приобретенные в пограничном поселке, где я жил среди моих товарищей. Итак,
цивилизованность все же чего-то стоила - она помогала мне быстрее
изменяться и приспосабливаться к условиям, в том числе быстрее становиться
таким же, как дикари.
Я привык есть сырое мясо и рыбу, умело разрывая их пальцами, подражал
Этуйаве даже в жестах, в повадках если это годилось для того, чтобы
выжить. Я больше не реагировал на безвредные для меня звуки, какими бы
громкими и зловещими они ни были, зато настораживался даже при очень
слабом, но незнакомом звуке. В этом последнем качестве я намного превзошел
акдайца, моя интуиция срабатывала даже в тех случаях, когда, казалось бы,
не имелось никаких поводов для опасений.
И если меня не укусила ядовитая змея, которых здесь было предостаточно,
не подстерегла пантера, когда мы выходили на берег для отдыха или охоты,
не перекусил пополам огромный аллигатор во время купания, то я должен быть
благодарен в первую очередь своей интуиции.
Она спасла меня и Этуйаве и от самого страшного хищника, с которым
кому-либо приходилось встречаться. Уже давно я слышал акдайскую легенду о
том, что в наказание людям за отступничество от своей веры бог Узамба
создал злого речного духа Губатама. Дух этот живет в реке Куянуле и
подкарауливает грешников. Он так хитер и коварен, что даже хитрость и
коварство белого человека по сравнению с ним - ничто, а сила его
превосходит силу самого большого слона. Один его вид может до смерти
напугать человека. У духа Губатама большая голова наподобие человечьей,
изо рта торчат клыки, глаза сверкают красным цветом, как у крокодила,
рыбье туловище с плавниками увенчивает хвост, усеянный шипами. В воде он
передвигается как рыба, но у него имеются и лапы - перепончатые, с острыми
когтями. Акдайская фантазия не поскупилась на устрашающие детали вроде
того, что Губатам, прежде чем съесть свою жертву, держит ее в лапах,
совершая молитву и пляску смерти.
Мои товарищи посмеивались над этой легендой, Густав даже отправлялся на
охоту в те места, где якобы видели Губатама. Отряд вернулся ни с чем, если
не считать, что один из охотников бесследно исчез в джунглях. Случилось,
это ночью, когда лагерь спал. Часовой будто бы даже видел сквозь
полудремоту, с которой никак не мог справиться, рыбье тело размером с
большого аллигатора на кривых лапах. Оно промелькнуло перед ним и скрылось
в чаще, а потом оттуда донесся приглушенный человеческий крик.
Впрочем, скептики, которых среди нас было немало, говорили, что легенды
о Губатаме рождены страхом, а чтобы опровергнуть их, достаточно обратиться
к элементарной логике. Если доисторическое животное с его чудовищными, но
устаревшими средствами нападения и защиты и могло выжить в укромных и
совершенно диких местах с бедной фауной, вроде штата Мэн, то как бы оно
уцелело здесь, где мир хищников так разнообразен?
Трудно было возражать им с точки зрения элементарной логики. Однако
люди не раз убеждались, что многие самые фантастические легенды
основываются на реальных фактах. То, чего нет, нельзя и придумать, то, что
придумывают, состоит из того, что существует, пусть даже собранного в одно
целое из рассыпающихся и несоединимых деталей.
В этот день мы разнообразили свое меню дважды. Этуйаве удачно метнул
копье с лодки и убил крупную рыбу. Немного погодя мы заплыли в места, где
в изобилии водились черепахи. Они подымали свои морщинистые шеи из воды,
глядя на нас полусонными маленькими глазками. Высадившись на отмель, мы
легко добыли около сотни черепашьих яиц.
Но оказалось, что не только мы были охотниками...
В сумерках, когда Этуйаве уже высматривал место для ночной стоянки, мне
показалось, что из-за огромного листа речной лилии, на котором мог бы
свободно сидеть человек, высунулась на миг и скрылась чья-то голова. Это
могла быть речная выдра, но я почему-то вспомнил о Губатаме. Меня охватило
предчувствие непоправимой беды, страх перед неизвестным и
сверхъестественным оковал мою волю.
- Этуйаве должен держать наготове оружие, - сказал я акдайцу. - Пусть
Этуйаве и его белый друг будут готовы к нападению.
За время, проведенное в этой стране, я усвоил манеру обращения
акдайцев, помнил предписания и заклятия. Мне было известно, например, что
не следует произносить имени Губатама, иначе акдаец решит, что я накликаю
беду.
Проводник с удивлением посмотрел на меня:
- Этуйаве не чует врага. Не ошибся ли белый друг Профейсор? - Так он
называл меня, переделав звание в имя.
Я не мог утверждать ничего определенного и только молча указал головой
в направлении зарослей. Этуйаве, конечно, не уставился туда, а сделал вид,
что смотрит в другую сторону. Одновременно он изо всех сил косил взглядом
в указанном мной направлении. Через несколько минут он сказал:
- Там прячется большая рыба. Она плывет за нами. Почему? Лодка и два
человека - плохая пища для рыбы.
Прошло еще несколько минут. Я не мог отделаться от ощущения, что
приближается нечто ужасное. Несколько раз я замечал, что аисты - одни из
самых верных пернатых супругов - отчего-то с громкими криками спешат
убраться из воды подальше на берег и увести своих подруг, с которыми
никогда не расстаются. Этуйаве стал обнаруживать признаки беспокойства. Он
прошептал еле слышно:
- Нет, не рыба. Там - человек, воин. Он плывет под листом и дышит через
камышинку. Не могу увидеть - большой или маленький, глубоко под водой или
нет...
Этуйаве, как и каждый акдаец, мыслил очень конкретно, и его определения
человека или зверя располагались последовательно по вертикали, начиная с
головы. Так он привык мыслить в джунглях, где все живое размещалась для
него не по горизонтали, ведь видимость была предельно ограничена зелеными
стенами, а по вертикали. На разных ярусах веток гнездились разные птицы,
летали они в небе на разных высотах. Сила незнакомого зверя оценивалась в
зависимости от его величины, прежде всего в высоту, ведь длину скрывали
заросли. Разумеется, такая оценка не всегда бывает верной, и тогда природа
просто вычеркивала охотника из списка живых.
Я присмотрелся к листам лилий и заметил, что из-под одного, будто
дыхательная трубка, высовывается камышинка.
- Может быть, выстрелить? - посоветовался я с акдайцем.
- Подождем. В этих местах охотятся племена бачула. Не надо ссориться с
ними.
Час от часу не легче! Мне рассказывал Густав, что одно из племен бачула
- людоеды. Я немало наслышался о ямах-западнях, которые бачула готовят на
охотничьих тропах. Тот, кто упадает в такую яму, самостоятельно выбраться
не может. Каннибалы убивают его, отрезают руки и ноги, варят их и затем
съедают.
- Поплывем к берегу!
Не знаю, почему мне в голову пришла такая мысль. Верно, что посредине
реки мы были открыты врагу со всех сторон, но в прибрежных зарослях враг
мог подкрасться вплотную. И все же что-то подсказывало мне именно такой
путь к спасению. Может быть, потому, что я все время помнил о Губатаме,
речном духе, который был наиболее опасен в воде.
- Поплывем к берегу, - настаивал я.
Лист лилии отстал. Очевидно, тот, кто раньше прятался под ним, изменил
планы.
Лицо Этуйаве не выразило никаких чувств, но он стал править к берегу.
Мы были уже в нескольких метрах от зарослей тростника, когда послышался
сильный удар о днище лодки. Только чудом лодка не перевернулась. Удары
следовали один за другим. Они были словно рассчитаны на то, чтобы если и
не перевернуть лодку, то отогнать ее подальше от берега. Внезапно удары
прекратились, из воды показалась перепончатая лапа с длинными когтями. Она
уцепилась за борт и рывком потянула его.
В этот миг Этуйаве ударил ножом по лапе и разрубил ее. Хлынула
темно-фиолетовая, почти черная кровь, из воды показалась лысая голова с
горящими злобными глазками и почти человеческим выпуклым лбом. Акдаец
побледнел и отшатнулся. Повинуясь давней привычке, не целясь, я
выстрелил-из пистолета в голову чудовища.
Губатам - теперь я не сомневался, что это он, - раскрыл пасть, усеянную
острыми клыками. Раздался пронзительный рев, сравнимый разве что с криком
обезьяны-ревуна. Я выстрелил еще и еще - и с ужасом увидел, что пули
только царапают кожу, отскакивая от черепа хищника. Тогда я попытался
попасть в глаз, израсходовал всю обойму, но так и не понял, достиг ли
цели. Губатам исчез в мутной воде. Только круги показывали место, где он
скрылся.
Мое тело покрывала противная липкая испарина. Я дышал тяжело, с
присвистом, чувствуя, что силы на исходе. Хуже того - меня уже несколько
часов знобило, и я боялся, что это начинается лихорадка.
Этуйаве привязал лодку к корневищу, полез на дерево, выбрал крепкие
ветки и подвесил к ним два гамака. С большим трудом я добрался до этой
висячей постели и едва перевалился в нее, как забылся в кошмарном сне. Мне
виделся ненавистный Генрих, его толстые губы извивались, как две красные
гусеницы. Он кричал мне: "Ты - недочеловек, унтерменш! Разве твой аппарат
не сказал тебе это?!" Он хохотал, подмигивая мне и щелкал зубами совсем
близко от моего горла. "Вы все - недочеловеки, ограниченная раса, ха-ха,
слишком холодная и черствая, ха-ха, расчетливая но лишенная воображения!
Вам не хватает чуть-чуть темперамента, воображения, но без этого вам не
дорасти до людей. У вас нет будущего!" Его смрадное горячее дыхание
обдавало меня, зубы щелкали в миллиметре от горла. Я попытался
отстраниться и даже сквозь сон почувствовал, что кто-то крепко держит
меня.
Я открыл глаза и увидел жуткую морду Губатама. Он кривлялся и
подмигивал, совсем как Генрих в моем сне. Задними лапами и хвостом зверь
уцепился за ветку, а передними подтянул к морде гамак. Я чувствовал, как
когти впились мне в плечо. Страх сдавил горло, я не мог кричать, но
Этуйаве каким-то чудом услышал мой безмолвный призыв о помощи. Не знаю,
как ему удалось преодолеть сверхъестественный ужас перед чудовищем, но он
выбрался из своего гамака и, добравшись до зверя, нанес ему несколько
ударов ножом по задним лапам и спине. Губатам заревел, отпустил мой гамак
и обернулся к акдайцу. Этуйаве пригнул к себе одну из веток и отпустил ее.
Прут хлестнул зверя по глазам, удар лапы пришелся по воздуху. В тот же миг
Этуйаве нанес ему несколько молниеносных ударов по незащищенной шее.
Хлынула кровь, и чудовище, ломая ветки, упало с дерева. Послышался глухой
удар, будто шлепнули мешок с песком, а затем все звуки перекрыл истошный
вопль такой силы, что, казалось, сейчас лопнут барабанные перепонки. Вопль
оборвался на высокой ноте, и наступила тишина.
Впрочем, может быть, эта тишина наступила только для меня...
10 сентября.
Я очнулся в лодке. Долго вспоминал, почему надо мной плывущее
темно-синее небо, что это за человек сидит рядом и, раскачиваясь, поет
заунывную песню. Наконец я вспомнил, что это - метис-акдаец, проводник
Этуйаве, что о нем говорил мне Густав... Я чувствовал слабость во всем
теле, тошноту, во рту пересохло. Этуйаве взглянул на меня, перестал грести
и поднес к моему рту половинку кокосового ореха.
- Ты дважды спас мне жизнь. Нет, не дважды - двадцать два раза, -
попытался я сказать громко, но получился шепот.
Акдаец ничего не ответил, только наклонил половину ореха, и кокосовое
молоко полилось мне в рот. Я машинально сделал несколько глотков, и метис
засмеялся. Может быть, у меня был очень смешной вид, а возможно, он
смеялся от радости, что я выжил и он не остался в джунглях один. На шее
акдайца вместе с его первым ожерельем висело второе - из когтей и клыков
Губатама. Останки хищника, как рассказал мне позже Этуйаве, пришлось
оставить в джунглях из-за свалившей меня лихорадки. Акдаец сделал раствор
из сока манго и порошков хинина - и с помощью лекарства выходил меня.
Конечно, было очень жаль, что он не захватил хотя бы череп
удивительного зверя, но я не стал упрекать проводника. Он и так проявил
больше благородства и мужества, чем это свойственно любому дикарю-метису.
Он вел себя почти как полноценный человек, у которого с-излучение
преобладает над у-излучением.
Все же беспокойное любопытство ученого не оставляло меня. Снова и снова
я перебирал в памяти все, что знал о доисторических ящерах, о чудовище
штата Мэн, дожившем до нашего века. Судя по описанию, это был геозавр,
живое послание эпохи, отставшей от нашей на сотню миллионов лет. Но
Губатам напоминал ящеров совсем немного - разве что хвостом и лапами. Зато
его голова напоминала скорее голову человека. И самое главное - ящеры
обладали крохотным мозгом, их поведение было узко программированным
поведением машин, предназначенных для перемалывания и усвоения мяса и
костей, для размножения и постепенного самовыключения, чтобы освободить
место для потомков. А поведение Губатама включало элементы, доказывающие,
что хищник обладал весьма развитым мозгом. Он следил за нами, плывя под
огромным листом лилии, чтобы мы не заметили его. "Кто знает, может быть,
его легкие нуждались в атмосферном кислороде, и он дышал через камышину.
Конечно, это было чересчур разумно для зверя, но разве он не напал на нас
в сумерках, к тому же, когда мы плыли к берегу, разве не пытался помешать
нам причалить? Какой зверь вместо того, чтобы попросту бить в днище лодки,
попытался бы опрокинуть ее, ухватившись лапой за борт? Может быть, из всех
животных только шимпанзе или горилла додумались бы до этого, но ведь
предполагают, что у обезьяны был общий предок с человеком... С
человеком... С человеком... С человеком...
Эта мысль, вернее - осколок мысли, застрял в моем мозгу, будто
наконечник стрелы, и не давал покоя. Мысль к чему-то вела, что-то
подсказывала, была началом клубка, который требовалось размотать. Я смутно
чувствовал это, но был слишком слаб даже для того, чтобы думать.
С человеком... С человеком...
Животным приходится иметь дело с человеком. Им приходится убегать от
человека, покоряться человеку, приспосабливаться к человеку... Человек
постепенно становится для животных определяющим фактором внешнего мира,
более значимым, чем наводнения или пожары, засуха или холод. Выживает то
животное, которое умеет приспособиться к человеку, стать полезным "ему,
или ухитряется укрываться от него, выживать вопреки его воле. Или... да,
есть еще "или", каким бы нежелательным оно ни было. Эволюция не стоит на
месте. И когда-нибудь может появиться...
Почему-то у нас выработалась привычка: как только услышим о чудовище,
особенно о крупном, то сразу предполагаем, что оно пришло из древних
времен, ищем ему место в минувшем. Наверное, мы так поступаем оттого, что
только в прошлом, когда не было человека и когда животным было просторно,
находилось место для гигантов. Черт возьми, я правильно подумал, что
эволюция не стоит на месте, что животное приспосабливается к человеку. Но
приспособление - емкое понятие. И однажды должно появиться такое животное,
приспособление которого будет заключаться не в том, что оно сумеет стать
полезным или вовремя спастись, а в том, что оно будет нападать на
человека, питаться его мясом и плодами его деятельности. Однако для этого
оно должно иметь не только острые зубы или когти, не только непробиваемую
бронь, мощные челюсти, быстрые ноги, а в первую очередь - мозг, в котором
родятся дьявольские хитрость и коварство. Возможно, Губатам - именно такое
животное, и он пришел не из прошедших эпох, а из будущих, в качестве
первого посланца. Ах, если бы проводник догадался захватить хотя бы его
череп! Забота обо мне занимала немало времени, но успел же метис вырвать
когти и клыки зверя и нанизать ожерелье из них...
- Этуйаве отдаст мне это? - спросил я, указывая на ожерелье.
Метис решительно покачал головой:
- Этуйаве - большой воин. Он убил самого страшного зверя, и теперь дух
леса Амари будет охранять его. Нельзя отдавать.
- Но это нужно не мне, а науке, всем людям, - продолжал настаивать я.
- Не все люди, а один Этуйаве убил страшного зверя, - гордо выпрямился
метис и выпятил грудь. В углах его полных губ, чем-то похожих на губы
Генриха, выступили капельки слюны.
Внезапно я подумал: а что если Генрих и его сородичи не только
порождение прошлого? Ведь они сумели на протяжении эпохи так
приспособиться, что сделались неодолимы. Может быть, травля, которую они и
им подобные организовали против меня, - только начало гонений на лучших
представителей человечества?! Эта травля начиналась еще в школе, когда
происходит только становление личности. Уже тогда кучка подлиз и
маменькиных сынков пыталась меня третировать. Особенно ненавистны мне были
трое. Первый из них - Генрих, низенький, черноволосый, быстрый,
экспансивный, постоянно "разговаривающий" руками. Он считал себя лучшим
математиком в классе. Хитрость азиатских купцов, унаследованную от предков
с генами, он догадался употребить не для торгашеских сделок, а для решения
математических задач. Видимо, он просто рассчитал, что такое применение
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг