ему противна. И не забудьте, в конце концов ведь этот завод - его детище.
- Прекрасные слова. Однако нам могут возразить: в случае выплаты
страховки Глебов получит полтора миллиона. Годовая же продукция стоит
гораздо меньше, всего триста тысяч.
- Ну и что? Что такое годовая продукция? Пять лет - и вот они, ваши
полтора миллиона! Но завода-то нет! Не-ет!
Вологдин теперь прислушивался к их разговору с интересом. Пластов
заметил:
- На процессе я обязательно возьму вас помощником, своим красноречием
вы убедите кого угодно. Но меня тревожит здесь многое.
- Например?
- Например, почему колеблется постоянный адвокат Глебова Трояновский?
Ведь практически он отказался вести дело.
- Я плохо знаю Трояновского. Но очень может быть - уж простите меня -
Трояновскому дали куш, чтобы сберечь гораздо большие деньги. Разве таких
случаев не было?
- Сомневаюсь, у каждого адвоката есть престиж, и особенно у такого
известного, как Трояновский. Но допустим. А нефть? Зачем Глебов купил
нефть перед самым пожаром?
- Опять нефть! Разве не может быть совпадений? Да, Глебов купил
годовой запас нефти, но ведь он имел на это полное право.
- Увы, для судей нет совпадений. Для них существуют только факты.
Наконец, что за загадочная история со сторожами?
- Вы правы, здесь я не совсем понимаю Глебова. Уволить опытного
сторожа было более чем легкомысленно.
Простившись и выйдя из квартиры, Пластов поехал на Петроградскую
сторону. В пути прикинул, что нужно сделать еще, и решил: встретиться с
Тиргиным, а также выяснить обстоятельства гибели собаки.
На Петроградской стороне некоторое время он стоял у подъезда одного
из домов на Большом проспекте, между улицами Подковыровой и Бармалеевой;
на этом подъезде скромно желтела медная табличка: "Юридическая контора
"Трояновский и Андерсен". Прием посетителей от 10 утра до 7 вечера".
Пластов решил, что самое лучшее - встретиться с Тиргиным как бы случайно,
на улице. Постояв, зашел в небольшую кофейную напротив, занял столик у
окна и, заказав кофе, продолжал наблюдать за выходом из конторы - заодно
снова обдумывая положение. Был конец рабочего дня, сотрудники конторы
"Трояновский и Андерсен" выходили из подъезда. Многих из них Пластов знал
в лицо; к семи вышел и сам Трояновский, но его помощника Пластов так и не
дождался. Расплатившись, снова поехал к Московским воротам. Вошел во двор
знакомого дома, спустился в подвал к дворнику - и около двадцати минут
стучал в дверь. Какое-то время ему казалось, что за дверью слышны звуки,
он постучал сильней, после этого кто-то закряхтел и заворочался, но дверь
ему так и не открыли. Стукнув последний раз, Пластов вышел во двор,
огляделся. Стал к конуре спиной, вглядываясь в пустырь. Сейчас он пытался
понять - почувствовала бы собака непривычное ей движение - там, вдали, у
заводской стены? Конечно, все зависит от собаки, но опытный пес,
безусловно, что-то учуял бы и насторожился. Кроме того, если кто-то решил
бы миновать собаку, ему пришлось бы проламываться сквозь труднопроходимый
кустарник. Помедлив, вступил на тропинку. Касаясь плечами кустов и
раздвигая ветки, двинулся к заводу; изредка ему приходилось прыгать через
ямы, канавы и перебираться через мусорные кучи. Спустившись в одну из
канав, Пластов посмотрел вверх: сейчас он стоял будто в колодце. Хотел
было взмахнуть на бруствер, но перед ним, отделившись от кустов, выросла и
застыла серая фигура. Изъеденное оспой лицо, редкие усики, взгляд -
непрерывно дергающийся, не останавливающийся на одной точке. Пластов
машинально оглянулся - сзади стоит еще один человек, приземистый, с
опущенным на глаза чубом. Оба в потертых ситцевых рубахах, оба держат руки
в карманах. Незаметно оглядел кусты - отступления нет. Рябой покачал
головой:
- Погодь чуток, голубь. Ты кто будешь-то? - Не дождавшись ответа,
бросил: - Вань, это он днем тут болтался?
Со стыдом и отвращением к себе Пластов вдруг почувствовал страх. С
трудом выдавил из себя:
- Пропустите немедленно! Позвольте! - Сделал шаг вперед. - Позвольте
пройти, господа!
- Он... - сказал задний. - Болтался тут, чего-то вынюхивал.
Рябой продолжал улыбаться, но рука в кармане напряглась:
- Ага... Кто ж ты будешь-то, мил человек? Ты, может, из полиции? Чего
тебе тут интересного оказалось?
- Вы не имеете права... - Пластов постарался собраться и успокоиться.
Одновременно быстро скользнул по земле взглядом, надо найти хоть камень
или кирпич. Рябой укоризненно вздохнул:
- Не ищи, голубок ты наш. Нет тебе пути назад, нет. А не ответишь,
кто таков, - пришьем, мил человек, и правильно сделаем. Неча тут
крутиться, неча вынюхивать. Так кто ж ты таков есть?
Ни в коем случае нельзя говорить им, кто он. Во-первых, это хоть
как-то, но оттянет расправу, во-вторых, скорей всего они лишь пугают его.
Главное для них - выяснить, кто он. Вряд ли они действуют по собственной
инициативе. Нельзя давать им козырь - на случай, если он вырвется.
- Сейчас же пропустите меня. В случае применения силы вы будете
наказаны. Я официальное лицо. - Он попытался вспомнить уроки бокса.
Бесполезно - против двух ножей бокс бессилен.
- Официальное, говоришь? - Рябой дернул подбородком, как понял
Пластов - подавая особый знак заднему.
- Врет, - отозвался задний. Пластов чувствовал за спиной его дыхание.
- Чужой он, наши ничего не говорили.
- Молчи, без тебя вижу, - тут же рука рябого вылетела из кармана
вперед. Острие ножа шло точно в живот, но Пластов каким-то чудом сумел
увернуться, одновременно прыгнув вперед. Еще в воздухе он ощутил резкий
ожог сзади и понял, что чубатый успел ударить. Кажется, нож попал чуть
ниже пояса - но времени на размышление не было. Падая, он все-таки не
позволил себе упасть. Скорее почувствовал, чем увидел - противники на
секунду столкнулись, это помогло ему выиграть несколько секунд, и,
оказавшись наверху, он бросился по петляющей тропке. Сердце готово было
вырваться из горла, сзади, метрах в пяти, слышался резкий хрип и топот
догоняющих; сообразив, что далеко не уйдет, он рухнул в мелькнувший на
пути просвет в ветках. Быстро отполз в сторону, затих. Он совсем не
надеялся, что таким образом скрылся, поэтому, обернувшись, попытался найти
среди валяющегося мусора что-то твердое. Увидел ржавый стальной прут,
притянул к себе и, крепко сжав, отвел в сторону. Теперь у него есть
какое-то оружие. Прислушался - кажется, преследователи проскочили мимо.
Развернулся, чтобы встретить опасность лицом, - все тихо. Через минуту
услышал, что его ищут где-то совсем близко. Шум, шуршанье кустов и ругань
то приближались, то отдалялись. Наконец услышал шаги, разговор вполголоса,
все стихло, но почти тут же искавшие вернулись, сквозь просвет в кустах
Пластов хорошо видел их рубахи. Рябой сказал:
- Ты зачем о "наших" говорил, гад вшивый? Какие "наши", мы есть мы,
кто тебя тянул за язык?
- Да я думал...
- Думал... Пошли, с того конца посмотрим...
Вскоре Пластов снова услышал треск кустов. Оба еще два раза прошли
мимо, не останавливаясь. Потом наступила тишина. Кажется, пытавшиеся его
убить ушли. Но Пластов, не доверяя затишью, еще около часа сидел в
зарослях, сжимая прут. За это время он успел ощупать царапину на ягодице -
она была хоть и глубокой, но безопасной, нож распорол брюки и повредил
мышцу. Наконец, решив, что ждать здесь ночи бессмысленно, стал пробираться
к проспекту. Он двигался ползком, через каждые несколько шагов
прислушиваясь; в конце концов, передвигаясь на четвереньках, оказался у
самой дороги. Подумал: вряд ли нападавшие ждут его именно в этом месте. С
досадой вспомнил о следах крови на брюках, выпрямился и, заложив руки за
спину, встал у края тротуара в ожидании извозчика. Прута из рук он
все-таки не выпускал - эти несколько минут, бесконечно долгих, в течение
которых он ждал желанного цоканья копыт, дались нелегко. Он старался
стоять непринужденно, не привлекая внимания прохожих, но, ожидая
нападения, непрерывно косился по сторонам. Наконец показалась пролетка.
Вскочив на сиденье, Пластов бросил извозчику: "На Моховую, быстро!" - но
только после того, как лошадь резво взяла рысью, опустил прут под ноги.
Пролетку попросил остановить у самого дома; расплатившись с
извозчиком, на всякий случай взял прут и, войдя в подъезд, прислушался.
Как будто все вокруг спокойно, но на третий этаж он поневоле поднялся,
перемахивая через две ступени. Остановился у квартиры, сказал сам себе: ну
и перетрусил же ты - и тут же услышал скрипнувшую соседнюю дверь.
Облегченно вздохнул: Амалия Петровна. Она всегда ждет его прихода и
передает новости. Обернулся так, чтобы не был виден прут. Седые букли
взбиты, голубые глаза смотрят с укором:
- Арсений Дмитриевич, ай-яй-яй, вас весь день нет и вы так поздно...
Пластов услышал, как внизу хлопнула дверь, напрягся. Амалия Петровна
выросла в Курляндии, но в Петербург перебралась давно, обрусела.
- Бедненький, наверное, устали?
Пластов поклонился, скрывая прут:
- Да, пришлось заниматься делами. Кто-нибудь приходил?
- Приходил Хржанович...
- И что же?
- Просил передать, что зайдет завтра днем. И еще два раза приходила
барышня...
- Какая барышня?
Соседка закатила глаза:
- Кто она, не знаю, но красивая! Очень красивая барышня и совсем
молоденькая! Лет двадцати, а может, и моложе... Сразу видно, из хорошей
семьи, одета прямо с картинки и держится превосходно.
Войдя в свою квартиру, Пластов положил прут на подоконник. Постоял,
усмехнулся собственным страхам. Прошел в ванную, вымылся, прижег царапину
йодом, накинул халат. На кухне заварил кофе, сел, поставил перед собой
чашку и вдруг почувствовал, что только сейчас начинает приходить в себя.
Отхлебнул кофе, попытавшись понять, что же происходит? Кажется, кому-то
очень не понравилось его появление на пустыре. Впрочем, может быть, дело
совсем не в пустыре? В чем же? Допустим, в том, что он разговаривал с
дворником и с Ермиловой? Нет, скорее всего дворник и Ермилова здесь ни при
чем. Кажется, нападавшие не зря подстерегали его именно на пустыре. Они
действовали не по собственному почину, кто-то стоял за их спиной, и если
бы ему удалось выяснить кто - многое бы стало ясным. "Наши". Кто такие
"наши"? Пока об этом можно только гадать. И все-таки надо будет точней
узнать, кому принадлежит пустырь. А также, на какие заработки и куда
именно отправился бывший сторож Ермилов. И не мешает подробней выяснить,
при каких обстоятельствах убили собаку. Ясно, этот незначительный факт
должен был затеряться среди других событий, но ведь это случилось как раз
в ночь пожара... Дело явно нечисто, и очень похоже, что Глебов здесь ни
при чем. Если завод подожгли, то зачем? Судя по поведению Трояновского, в
этом были заинтересованы серьезные силы. Сможет ли он противостоять этим
силам - один? Сомнительно. К тому же пока он не знает даже, что это за
силы. Конечно, если он добьется, чтобы Глебову выплатили страховку, то
получит семьдесят пять тысяч рублей. Но во-первых, во время расследования
он рискует истратить последние сбережения, ничего не получив взамен.
Во-вторых, если он, взявшись за дело, проиграет его, на его адвокатской
карьере окончательно будет поставлен крест. Подумав об этом, Пластов
отставил чашку, прошел в спальню, потушил свет. Лег, накрылся одеялом - и
вдруг понял, какое именно сомнение ему мешало.
6
Сомнение было не только в том, что так понравившиеся ему Субботин и
Вологдин все-таки что-то от него скрывали, но и в некоторых частностях.
Утром он подытожил эти частности на бумаге. Встав в восемь, Пластов принял
ванну, позавтракал, сел за стол и написал в блокноте: "Субботин - Вологдин
- генераторы УМО - Ступак - выяснить подоплеку?" Помедлил, подчеркнул
фамилию "Субботин" и дописал еще одно слово: "облегчение?". Попытался еще
раз вспомнить вчерашний разговор до последнего слова. Дело было именно в
облегчении, которое испытал Субботин и, кажется, Вологдин, когда оба
узнали, что о генераторах УМО Пластову рассказал Ступак. А когда они
насторожились? Насторожились они после слова "генератор". Почему же то,
что о генераторах ему сообщил Ступак, их так успокоило? Ведь, по словам
Субботина, генераторы УМО - примитивные конструкции, не представляющие
интереса? Да, без всякого сомнения, если он решится взяться за дело
Глебова, надо будет прежде всего выяснить, что за всем этим скрывается,
разобраться в тонкостях.
Только он подумал, что сделать это нужно впрямую, спросив о
генераторах УМО самого Глебова, как раздался звонок. Открыв входную дверь,
увидел девушку лет двадцати. Одета в отлично сшитый костюм "тальер" с
модной низкой застежкой и большим воротником. Увидев Пластова, девушка
растерянно улыбнулась.
- Ради бога, не сердитесь за этот неожиданный визит. Поверьте, у меня
чрезвычайные обстоятельства. Меня зовут Елизавета Николаевна Глебова. Вы
господин Пластов?
- Совершенно верно, я Пластов. Проходите, Елизавета Николаевна.
Подождав, пока девушка сядет в кабинете, спросил:
- Насколько я понимаю, вы дочь Николая Николаевича Глебова?
Вдруг, уткнувшись лицом в ладони, девушка разрыдалась. Плач этот был
почти беззвучен, только вздрагивали плечи. Пластов попытался успокоить ее.
- Елизавета Николаевна, перестаньте, прошу вас... Подождите, я дам
вам воды...
Пригнулся и услышал:
- Н-не нужно... воды... п-пожалуйста... Арсений Дмитриевич... -
Морщась, вдруг стала снимать с безымянного пальца кольцо. Он глянул
мельком: перстень дорогой, старинной работы, с четырьмя крупными
бриллиантами чистой воды.
- Что вы делаете?
- Вот, возьмите... Оно ваше... - Не глядя на него, она положила
кольцо на край стола. - Только спасите папу. Ну пожалуйста... - Ее лицо
кривилось, она судорожно дышала.
- Сейчас же наденьте кольцо... Вы с ума сошли! Елизавета Николаевна,
слышите? Я очень прошу, наденьте, иначе я не буду с вами разговаривать!
Всхлипывая, она судорожно надела кольцо на палец. Сказала, глядя в
пространство:
- Все равно это к-кольцо в-ваше...
Он попытался говорить спокойно, это было трудно, в конце концов не
каждый день видишь таких красавиц.
- Откуда вы узнали обо мне?
- Владимир Иванович Тиргин... Мне сказал... Что с папой кончено... Он
разорен... Поймите, я не боюсь бедности... Я всегда найду себе работу...
Но отец и мама... Особенно если будет суд... Они не выдержат... Это конец,
вы понимаете, конец! - Она опять зашлась слезами.
"Тиргин, - подумал Пластов. - Нет, с ним обязательно нужно
поговорить".
- Пока еще ничего неизвестно, Елизавета Николаевна.
- Все известно... Все... Если дойдет до процесса, это каторга. Но
только... Только я просто не понимаю, что происходит... Все вокруг
уверены, что завод поджег папа... Но ведь ему не нужны деньги, ему нужно
совсем другое... - Она закрыла лицо руками, замотала головой. Он дал ей
воды, она стала пить, расплескивая воду.
- Успокойтесь. Вы сказали - все уверены, что завод поджег ваш отец.
Кто эти "все"?
Девушка поставила стакан на стол, все еще глядя куда-то за плечо
Пластова.
- Ну все. Рабочие. Сотрудники. Страховое общество.
- Страховое общество можно понять.
- Трояновского тоже можно понять? Он ведь считался другом семьи,
много лет приходил к нам, а теперь? Теперь отказывается даже брать дело!
Трус! - Губы Лизы крепко сжались, глаза потемнели.
- Скажем лучше так: не трус, а расчетливый человек.
- Никакой он не расчетливый человек, а мерзавец и трус. Но когда я
узнала, что так считает и Всеволод Вениаминович...
- Всеволод Вениаминович - это кто?
- Гервер, наш директор-распорядитель. Он порядочный человек, но... -
Лиза скомкала платок. - Просто я ничего не понимаю. Он тоже считает, что
завод сгорел не без ведома папы.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг