развод родителей и воспринимал женитьбу отца как пополнение семьи до
полного комплекта и, в некотором роде, как победу Морозова.
Милочка же, когда узнала, что ее пасынок - электронный робот, сначала
долго подвергала его тестам, которые добывала неизвестно где, а затем,
поняв, что он знает неизмеримо больше, чем она, и вовсе охладела к нему.
То ли по этой, то ли по другим причинам, но отношения в семье начали
портиться.
Усугубила семейный разлад ссора по совершенно ничего не значащему, по
мнению Морозова, поводу. Как-то, возвращаясь с работы, они зашли в
магазин, в котором обычно покупали гастрономию. Магазин отличался
разнообразием ассортимента и сдержанностью, если не благожелательностью
продавцов. Внезапно над самым его ухом раздался знакомый зычный голос:
- Альбина, зайди ко мне в кабинет!
Он обернулся и увидел Музу. Это была та же его напарница, которая таким же
громовым голосом командовала тремя вечно полупьяными мужиками. Только
теперь вместо грязного клеенчатого фартука на ней был белоснежный да еще и
подкрахмаленный халат, а на голове вместо вязаной шапочки была солидных
размеров шляпа из серебристой норки.
- Борька, - сказала она, вдруг увидев его, и засмеялась.- Боря!-но,
заметив рядом с ним Милочку, вцепившуюся в его рукав, еще раз повторила: -
Борис Алексеевич?
- Надо же, - растерянно сказал он, - Муза! Ты что, здесь работаешь? -
вопрос был лишним.
- Директором, - сообщила она, поправляя шляпу.- Как ты ушел, я тоже скоро
уволилась и в торговый техникум. Алкаша своего выставила. Вот теперь
директором! Ну, а ты-то, ты-то как? Боря? Красивый! Смотрю, шапка дорогая,
одет богато. Все нормально?
- Седины не хватает! - вторглась в разговор уже оправившаяся Милочка,
заправляя выбившуюся прядь мужниных волос под шапку.
- Седина еще будет, насмотришься! - фамильярно, на "ты" бросила Муза.
- Знакомься, Милочка, - засуетился Морозов. - Это Муза, о которой я тебе
рассказывал. Муза, это моя жена, Милочка!
- Значит, рассказывал! - ее красное лицо даже посветлело, т- Значит,
заняла я в твоей жизни какое-никакое место! Ну, что ж, когда чего нужно
будет, колбаски твердокопченой, рыбки красненькой, заходите по старому
знакомству! - и, легко неся свое полное тело, она пошла в соседний
торговый зал. Перед тем как исчезнуть за стеной, она обернулась и как-то
даже изящно помахала рукой.
Когда пришли домок, разразился грандиозный скандал. Милочка указывала на
уровень его "бывших любовниц", которым она "вынуждена улыбаться" и так
далее. Морозов сначала оправдывался, потом начал возражать. Александр,
призванный обоими на роль арбитра, с присущим ему вниманием выслушал их и
в пять минут логически доказал, что Милочка не права. Но какое может иметь
отношение логика к ссорам молодых супругов. К ссорам, которые вырастают не
из ошибок разума, а из чувств, только из чувств. О чувствах же
компьютерный подросток не имел точного представления, а если бы даже имел,
то не счел бы необходимым с ними считаться. Он наблюдал, и Морозов вдруг
понял, что это для Саньки тоже школа.
Несмотря на весь прогресс, на всю эмансипацию, женщины продолжают жить в
мужском мире. В мире, где законы существования придуманы мужчинами, в
одних странах более великодушными, в других - менее. Кто знает, если бы
продолжался матриархат, какими путями развивалась бы логика. Может быть,
женская логика приводила бы к тем же самым выводам, что и мужская, но в
совершенно другой, женской системе мышления и рассуждений. Может, в
женской логике есть какие-то свои закономерности - ведь никто из мужчин не
пытался этого выяснить, остановленный простой несхожестью.
Безусловно, женская логика должна быть не менее плодотворна, чем мужская.
И хотя до сих пор на основе ее применении не создано сколь-нибудь
значительных открытий или, хотя бы, рационализаторских предложений, это
можно отнести к тому, что никто указанный творческий прием не использовал
в соответствующих целях. Когда-нибудь человечество, наигравшись с
бионикой, эргономикой и другими новейшими техническими увлечениями,
использует женскую логику в целях стимулирования прогресса, и мужчины,
окончательно научившись думать по-женски, доведут общество до сверкающих
вершин,
Итак, жизненные программы двух Морозовых заурядно не сошлись на проблеме
"чужой ребенок". После ссоры Милочка неожиданно сразу потеряла интерес к
хозяйству, стала готовить супы из пакетиков, как в недобрые времени
морозовского люмпенства, и жарить готовые котлеты. Санька пытался
возражать в интересах отца, но Борис Алексеевич попросил его не
вмешиваться. Милочка же, не получившая достаточного воспитания в
родительском доме и учебных заведениях, все чаще в разговорах с подругами
по работе называла мужа "мой тюфяк" и рассказывала подробности о своей
семейной жизни. Как говорила ее подруга Вера, она "соскочила с защелки".
Морозов все это знал и чувствовал себя обманутым. В обмен за свою любовь
он не получил обещанного. Его надули ... ему подсунули... Он начал было
задумываться о принципиальной невозможности семейного счастья и стал
принуждать себя "философски смотреть на жизнь". Однако, окончательно стать
вторым Сенекой или Конфуцием ему не дала судьба, в просторечии именуемая
"производственная необходимость".
В один из ближайших к памятной ссоре и, может быть, удачнейших дней его
вызвали в кабинет директора. Кроме "самого" сидели главный инженер (или
"шеф") и какой-то сравнительно молодой, около тридцати пяти, человек в
прекрасно сшитом костюме и модном импортном галстуке; обычно такие хорошо
одетые и коротко, по-деловому подстриженные молодые люди выступают в роли
заказчиков из солидных московских ведомств.
- Позвольте вам представить нашего ведущего конструктора, - сказал
директор молодому человеку. - Борис Алексеевич Морозов.
- Очень прекрасно! - промолвил молодой человек, ослепил Морозова улыбкой и
крепко пожал ему руку. - Петров Арсений Иванович, из... - и он назвал
влиятельную организацию, связанную с космическими исследованиями.
- Мы можем начать наше маленькое совещание? - спросил директор у
представителя.
- Да, мы в кворуме!
По-видимому, он хотел сказать, что все необходимые люди собрались.
- Видите ли, Борис Алексеевич, - молодой человек произнес его имя и
отчество так, будто они не менее пяти лет проработали вместе, - в
настоящее время готовится освоение Луны, для жизни на ней и плодотворного
труда. Об этом даже было объявлено по центральному телевидению и в
периодической печати. Ведущий организацией по проекту "Луна" назначена
наша фирма, соисполнителей мы отыскиваем сами. На одном из совещаний в
Москве один из ответственных товарищей предложил вашу организацию, - он
мотнул головой в сторону директора, - для выполнения работ, связанных с
грунтами: разведкой, бурением и анализами, вскрышными работами и добычей
руд, даже сельскохозяйственными работами. И все это в условиях Луны.
- То есть...?
- То есть: во-первых, вопросы транспортировки - оборудование должно быть
легким и компактным, во-вторых, работа в условиях уменьшенного веса и при
отсутствии атмосферы и, в-третьих, управляться должно человеком
дистанционно или командоаппаратом по программе. Ясно?
Морозову было ясно, но не все. Даже первоначальные объяснения длились два
дня. Так он попал в это дело ответственным соисполнителем. Причем решать
кадровые и финансовые вопросы было предоставлено ему самому. "В пределах
разумного", конечно.
Борис Алексеевич с головой окунулся в работу. Правда, ранее сплоченный
коллектив был несколько дезорганизован Милочкиными откровенностями, но нет
ничего более организующего, чем большая и интересная работа, общая задача
и предельно сжатые сроки.
Это время стало временем наилучшего контакта, можно сказать, любви
Морозова к Саньке и чего-то похожего на ответное чувство.
К реальности его вернул голос Чугуева:
- Борис Алексеевич, ведь вы же не спите! Ответьте мне!
- Нет, не сплю.
- Я же вижу, что вы бодрствуете, глаза открыты и вообще!.. Но вы так
уходите в себя, что мне просто страшно становится!
- У меня есть сын, - неожиданно для себя монотонным голосом сказал он
совсем невпопад. Ему давно хотелось это сказать. Он должен был это сказать
кому-нибудь, все равно кому.
Его вступление в разговор было по меньшей мере странным, и сосед тревожно
замолчал, понимая, что с ним что-то происходит.
- У меня есть сын. Электронный ребенок, которому я отдал двенадцать лет
своей жизни. Лучшие, пожалуй, двенадцать лет. - Борис Алексеевич
задумался, потом повторил: - Всего один ребенок и тот электронный!
"Электронный!" - не то подумал, не то повторил он. Реальность как-то
перемешалась для него с воспоминаниями.
Александр Павлович деликатно молчал, чувствовал, что лезть с вопросами
сейчас не стоит.
"Вот такого друга мне не хватало все эти годы, - подумал Морозов. - Даже с
Сазоновым не смог подружиться. А ведь Сазонов был таким же, как Чугуев".
По часам подошло земное обеденное время. В воздухе, выдвинувшись из
стенки, услужливо повис поднос с ужином. Морозов привычно разложил и
расставил блюда, пообедал молча, обходясь лишь самыми необходимыми
фразами. Потом закурил, и сосед неожиданно тоже попросил сигарету. Опять
вспомнился Санька. Как он перешел в ведение преподавателей-предметников.
Лет до десяти он был послушным мальчишкой, уважавшим морозовский авторитет
и вообще взрослых. Маленькие и простые проблемы, с которыми он
сталкивался, легко разрешались "отцом", поскольку находились в границах
его знания и опыта. Кроме того, Морозов уже тогда понимал, что истории, в
которые попадают дети, взрослым проще именовать шалостями или хуже того -
"нарушениями дисциплины". На самом деле происходят эти приключения тогда,
когда дети на свой страх и риск начинают исследовать и познавать мир, еще
не зная его законов.
Молодая преподавательница младших классов была неопытна, но обладала
ровным характером и детской душой; она была старшей соучастницей учебы,
что помогало ей легко добираться до детских сердец. Но при этом ее
педагогическая нагрузка становилась иногда непомерно высокой, она уставала
от детей, и тихий, послушный и усидчивый парень был просто подарком для
нее.
В четвертом классе положение изменилось. У детей появился жизненный опыт,
часто сомнительного характера. Но теперь на ристалище учебы собрались
близкие по уровню индивидуальности, из которых ученики уважали учителя
минимум как носителя знания, а педагоги учеников не уважали, считая их не
сложившимися личностями, людьми со своими характерами, а "обучаемыми
единицами". "У меня в классе сорок человек", - жаловались они, не делая
различия между этими "человеками" и оценивая положение, скорее, только
количественно.
Дети, чрезвычайно чувствительные к людским взаимоотношениям, быстро
улавливали новый для них педагогический дефект и воздвигали между собой и
учителями невидимые баррикады.
Первого сентября Александр пришел из своего четвертого "А" с новейшей
информацией.
- Ну, какие у тебя новые учителя? - спросил Морозов.
- Все новые. Химоза, Физома, Вобла-Кари глазки и Русалка. Один физрук
старый, - отчеканил сын.
- Та-ак, - растерялся отец. - Ну, Химоза преподает химию, а Физома -
физику, это ясно. А что преподают Вобла, Кари глазки и Русалка?
- Вобла-Кари глазки - это одно лицо, - поправил отца Санька, - преподает
математику...
- Тощая, что ли?
- Ага.
- А Русалка? Красивая?
- Не знаю, - у электронного мальчишки с понятиями красоты дело обстояло
плохо, и Борис Алексеевич не мог найти метода, по которому его можно было
обучить понимать красоту. Да и можно ли вообще этому обучить? Хотя позже
ему пришлось столкнуться с эстетическим образованием еще не один раз, и
вот тогда он понял, что можно научиться понимать и оценивать красоту и
удивляться прекрасному. А сейчас расшифровка была проста.
- Русалка по русскому языку, - объяснил сын.
Преподаватели, чтобы потом не наверстывать упущенное, начали бороться за
свои авторитеты. Борьба велась способами, напоминавшими кулачные. Двойки
сыпались на строптивцев как из рога Фортуны. Особенно заботилась о своем
престиже классная руководительница по кличке "Химоза". Борис Алексеевич
улыбнулся, вспомнив, как эта дама вызвала его в школу и пожаловалась, что
"Сашенька" не учит химию.
- Я его вызвала по первым трем группам таблицы Менделеева, но он ответил
неправильно.
Она так и назвала мальчишку "Сашенька", хотя Морозов знал, что у "Химозы"
не только не было любимчиков, что она просто не любила детей вообще. Ему
очень хотелось объяснить этой женщине, что у его Саньки одно из лучших в
технике запоминающих устройств, но он пробормотал в ответ, что "проследит
за занятиями сына". Похоже, что от него ждали не этого.
Зато у остальных преподавателей он очень скоро оказался в чести. Особенно
его полюбила "Вобла-Кари глазки" или сокращенно просто "Вобла" - тощая,
длинная женщина в строгом, черном костюме, с расчесанными на прямой пробор
черными же прямыми волосами. Ребята любили передразнивать ее правильную,
но совершенно лишенную интонаций, монотонную речь. Видимо, такой способ
разговора "Вобла" считала образцовым; отсюда в общем невыразительная речь
Саньки, да еще его способность применять для решения задач самые
подходящие формулы, без поисков новых путей решения, делали его любимым
учеником. Так же к нему относились "Цветок прерий" (ботаника, зоология),
"Физома" и "Гегемон" (учитель труда). И только "Русалка", лишенная в своем
предмете точных критериев оценки, каким является знание формул,
безошибочно оценила Морозова-младшего. "Все правильно, - говорила она,
отдавая ему очередное сочинение, - и ошибок нет, и цитаты на месте. А вот
души в твоем сочинении нет". И выше четверки ему не ставила.
Неизвестно, что она подразумевала под словом "душа", но Борис Алексеевич
понимал, что она права.
- Борис Алексеевич, - донесся до него голос Александра Павловича. - Вы
меня очень разволновали, паите, я уже полчаса успокоиться не могу! Вы же
могли воспитать троих детей! Вы же спокойный, умный и добрый человек. У
тебя есть все качества, паите, необходимые отцу. Мог воспитать троих
детей, а воспитал, паите, одного робота! Трех создателей, творцов, паите,
или одного исполнителя! Не бьется как-то с рациональностью. Или ты, паите,
воспитал робота-творца?
- Нет, - сказал Морозов. - Роботов-творцов не бывает. Пока что не бывает,
- поправился он.
- Борис Алексеевич, расскажи свою историю, если тебе это, паите, не
того... - Чугуев смутился и не закончил фразу.
- Могу рассказать. Даже надо мне рассказать! - вздохнул Морозов.- Так
вот!..
Целый час сосед его не перебивал. Потом оба молчали, и каждый думал о
рассказанном и о своем. Наконец, Александр Павлович кашлянул.
- Борис Алексеевич, ты меня извини, но я тебе хочу устроить маленькое
интервью, - сказал он. - Слишком все необычно, и у меня много вопросов.
- Давай! - отозвался Морозов. Незаметно для себя он тоже перешел на "ты".
- Первый вопрос - как шел у него процесс познания? Так же как у
человеческих детей?
- Очень похоже. Скажу так: где-то с расчетных трех и до шести лет, когда
запас слов уже значительно подрос, он задавал мне по двадцать-тридцать, но
в выходные дни до семидесяти вопросов в день. Вопросы возникали при первом
же столкновении с неизвестным ему явлением или предметом. Технически он
был выполнен так, что у него были две памяти- временная и постоянная. Во
временной регистрировались сведения, еще не нашедшие подтверждения по
другим от первоначального источникам и вопросы, на которые у него нет
ответа. Постоянная память содержала ответы на вопросы и проверенную
информацию. Но если на вопрос не было ответа, он из временной памяти не
исчезал, "не забывался", пока Санька не получал ответа. В этот ранний
период ответов на простые бытовые вопросы я был для него непререкаемым
оракулом. Затем, до отправки в школу у него наступил некоторый
незначительный спад "любопытства", а в школе вопросы, связанные с
познанием мира, в основном, удовлетворялись педагогами. Немалое время мне
пришлось пробавляться приведением получаемых в школе сведений в систему и
связкой, например математики с физикой, биологией и химией, а всех
упомянутых наук - с жизнью. И здесь за основу был принят принцип
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг