- За обычные... Работа тебе знакомая. Собственно, речь идет о
подозрении в убийстве двух человек... Ты ведь альпинист? - неожиданно
спросил он.
- Да, но...
- Кроме того, ты еще радиолюбитель и учился когда-то на метеоролога.
- Да, в Йельском университете, только не закончил.
- Но не все ведь забылось?
- Да кое-что помню.
- Вот потому на тебя и пал выбор.
Клаппер достал из ящика стола пачку "Кэмэл", зажигалку и пепельницу.
Мы закурили.
- Так вот. - Клаппер выпустил под потолок струю дыма. - Тебе придется
на время стать радистом на метеостанции. В горах...
- Так, - сказал я. - И что я буду там делать?
- Будешь передавать радиограммы в метеоцентр. А между делом, так
сказать, выяснишь, почему в течение месяца там погибли двое радистов.
Он взъерошил шевелюру и продолжал:
- Обычно на метеостанции проживают двое: метеоролог и радист.
- Что он за человек? - спросил я.
- Кто?
- Метеоролог. Как я понимаю, он - главный подозреваемый.
Клаппер отвел глаза в сторону и почесал за ухом.
- Все верно, - сказал он. - Это бывший летчик... Сначала "Эйр
компани", потом военно-воздушные силы. Бомбардировочная авиация... Списан
по состоянию здоровья. Что-то с нервами...
- Ага, - сказал я. - Операция "Сумасшедший в горах".
- Да нет, он не сумасшедший. Далеко не сумасшедший... - Он на секунду
задумался. - Мы как раз копаемся в его прошлом. Какая-то темная история...
Впрочем, тебе это вряд ли поможет.
Он встал и прошелся по кабинету. Я молча ждал продолжения.
- У подъезда тебя ждет машина. Заедешь домой, возьмешь все
необходимое. Потом машина отвезет тебя на аэродром.
- Лихо! - сказал я. - Только я ведь еще ни слова не сказал о своем
согласии.
Клаппер рассмеялся и снова сел на свое место.
- Скажешь... Насколько мне известно, ты никогда не отказываешься ни
от каких дел. Помню, у тебя еще в армии было сильно развито чувство
справедливости. Ты даже имел из-за него некоторые неприятности.
- Убил! - сказал я. - В общем-то я и не собирался отказываться.
- Ну так вот, - продолжал он. - На аэродроме спросишь Гонзалеса. Ты
должен был видеть его: он вышел из моего кабинета несколько минут назад. -
Я кивнул. - Гонзалес даст тебе дальнейшие разъяснения... Вот твои
документы. - Он раскрыл папку, лежащую на столе, и передал мне паспорт и
пачку различных удостоверений.
Я раскрыл одно из них. Корки были, прямо скажем, высший класс. Я
взглянул на фотографию. Фотография была моя, но я не смог припомнить,
чтобы видел такую где-нибудь раньше. В моем архиве такой не числилось. Где
это они умудрились меня щелкнуть?
- Итак, - сказал я, - отныне меня зовут Джерри Смит. Еще что-нибудь
есть?
Клаппер раздавил окурок в пепельнице. Я сделал тоже самое и рассовал
по карманам деньги и новые документы. В этот момент мелодично звякнул
звоночек, и голос Марии произнес:
- Мистер Ромс, машина у подъезда.
- Благодарю, Мария, - отозвался Клаппер и нажал какую-то кнопку. -
Еще вот что. Вот тебе длина волны и номер видеофона. - Он взял листок
бумаги и написал на нем две группы цифр. - Запомни их. - Он протянул мне
листок. - Когда закончишь дело, передашь на этой волне две восьмерки.
После этого к тебе прилетит вертолет... Номер даю на крайний случай, если
вдруг произойдет что-нибудь из ряда вон выходящее, и ты каким-то образом
окажешься в Столице. Попросишь полковника Гринберга. Ясно?
- Ясно, - сказал я и, взглянув на цифры, вернул ему листок.
Он щелкнул зажигалкой и бросил пылающую бумажку в пепельницу.
- Ну все, - сказал он и встал из-за стола. - Желаю тебе удачи. Жду
известий.
Я кивнул и направился к выходу. В дверях я оглянулся. Клаппер стоял и
смотрел мне вслед. Выражение его лица показалось мне странным.
Глава вторая. НАЧАЛО
Я приехал на аэродром сразу после полудня. Машина промчала меня в
дальний конец летного поля и остановилась у вертолета с опознавательными
знаками метеорологической службы на фюзеляже.
Около вертолета распоряжался знакомый уже мне парень из
Криминал-департамента. Он что-то выговаривал двум детинам в синих
комбинезонах, тупо уставившимся на лежащий около люка разбитый ящик.
Вокруг валялись банки с каким-то соком. Отругав виновников этого
происшествия, парень обернулся и, увидев машину, быстрым шагом направился
к нам. Я вспомнил, что Клаппер не назвал мне его звания, и, выйдя из
машины, решил пустить пробный шар.
- Мне нужен капитан Гонзалес, - сказал я парню, когда он подошел. -
Моя фамилия Смит.
Он кивнул и сказал:
- Это я, только здесь я, с вашего позволения, просто Гонзалес. Вокруг
все штатские, а вертолет принадлежит метеорологам.. Вы уже готовы?
- Да, - сказал я и взял с сиденья свой портфель.
- Прекрасно! Вылет через четверть часа. Вам придется подождать. Еще
не...
Дикий рев ударил вдруг по ушам и заглушил его последние слова. Я от
неожиданности вздрогнул. Оказывается, механики вздумали опробовать
двигатель. Гонзалес повернулся и побежал к ним, размахивая руками и что-то
крича. Роль штатского он исполнял весьма недурно.
Через пару минут рев стих, и наступила тишина. Только двое в синих
комбинезонах препирались о чем-то, собирая рассыпанные банки.
Я достал из кармана сигареты, закурил и стал прогуливаться вокруг
машины. Гонзалес куда-то исчез. Синие комбинезоны собрали свои банки и
тоже ушли. Около вертолета никого не осталось. Начал накрапывать мелкий
нудный дождь. Я забрался в машину и попытался заговорить с шофером. Тот
отвечал односложно и с явной неохотой.
Наконец, минут через пятнадцать послышался шум мотора, и к вертолету
подкатила еще одна машина. Из нее выскочил Гонзалес. Он дал какие-то
указания невесть откуда появившимся людям, из машины вытащили небольшой
красный тючок и засунули его в зев люка. Гонзалес подошел ко мне. Его лицо
лоснилось от пота. Он достал носовой платок и стал им вытираться.
- Ну как? - спросил я.
- В порядке, - сказал он. - Чуть не забыли для вас электроодежду...
Все, теперь можно отправляться.
Я взял свой портфель и полез в вертолет. В салоне стояли два кресла.
Все остальное место было занято аппаратурой и тюками разного веса и
калибра, по-видимому, предназначенными для метеостанций. К тому же, у меня
сложилось впечатление, что этими тюками пытались хоть как-то замаскировать
назначение приборов. Большинство приборов были мне совершенно незнакомы;
среди тюков торчали отовсюду какие-то никелированные ручки, коричневые
тумблеры, циферблаты с разноцветными стрелками и прочая дребедень, словно
я попал в кабину космического корабля... Да, с тех пор, как я учился,
метеорологическая техника солидно шагнула вперед. Впрочем, мне показалось,
что некоторая часть этой электронной мешанины явно предназначена для
радиоперехватов. Я бы, наверное, долго еще стоял и озирался по сторонам,
но тут в салоне появился Гонзалес, захлопнул створку люка, в ту же секунду
пол подо мной поплыл в сторону, и я плюхнулся в кресло. Мы были в воздухе.
Аэродром быстро скрылся в пелене дождя. Серая завеса застила мир,
словно спрятала нас от любопытных взоров. Гонзалес исчез в кабине пилотов.
В иллюминатор смотреть было совершенно неинтересно, и я, поудобнее
устроившись в кресле, стал ждать, пока Гонзалес даст мне обещанные
Клаппером разъяснения. Двигатели гудели монотонно, и я, кажется, задремал.
Во всяком случае, когда я открыл глаза, мой инструктор уже сидел в кресле
напротив и протягивал мне красную папку.
- Вот это, - сказал он, - просил передать вам инспектор Ромс.
Прочтите прямо сейчас, перед посадкой вернете ее мне.
Я хотел было съязвить насчет скорострельности некоторых полицейских
чинов, но папка оказалась неожиданно тонкой и легкой. Пришла пора дремать
Гонзалесу, а я, раскрыв гладкие красные корочки, углубился в изучение
дела.
Справившись за полчаса с содержимым папки, я основательно задумался.
Похоже было на то, что официального расследования не велось вообще, во
всяком случае, у меня сложилось такое впечатление. Более того, я лично не
осмелился бы утверждать что-либо об убийствах на основании этих данных...
Я взглянул в иллюминатор. Снаружи по-прежнему плотно висел серый
кисель. Я прикрыл глаза.
Итак, что же мы имеем?.. Первый радист разбился насмерть, свалившись
в пропасть. Его, конечно, мог столкнуть вниз этот сумасшедший метеоролог.
Вот только с какой стати?.. Я вспомнил слова Клаппера. "Что-то с
нервами"... С нервами, видите ли, у него что-то!.. У меня тоже иногда
бывает что-то с нервами, ну и что? До о чем тут говорить... В наше время
"что-то с нервами" у большинства добрых граждан. Все все время чего-то
боятся... Мои соседи боятся воров и грабителей. Знакомый лавочник всю
жизнь боится рэкетиров, так и умрет в страхе. Мать всегда боялась, что
меня укокошат. Клаппер наверняка боится, что когда-нибудь, через
много-много лет все-таки придет к нему расплата за содеянное... Я вот
боюсь, что только зря потеряю время на этой метеоточке...
А чего, интересно, боялся второй радист? Что заставило его сбежать со
станции и ночью в пургу пробираться без теплой одежды по горам?
Я хотел было задать эти вопросы Гонзалесу, но что-то меня удержало.
Мне вдруг показалось, что он и не дремлет вовсе, а сквозь прикрытые веки
внимательно наблюдает за мной.
И вообще, все это чепуха! Что бы и как бы там ни было, не стал бы
Клаппер платить мне такие деньги за здорово живешь. Есть у него на этой
станции какой-то крупный интерес. А ну-ка, прикинем... Метеостанция
находится где? - недалеко от границы. По ту сторону у нас кто? -
красные... Нет, интересно все-таки! Имя "Ромс" мне совершенно неизвестно,
а вот о полковнике Гринберге я где-то уже слышал. И вообще: что, если
предположить, что "инспектор Ромс" появился впервые и исключительно для
этой операции?.. Тогда здесь явно торчат чьи-то ослиные уши. Вот только не
знаю, чьи - то ли контрразведки, то ли политической полиции? Хотя тут, как
говорят русские, хрен редьки не слаще... И то, и то - Служба
Безопасности!.. Ну что ж, тогда тревога Клаппера в принципе понятна. Будь
я на его месте и будь у меня что-то на этой станции - и тут сразу два
трупа... Я бы тоже, пожалуй, забеспокоился. Тогда, вообще говоря, понятно
даже, почему он не может послать туда своего сотрудника. Где гарантия, что
его люди не под колпаком иностранных разведок?.. Да тут лучшего человека,
чем частный детектив, и найти-то трудно!.. И все же пока эта история,
скажем прямо, малопонятна, а уж если быть откровенным до конца, так и
непонятна вовсе. Ладно, примем за исходную версию то, что нам подсовывают.
Лучшего все равно ничего нет..
Неплохо бы наметить план действий... Вести расследование в открытую я
не смогу. Обстоятельства не те... Допросить метеоролога, к сожалению, тоже
не удастся, во всяком случае, до тех пор, пока у меня не будет прямых
улик... надо будет осмотреть оба места, где обнаружили погибших. Это
элементарно: поскольку я альпинист, я всегда могу оправдать свои прогулки
в горах необходимостью тренировок. Это неплохо... Кстати, допрос тоже
возможен. Вернее, не допрос, а расспросы. Ведь если метеоролог нормальный
человек, он обязательно должен рассказать новичку обо всем случившемся.
Пусть не правду, если он все-таки причастен к гибели радистов, но что-то
ведь он должен рассказать. Если он нормальный человек... Что-то не дает
мне покоя эта самая его "ненормальность"... Где же я все-таки слышал это
имя: полковник Гринберг?.. Да, ребята, чудеса на свете... Един в трех
лицах... исчезнувший когда-то капитан Клаппер, давно забытый мною;
известный откуда-то мне полковник Гринберг и, наконец, явившийся из
небытия инспектор Ромс... В роли духа снятого... Христианская троица, в
душу его!
Мне вдруг вспомнились апрельские события. Нашу роту подняли тогда по
тревоге среди ночи. Только все разобрали оружие и построились, в казарму
прибежал Клаппер, злой и явно еще не успевший проспаться после вечерней
попойки, и приказал офицерам тоже взять с собой автоматы. Пока мы
грузились, он бегал от машины к машине и ругался. У него, видимо, сильно
трещала голова, потому что он успокоился только тогда, когда Тэд, тоже
большой любитель выпить, сунул ему в руки фляжку с виски. Мидлтон тогда
еще что-то брякнул по этому поводу, и все дружно заржали.
А потом была ночная дорога. Машины шли на большой скорости, с
выключенными фарами, нас здорово трясло, но этого никто не замечал, потому
что все думали только об одном: куда нас везут? После часа этой гонки в
неизвестность колонна, наконец, остановилась, всех снова построили, и в
призрачном свете маскировочных фар командир батальона зачитал приказ.
Оказывается, враги нации и агенты мирового коммунизма сделали попытку
захватить власть, и правительство приказывает нам, орлам и храбрецам,
опоре нации и носителям свободы, выступить на защиту законности и порядка
и всыпать красным по первое число, чтобы они навсегда зареклись баламутить
наше демократическое государство.
А потом снова была дорога через ночь, и страшный вид Столицы,
освещенной не морем огней и сияньем реклам, а вспыхивающими светлячками
выстрелов и разрывов снарядов, мертвенным светом ракет и огромными языками
пламени разгорающихся тут и там пожаров. А еще через полчаса, уже топая в
пешем строю по какому-то переулку, в густом тумане наступающего утра мы
нарвались на засаду, и первым, выронив автомат и нелепо взмахнув руками,
упал на асфальт Тэд, весельчак Тэд, любимец всего моего взвода. Справа
кто-то заорал диким голосом, и в голосе этом были лишь невыносимая мука и
предсмертная тоска. Вопль этот оглушил меня и начисто убил во мне все
человеческие чувства, остался только страх - животный страх за свою
бесценную шкуру.
В себя я пришел в какой-то подворотне; сердце бешено колотилось от
быстрого бега и пережитого ужаса. Что вы хотите от новоиспеченного
лейтенанта, которому даже в карательных рейдах из-за аппендицита не
пришлось участвовать, не говоря уже о чем-либо более серьезном и опасном.
Я сидел в каком-то углу и, размазывая по лицу слезы и кровь из разбитого
носа, прислушивался, не гонится ли кто за мной. Мне даже нечем было
защититься, потому что и мой личный пистолет, и автомат, полученный перед
началом операции, пропали. Никто за мной не гнался (в часы великой охоты
зайцев не гоняют), и получился из меня стопроцентный дезертир.
Чуть позже, уже более или менее придя в себя, я решил, что никогда
больше уже не смогу стрелять в моих сограждан, как бы их не называли. А
потом я узнал место, где оказался, и что отсюда совсем недалеко до дома,
где живут мои родители и где восемнадцать лет прожил я (видимо, в своем
диком беге по улицам и дворам я инстинктивно стремился к родному дому).
И снова была заполненная страхом дорога, во время которой никто мне
не встретился и никто не пытался в меня стрелять; и испуганные глаза моей
матери, открывшей дверь на ошалелые звонки; и мои сбивчивые объяснения,
прерываемые неудержимыми рыданиями; и ранение отца шальной пулей во время
жестоких уличных боев на следующий день. Вечером же мы узнали, что в
стране произошла революция, и к власти пришло народное правительство.
Всем, кто не участвовал в карательных рейдах, была объявлена амнистия, и
я, доведенный страхом чуть ли не до сумасшествия, наконец, облегченно
вздохнул. Через месяц я уже работал в народной полиции. Там и я понял, что
делу этому готов отдать всю свою жизнь. Мы ловили мародеров и спекулянтов,
воров и грабителей, расплодившихся насильников и убийц, даже к самой мафии
начинали подбирать ключи. Но пришла дождливая октябрьская ночь, и генералы
совершили переворот. Все народные министры были расстреляны "при попытке к
бегству во время ареста", а премьер-министра Риммера вместе с женой и
детьми сожгли из огнемета прямо у дверей их квартиры.
На следующий же день все мы - народные полицейские - были уволены. К
счастью, у моей матери оказались кое-какие сбережения, и благодаря ей я
смог стать частным детективом.
Я всегда считал, что в жизни мне здорово повезло. Работу свою я люблю
и (отбросим ложную скромность) знаю неплохо. Она нужна людям, и, что
немаловажно в нашем мире, нужна любой власти: и либералам, и фашистам, и
коммунистам. А ладить с властями не так уж трудно - не берись за дела,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг