книжка Северного ветерка почем зря хаяла земную жизнь, которая описывалась
как сущий ад. Вышли книги о коварстве женщин, и муки любви сравнивались с
муками Тантала. Молодежь жадно читала эти бестселлеры, понемногу примиряясь
со своим однообразным житием. Однако находились и свои Фомы неверующие. Один
Морской Бриз, имея сладкую курортную работенку, отказался есть манну
небесную и запросил черную корочку. Ему принесли. Он съел и долго мучился
отравлением, а вылечившись, раскаялся, но было поздно, его отправили в
пустыню Сахару пересыпать с места на место песчаные барханы...
Можно немало рассказывать забавного об этих событиях, но вернемся к
нашему герою, ибо настал третий день, а Дождь все еще толком не объяснился с
Леной.
Ленка же готовилась к сочинению, оставался один день, но в голову ничего
не лезло, эта необъяснимая встреча напрочь вышибла ее из равновесия. Ленка
позвонила Мышке (Таньке Мышкиной), однако ни она, ни Митин, ни Чугунов,
позвонивший вечером, не только ничего не слыхали о Дожде, но принялись ее
уверять, что никакого дождя не было и даже заставили позвонить в Бюро
прогнозов, где ее попросту высмеяли, посоветовав обратиться к психиатру. Но
дождь-то был, уж в этом Ленка точно была уверена!
На консультации Чугунов сказал, что она, видать, переутомилась, и
пригласил всех вечером в безалкогольный бар "Белый медведь" выпить кофе и
потанцевать. Все ответили взрывом восторга, и Ленке ничего не оставалось,
как подчиниться большинству. Она весь день ждала Дождя, книги падали у нее
из рук, но он не приходил. Тоска доконала ее, и она махнула рукой: может
быть, действительно переутомилась и ничего не было!
У дверей "Белого медведя" толпились юнцы и юницы в майках и маечках, с
рисунками, наклейками и без, заглядывающие в витражи полутемного кафе,
откуда доносилась бурная, крикливая музыка. Дождь попробовал протиснуться к
дверям, но толпа зашумела, кто-то схватил его за блузу, и он вынужден был
отойти. Дождь обошел здание и наткнулся на служебный вход, но последний был
заперт на крюк. Откинуть его не стоило труда, и Дождь проник на кухню,
откуда беспрепятственно вышел в зал, не замеченный никем, хотя шел открыто и
не таясь.
Лена с одноклассниками сидела в углу. На столе горела пузатая с оранжевым
колпаком настольная лампа. Диск-жокей объявил перерыв, и зал гудел,
захлебываясь в шуме и разговорах, официантки подтаскивали закуски и
коктейли, и по разгоряченным лицам чувствовалось, что дело не обходится
одними безалкогольными напитками.
Лена увидела его и дрогнула, напряглась как струна. Дождь подошел совсем
близко, но, заметив ее волнение, машинально сел за соседний столик.
Чугунов тоже заметил Дождя, обратил внимание и на то, как заволновалась
Лена.
- Твой знакомый? - негромко спросил он.
- Да, - отрывисто ответила Лена, и щеки ее вспыхнули. Крупа цедил свой
коктейль, сдобренный изрядной порцией портвейна, который щедро подливал
знакомый официант Чугунова Жорик. Одна Ленка почти ничего не пила.
Дождь и сам не заметил, как оказался за чужим столиком, его трясло как в
лихорадке. В кафе было душно, накурено, а тело его еще не умело защищать
душу, и она задыхалась в этом чаду. Неожиданно из тумана выглянуло чье-то
лицо с утиным носом и широкой проплешиной. Помигав мутными глазками, лицо
потерлось щекой о замшевый пиджак и, заикаясь, спросило:
- А вы к-кто, собственно говоря?!. Вы что здесь?!. Куда вперлись?!.
Дождь улыбнулся, пытаясь сообразить, что следует ответить, но слова
словно ветром выдуло.
- Место занято! - проговорил человечек. - Чо вылупился?.. Чеши отсюда!
Утиный нос Замшевого заблестел от пота. Он оглянулся, ища официанта.
Наконец, заметив его, закричал, замахал рукой, но официант исчез в подсобке,
и Замшевый побежал за ним. В это время вернулась спутница Замшевого,
взглянула на Дождя и подмигнула ему. Дождь подмигнул в ответ.
- А где этот? - Она села на место Замшевого. Дождь пожал плечами.
- Противный, правда? - она брезгливо поджала губы. - А что делать? Другие
не приглашают!..
Дождь взглянул на Лену. Ей что-то нашептывал Чугунов, но она не слушала,
следя за тем, что происходит за соседним столиком.
- Ты меня не слушаешь, - сказал Чугунов. - Откуда ты его знаешь? - кивнул
он на Дождя.
- Знаю, - ответила Лена.
- Откуда он? - не унимался Чугунов.
- Я хочу домой, - сказала Лена, - завтра экзамен, надо выспаться!.. - Она
поднялась. Митин с Мышкой тоже поднялись.
- Подождите, а кофе? - остановил их Чугунов. - Кофе и пирожные! Заплачено
же!..
Лена села. Сели и Мышка с Митиным. Крупенников, набравшись коктейлей,
клевал носом.
- Тебе придется отвезти его домой, - сказала Лена Чугунову.
- Дойдет! - огрызнулся тот.
- Ты его напоил, тебе и отвечать! - жестко сказала Лена.
- Мог не пить.
- Ты же знал, с чем эти коктейли, мог и остановить. Чугунов поморщился.
- Ладно, потащу к себе, - согласился он. - Песню испортил, дурак! -
Чугунов стукнул Крупу по шее.
- Кончай! - не поднимая головы, проворчал Крупенников.
Дождь взглянул на Чугунова. "Чистое кукольное личико с темными, еще слабо
пробивающимися усиками, умные холодные глаза, совсем еще мальчик, а такой уж
холод в душе, - подумал он. - На вид мальчик, капризный, развращенный,
испорченный мальчик..." Где же он видел это лицо?
Вернулся Замшевый с официантом.
- Вот видишь, приперся и сидит! - возмущался он. - Я и так, и этак, и
по-хорошему, а он ни бэ, ни мэ, ни кукареку!
- Да это мой брат из Сузуна, чо завелся, зараза?!. - вскинулась его
спутница. - Я его пригласила, пусть сидит, на тебя посмотрит, какой ты есть!
- Ну, если брат, я что ж, я это... - замялся Замшевый, подавая руку. -
Валентин, бывший, так сказать, в настоящем. Мы поженились, когда вы, так
сказать, отбывали...
- Дождь...
- Ага... - не поняв, кивнул Валентин. - А я Надежду спрашиваю, что да
кто, а она темнит... Стульчик, это, и прибор, а?
Официант принес стул и прибор.
- Я думаю, надо за знакомство. - Валентин оглянулся. - Тут не дают, а мы
с собой втихаря, - он налил под столом стакан водки, разлил на троих. -
Вздрогнем? Или ощетинимся?.. А?
- Я не хочу, - сказал Дождь.
- Это не по-товарищески, - погрозил пальцем Валентин. - У нас не принято!
Тем более мы с Надеждой, - он заулыбался, на носу блестели капли. - Ну, в
общем, кое-что решили...
- Я пока ничего не решила! - заявила Надежда.
- Да ладно, будет, чо ты, братан ведь! А то как неродная! Ну?!
- Еще слово - и так вмажу, что вылетишь отсюда в два счета!
- Ну, чево завелась?!. Я тост хотел сказать почти про любовь, а ты:
вмажу, вылетишь!.. Ну, бывайте! - Он залпом выпил.
Лена за соседним столиком поднялась.
- Подожди, сейчас принесут кофе! Еще десять только, - сказал Чугунов.
- Нет, мне надо идти! - Лена вышла из-за столика, направилась к выходу.
Чугунов поднялся, чтобы проводить, но Дождь бросился следом, опередив его.
- Эй, братан?!. - удивленно закричал вслед ему Валентин. - Надежда,
догони его! Он чо, обиделся? Я ж пошутил!..
Надежду точно кто подтолкнул, она догнала Дождя и, остановив его,
прошептала:
- Не бросайте, уведите меня, я больше не могу! Лена оглянулась, увидела
плачущую женщину, державшую Дождя за руку, и выскочила из кафе. В голове у
нее все перемешалось: и эта женщина, назвавшая Дождя братом, что была явная
ложь, и ее плешивый спутник и пьяный Крупенников. Одно она знала теперь
твердо: она не только никогда не любила Чугунова и не смогла бы полюбить, но
даже не испытывала к нему симпатии. Брезгливое отвращение вдруг разом
заполнило ее. Она еще не понимала, откуда это отвращение, ведь неделю назад
у него дома она даже позволила ему поцеловать себя, он сделал это умело,
наслаждаясь больше ее смущением, чем сам волнуясь, но тогда она об этом не
думала, это выплыло вдруг сейчас, в тот самый миг, когда появился Дождь.
До него весь день и вечер она жила в тревожном предчувствии беды, и в
кафе, несмотря на все усилия Чугунова и диск-жокея, ей не сиделось.
Пришел Дождь, и ее в тот же миг ожгло его неподдельным волнением, и сразу
же выплыла вся фальшь Чугунова. Вот чего она не могла распознать сразу:
фальшь и подделку!
Уже свернув в Тихий переулок, она остановилась. Никто не догонял ее, и
она подумала о Дожде. И странное дело: не ревность, а тревога за него вдруг
шевельнулась в душе.
Дождь вышел из кафе вместе с Надеждой, она крепко держала его за руку,
точно боясь, что он убежит.
- Вы меня только проводите, и все, а то увяжется этот плешивый, не
отлипнет! Я еще, чего доброго, глупостей наделаю! Вы приезжий?
- Да, - Дождь кивнул.
Они быстро шли по дороге, Надежда время от времени оглядывалась, опасаясь
погони. Но никто не бежал за ними. Только сейчас Дождь сумел рассмотреть
женщину. Кудрявые колечками темно-каштановые волосы обрамляли слегка
удлиненное лицо, кое- где тронутое уже первыми морщинками. Невысокая, с
ладными ногами и гибким телом, Надежда вполне могла бы считаться красавицей,
но выражение ожесточенности, не сходившее с лица, портило все дело. Тонкие
черты требовали мягкости, доброты души, но какая-то застарелая, крепкая
обида сидела в ней, заставляя Надежду не расставаться с маской злого
высокомерия и брезгливости.
- Козел вонючий! - выругалась она. - Он и не понял, что я бросила его!
Бросила навсегда! Сейчас завалится спать и захрапит!.. Он, видите ли,
собирается возвратиться, думает, что осчастливил меня! Козел! Вы извините,
что я так резко, но вы же видели, что это за субъект. Обыкновенный
слесарь-сантехник, а туда же, замшевый пиджак напялил, который как седло на
корове!.. А вы откуда?
- Я?.. - Дождь запнулся. - Я из Венеции...
- Из Венеции? - удивилась она. - По турпутевке ездили?
- Ага, - кивнул Дождь.
- Ну и как там? Сколько меняют?
- Чего меняют? - не понял Дождь.
- Ну, денег сколько меняют?
- Я не помню, это давно было...
- А сейчас вы где работаете? - удивилась Надежда.
- Я музыкант, - не понимая, что от него хотят, ответил Дождь.
- А-а, так вы на гастроли ездили!
- Да, - сказал Дождь, вспоминая, что это за слово "гастроли".
- Я так и подумала сразу. Я только подумала, что вы поете, - уточнила
Надежда.
- А я действительно пою, - удивился Дождь ее догадке.
- Правда?!. Вот здорово! А как ваша фамилия? Может, я слышала?..
- Вряд ли... Это было давно, - он смутился.
- Нет, правда, скажите! Хоть буду знать, кто меня провожал. Завтра
расскажу девчонкам, те лопнут от зависти. Я в бухгалтерии райпищекомбината
работаю. Так как ваша фамилия?
- Моя фамилия Веротти, Андреа Веротти, но все зовут меня Дождь...
- Веротти?! - обалдела Надежда. - Вы что, иностранец?
- Я родом из Флоренции. Но зовут меня Дождь.
- Дождь? - воскликнула она. - Просто дождь?
- Да, просто Дождь, - улыбнулся он. Надежда расхохоталась.
- Ну, ты даешь! Надо уж было свою фамилию оставить! Андреа Веротти! Это
звучит. А Дождь... Это не интересно. На Веротти все попрутся, а кто пойдет
слушать Дождя? Вон, осенью как зарядит, тоска смертная!..
- Это неправда, - возразил Дождь. - Надо уметь слушать! Там иногда играют
такие сложные мелодии, что на инструментах, на любом инструменте, даже рояле
это не воспроизвести. Это даже неподвластно порой целому оркестру. Имеющий
уши да услышит! Это такая тонкая вязь звуков, тонов, полутонов, октав,
аккордов, вы себе не представляете, какое наслаждение иногда слушать.
Правда, находятся люди, которые не слышат эту музыку или равнодушно ждут,
когда она кончится...
- Вы красиво рассказываете, - вздохнула Надежда.
- Мы скоро придем? - спросил Дождь.
- Уже пришли, - Надежда остановилась. - Вот мой дом. Хотите кофе?
- Нет, спасибо, я не пью...
- Может быть, чаю?
- Нет-нет, спасибо!
- Может быть, мы встретимся? Я ни на что не претендую...
- Нет-нет! - воскликнул Дождь, попятился назад и вдруг взлетел, оставив
слабо светящийся след.
- Ой-ой!.. - застонала Надежда, ноги у нее подкосились, и она села прямо
в песочницу, на острое детское ведерко. Дикий визг огласил округу, и наутро
все соседи уже знали: Боборыкина загуляла!
На востоке вспыхнула первая белая звездочка, Лена услышала, как вздохнул
сад, и, прильнув к окну, увидела Дождя. Он стоял под яблоней и смотрел на
нее.
Лена открыла кухонное окно, и Дождь подошел к ней.
- Что это за женщина была там? - спросила она.
- Не знаю, - вздохнул Дождь. - Она попросила проводить ее.
- И ты... провожал ее?
- Да, - просто ответил Дождь. - Мне показалось, что у нее какая-то беда...
- И о чем вы говорили? - ревниво спросила Лена.
- Она расспрашивала, кто я и откуда. А я ничего не мог объяснить...
Лена стояла перед окном в одном халатике, и свежее дыхание сада обдавало
ее ознобом.
- Тебе холодно? - обеспокоился Дождь.
- Нет-нет, мне не холодно!.. А что с нами произошло там, в Венеции?
- Нас убили... Я и по сей день не пойму, кто подослал этих убийц. Видимо,
тебя выдавали уже замуж, ты считалась чьей-то невестой... Мы уже собирались
бежать во Флоренцию, нас ждала лодка на побережье, но было прохладно, и я
решил забежать за плащом, чтобы укутать тебя, на тебе было лишь тонкое
розовое платье... Ты не захотела отпускать меня одного, и мы побежали вместе
вприпрыжку, смеясь и радуясь, как дети. Мы поднялись в мою комнату, я
набросил на тебя свой плащ, и ты так сильно прижалась ко мне, что я услышал
биение твоего сердца... Я и не заметил, как они вошли...
- Мы целовались в этот момент...
- Да... Ты вспомнила?
- Мне кажется, что я вспомнила... - прошептала Лена. Петр Иванович
Неверующий как раз проснулся в этот миг и, ощутив неприятную сухость в
горле, решил выпить газировки. Он сунул ноги в шлепанцы и поспешил на кухню,
зевая и почесываясь, уверенный, что все спят. Каково же было его удивление,
когда у раскрытого окна он обнаружил дочь и этого, лохматого, который летает.
- Вы чего не спите? - удивился он. - Завтра же экзамен!
- Не спится, папа, - вздохнула Лена.
- Ты сначала экзамен сдай, в институт поступи, а потом, это, любовь
крути! - Петр Иваныч достал полбутылки "Буратино" и залпом выпил. - Теперь
эссенции перелили! - поморщившись, сказал он. - Подействовала критика!
Почувствовав горечь во рту, Неверующий взял конфетку, разжевал.
- Горчит шоколад! Опять Симаков крутит! Ну, пройдоха! Ладно, иди ложись,
подождет твой этот... до утра, а то напишешь на двойку, мать тебе устроит
такое свидание, что сама не рада будешь! Иди!
- Да напишу я! - огрызнулась Лена. - Сейчас пойду! Иди, я приду сейчас!
Петр Иваныч хотел уж совсем рассердиться, но вдруг кто-то внутри него
грубо сказал ему: "Ты чо к девке прилип?!. Иди спать!"
Неверующий оглянулся, но, никого не найдя, махнул рукой и ушел спать. И
заснул мгновенно, проспав до половины восьмого и опоздав на работу на
пятнадцать минут, точно принял вечером снотворное.
Вспомним теперь о майоре в отставке Льве Игнатьиче Шилове. К трем часам
он направился в горжилкомхоз для утверждения своих инструкций, в которых
ему, как председателю КВР, предоставлялось бы право без суда и следствия
самому штрафовать жильцов до 10 рублей (в случае первого нарушения), при
штрафе до 30 рублей составлять акт, каковой утверждался бы главой
горжилкомхоза (в случае повторного нарушения), и делать представление
горисполкому на выселение (в случаях постоянных нарушений). Это было главное
в инструкциях, и этого Шилов добивался, понимая, что одними увещеваниями и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг