бен так дешево не
отделался бы. Итак, пошел третий, тюремный период биографии Бена Дакнайра.
О нем Бен не любил вспоминать. Впрочем, длился он недолго, вовсе не три
года. Уже на второй год Бен приглянулся знаменитому Хандербейсту,
прославленному "королю штрейкбрехеров" (кличка, которой он гордился).
"Король" объезжал тюрьмы в поисках "вольной рабочей силы". Хандербейст
откупил Бена; пошел четвертый, так сказать, производственный период в
жизни Бена, когда он подвизался в интересах и во славу отечественного
свободного предпринимательства. Довольно беспокойное это было дело и
малопочетное. Сплошь и рядом приходилось вступать в схватки с рабочими,
защищавшими свои права. Все это Бену не нравилось хотя бы уже потому, что
он по-прежнему так же ревниво заботился о своей наружности. Да и, кроме
того, ему уже приближалось к тридцати - возраст, когда хочется чего-то
определенного, устойчивого. Именно в этом возрасте юношескую стройность и
юношескую мечтательность меняют на уважаемое брюшко и солидную
деловитость. Хватит буйной романтики - нужно спокойное дело! И Бен Дакнайр
нашел его, нашел самого себя.
Однажды некий коллега по штрейкбрехерскому делу, очевидно с такой же, как
и у Бена, многогранной биографией, заметил, что они, в сущности,
зарабатывают гроши, а вот есть дело, где людей умеют ценить. Так Бен
Дакнайр услышал о существовании ордена "Вольных тюремщиков вредных
мыслей". А так как Бен, естественно, желал быть по возможности дороже
оплаченным, он вскоре узнал всю подноготную об ордене. Нужно сказать, что
теоретические принципы, на которых основался орден, не так уж его
интересовали: интересоваться теориями он вообще считал ниже своего
достоинства. И все же это была первая теория, которая пришлась ему по
душе; главное, что его пленило, - это ее предельная простота: объявить
мысль вредной и загнать ее в тюрьму. С детских лет, когда школьную скуку
он променял на веселую жизнь карманника, Бен чувствовал инстинктивное
отвращение к мысли как таковой. Словом, теория ордена была настолько
несложной, что с легкостью уместилась даже в голове Бена. Но его больше
интересовала практическая сторона дела, которая заключалась в том, что
орден был золотым дном. Зачем пристреливать и грабить господ бизнесменов,
когда гораздо прибыльнее помогать им грабить народ? Помимо прибыльности,
это было, наконец, то спокойное дело, которое жаждала его остепенившаяся
душа - вполне спокойное, ибо оно находилось в трогательной дружбе с
законом. Ведь "вольные тюремщики" - младшие братья самых обычных
тюремщиков, а те, как известно, опора закона. Так начался новый и
последний период в жизни Дакнайра, теперь уже Бернарда Дакнайра - период
государственной деятельности.
Бернард Дакнайр не знал и не хотел знать истории ордена, и потому ему было
ничего не известно о том, что основатели его хотели и в название ордена и
в его ритуал перенести мистические черты когда-то знаменитых "вольных
каменщиков": орден также делился на ложи, во главе их стояли мастера, а во
главе всего ордена - великий магистр. Поэтому Бернарда Дакнайра несколько
удивил церемониал посвящения его в "братья": белые балахоны с изображением
человеческого черепа за тюремной решеткой (эмблема ордена),
бессмысленно-таинственные восклицания и преподнесенная ему
крупнокалиберная пуля, над которой он должен был поклясться, что он
"примет ее в сердце", если изменит ордену.
Нет, Бернард Дакнайр и не думал изменять ордену. Он так проникся его
духом, что за каких-нибудь три года сделал блистательную карьеру,
превратившись из рядового "брата" в главного мастера медианской ложи.
Разве можно было сомневаться в том, что он достигнет звания великого
магистра ордена?!
Таков был господин Бернард Дакнайр. Понятно, что такой человек с полуслова
понял господина Прукстера.
- Можете не сомневаться, господин Прукстер, - твердо сказал он. - Все
будет сделано.
В эти слова Дакнайр вложил больше содержания, чем мог даже представить
себе Прукстер. Дакнайр почувствовал, что наступает тот момент, который
достойно увенчает его замечательную биографию. Провинциальная Медиана
становится знаменитостью - значит, пора сделать ее трамплином для прыжка в
столицу. Как это произойдет, Дакнайр еще не знал, но знал одно: приходит
время сделать настоящую карьеру, и, черт возьми, он, Бен Дакнайр, ее
сделает!
Волнуемый этими возвышенными чувствами, Бернард Дакнайр отправился в
контору, где после двухчасовых литературных мучений создал изумительный
исторический документ - он знал, что вступает в тот период своей
биографии, когда каждое его слово и движение будут историческими.
Документ, перепечатанный машинисткой, был собственноручно приклеен им на
ворота завода, рядом с объявлением Прукстера и телеграммой Пумферца.
Сделав это, Дакнайр немного отступил, полюбовался своим творением и снова
с удовольствием прочел:
"Великий главный мастер и высокопоставленный правитель щедрого и
всеограждающего ордена "Тюремщиков вредных мыслей" объявляет всем
забастовщикам, коммунистам и прочим сторонникам мира, что орден принял под
свое покровительство и охрану завод. Великий мастер заявляет о своем
намерении мобилизовать все силы своего ордена, чтобы уничтожить
забастовщиков, коммунистов, радикалов, сторонников мира и прочие подрывные
элементы, которые стремятся разрушить деловую жизнь страны, подорвать
военную мощь государства, отменить религию, разорвать семейные узы и
ликвидировать великанские институты.
Дрожите! Ваши минуты сочтены!
Главный мастер и высокопоставленный правитель ордена "Вольных тюремщиков"
Бернард Дакнайр, доктор практической экономии".
10. Испорченные именины
- Как объясните вы бедствия, обрушивающиеся на человеческий род? Зачем
бывает чума, голод, наводнения, землетрясения?
- Нужно же, чтобы время от времени бог напоминал нам о себе, - отвечал
аббат... с небесной улыбкой!
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг