- Вот и вспомни! - приказала она.
И на следующий день принесла задание. Это был курсовой по теории
механизмов и машин.
Долгая жизнь за чертой закона, безнаказанная жизнь сделала его совесть
сговорчивой. Теперь, принеся Сашку из "яселек" и фундаментально поужинав
(он купил две поваренные книги: "Приготовление пищи" и "Румынская кухня" и
научился отлично готовить, хотя стряпня его приобрела некий национальный
колорит и была островата для среднерусского желудка), он мыл посуду,
убирал и с огромным удовольствием садился за халтуру. После курсового
проекта Музиного племянника на него посыпались просьбы. Понимая, что он
подрывает педагогический процесс одного, а может и двух вузов, Морозов,
однако, продолжал тренировать мозги, как спортсмен, который после травмы
бегает трусцой, возвращая себе эластичность мышц и ритмичность дыхания.
Новая кроватка стояла в такие вечера рядом с его рабочим столом, и по ходу
продвижения работы он докладывал ребенку о следующих этапах.
- А сейчас, - говорил он, - посмотрим, какое нужно взять передаточное
число для этой пары шестерен, ежели по Малинину-Буренину.
И хотя Борис Алексеевич и сам точно не знал, кто такой или кто такие эти
Малинин и Буренин, его восторг не имел границ, когда через неделю,
поблескивая черными глазками, сын закончил начатую им фразу словами "ежели
по Малинину-Буренину".
Кончилось это безобразие через полгода - Морозов пришел домой и задал
риторический вопрос:
- Ну, что? Сделаем балбесу дипломный проект?
- Сделаем, - бодро донеслось из кроватки.
- А ты растешь беспринципным парнем! - пробормотал Борис Алексеевич. -
Ведь это - уже уголовное дело!
Все-таки он выполнил дипломный проект, хотя и не поинтересовался его
защитой. Деньги он взял, правда не они здесь были главными, важнее было
то, что он смог выполнить вполне инженерный труд и можно было бросать
бутылочный бизнес. А деньги. У него наступило кажущееся насыщение вещами.
Да и пить он практически бросил. Иногда это было нелегко - отказаться от
стакана. Но жесткий режим работы, проекты, ребенок, быт затягивали его.
Скоро он нашел интересную работу - проектный институт по разработке
механизмов и машин с программным управлением для земляных и
строительно-монтажных работ. Ему и нужно было сейчас что-то новое и
необычное. Кроме того, у этого института было и еще одно преимущество -
его здесь никто не знал.
Последний день, день прощания прошел в приемном пункте стеклотары шикарно
и грустно. Он купил две бутылки водки, Муза принесла домашних пирогов с
легким, банку консервированных помидоров и банку огурцов домашнего посола.
Старенький письменный столик застелили свежими газетами, нарезали хлеб и
останкинскую колбасу, выложили остальные припасы. Хозяйка повесила на
дверь табличку "Пункт закрыт по техническим причинам", после чего все
расселись вокруг стола на ящиках.
- Ну, наливай, Алексеич! - сказала Муза уважительно.
Он разлил по четырем стаканам. Помолчали, потом старший из грузчиков, дядя
Паша сказал:
- Счастливого тебе пути, Боря, и новой жизни!
Тост был поддержан, и незаметно, за хорошим разговором прикончили две
бутылочки и сбегали за третьей.
На прощание Муза расплакалась, как обыкновенная слабая баба, будто это не
она командовала и напарником, и грузчиками, и непосредственным своим
начальством. Она плакала и материлась, и глядела в зеркало на свое
кирпично-красное лицо. И Морозов понял, что она не совсем равнодушна к
нему и что он теряет хорошего друга. Так оборвалась его непростая жизнь
люмпена и бича, ни за что не отвечающего, ни о чем не жалеющего.
Тем временем перед Борисом Алексеевичем во весь рост встали первые
морально-этические проблемы. Александр был ребенком удивительно послушным
и запоминал любое указание с трех раз. (Так и было задумано для отсеивания
случайных установок. Любое распоряжение или аксиома должны были быть
повторены не менее трех раз). Обучить мальчишку простейшей истине,
например "Чужое брать без спроса нельзя" - было несложно. Это случилось
гораздо позднее, когда они начали гулять "как все нормальные люди".
- А у меня можно брать? - последовал на ближайшей прогулке недоуменный
вопрос.
- А у тебя можно! - не задумываясь ответил Морозов.
Немедленно хапучие человеческие детеныши растаскали все игрушки у
растерявшегося компьютерного младенца, еще не вооруженного психологией.
После того как отец вернул все игрушки, поступило второе распоряжение:
- Игрушки давай поиграть только в обмен!
На следующей же прогулке все игрушки были обменены: у Саньки скопились
самоходные автомобили с батарейками, роскошные автокраны и даже
трехколесный велосипед. Все это было получено в цепи обменов, причем
исходными игрушками были - лопатка, ведерко с нарисованным мишкой и
небольшой резиновый мяч. Новый обладатель механических чудес не бегал, не
играл, хотя правила игр и их необходимость были ему внушены и бегать он
был обязан; он сидел около своих богатств и немедленно осуществлял любой
выгодный для себя обмен. Борису Алексеевичу это не понравилось, и он отдал
третье опрометчивое распоряжение:
- Александр, ты должен обмениваться равноценными вещами!
После этого возникло столько вопросов, что Морозову пришлось три вечера
изобретать правовые нормы для младенцев от полутора до семи лет.
Он улыбнулся, вспомнив, сколько времени ушло на формулирование простых
законов человеческого общежития, которые никогда и никто не удосужился
уложить в стройную систему и издать, что ли! Как же у нас вырабатывался
этот кодекс людского общения? Он не помнил, чтобы кто-то из родителей
развивал ему в детстве систему человеческих взаимоотношений. Как правило,
папа покачает головой и скажет: "Нехорошо!", самое большое - шлепнут, за
вопиющее безобразие могли выдрать. Здесь этот метод не годился - шлепать
по пластмассовой попке можно было сколько угодно; он сгоряча однажды
попробовал, отбил руку и все. Ребенок переждал экзекуцию и отошел, не
поняв, что его наказали.
Тогда он пошел в "консультацию" с просьбой:
- Послушайте, надо это педагогическое место на ребенке сделать помягче,
иначе вы рискуете сделать ихних "родителей" инвалидами!
- Драть детей вообще нельзя! - наставительно сказала ему дежурная
воспитательница, та, что мордочка покруглее и глазки серые. - Вообще
нельзя, а наших, извините, просто нелепо! Вот вам список рекомендованной
литературы, особенно советую эту книгу.. "Тысяча вопросов ребенка". Она
вам облегчит жизнь.
Позже, уже когда дети пошли в школу и он начал встречаться с другими
родителями, Морозов столкнулся с забавным феноменом. Чем более распущенным
и неуправляемым был ребенок, тем большую педагогическую библиотечку имели
его родители. В одной семье, с которой он познакомился три года спустя,
ребенок шести лет бил мать ногами, норовя дотянуться до ее головы, а отцу
пускал птичек в лицо и подкладывал ему кнопки на стулья. Так вот в этой
семье были две полки педагогической литературы и полка с книгами на
этические и моральные темы. Морозов часто размышлял, что же является
причиной, а что следствием - крайняя ли невоспитанность ребенка является
причиной создания таких домашних библиотек или слепая вера в чужой разум
приводит к таким печальным педагогическим результатам. Теперь, по
прошествии многих лет, он понял, что и то, и то - следствие нежелания
родителей думать и неумения любить.
Тогда он рекомендуемые книги не купил, забыл о них, и, наверное, так было
правильнее...
Корабельное время летит быстро. Вот и обед. Есть действительно хотелось.
На подносе, выдвинувшемся из стенки, в посуде севрского фарфора (наверное,
все-таки имитация) истекал паром и запахами горячий обед. После обеда, с
согласия соседа, он выкурил две сигареты подряд ("Надо бы сократить
курение хотя бы здесь") и решил пройти по кораблю. Махина оказалась
довольно тесной внутри - никаких плавательных бассейнов или теннисных
кортов - все компактненько, каждый квадратный сантиметр на счету. Да,
оранжерея. Но совмещенная с холлом, за стеклом. Да, холл с настольными
играми. Десять квадратных метров. Больше всего был спортивный зал, во
время тренировок убирались стенки и зал объединялся с холлом.
А Санька так спортом и не занялся. Сначала было сказано, что необходимые
двигательные упражнения для физической координации он получает в спортзале
детского сада, он тогда уже был в детсаде общего назначения, и в
повседневной жизни. А потом, в школе занятия спортом привели к анекдоту.
Но и в самом начале помешал, кажется, единственный несчастный случай с
Санькой.
В первый же год, когда его отдали в детский сад с обычными детьми, он
вдруг пожаловался:
- Они дерутся.
- Кто дерется, сынок?
- Ребята в детском саду, - лаконично сообщил он.
- Тебе что, больно? - удивился Борис Алексеевич.
- Нет. Но в голове шарики заскакивают, - научно обосновал ребенок. - А
потом, бьют слабых и трусов, - он явно ожидал санкций.
- Дай сдачи, - несколько рассеянно отозвался отец, как и во многих других
случаях не беспокоясь о последствиях. - Только сдачу можно давать
мальчишкам, девочкам нельзя! Понял?
Дополнительных вопросов или комментариев не последовало, и ребенок ушел.
Однако месяца через два на Морозова буквально кинулась мать одного из
мальчиков.
- Ваш ребенок дерется... - орала она. - Предметами... кубиками или еще
чем... Если вы его не уймете, я сама уйму... Вы посмотрите, он же весь в
синяках! - она безжалостно, как предмет, вертела своего сына, демонстрируя
то один, то другой бок. На боках, да и на лице ребенка были кровоподтеки.
- И моего избил! - вдруг с обидой сказала вторая мама.
- И моего! Бандит какой-то!
- Ну, какой он бандит? - сказала вдруг молодая, хорошенькая мама. - Он
парень справедливый. Он сам не лезет, только сдачу дает. А девчонок вовсе
никогда не бьет, мне моя Леночка говорила.
- Девочек не бьет! - как эхо отозвались две мамы.
- Я приму меры! - постарался успокоить разъяренных родительниц Борис
Алексеевич. - Надеюсь, это не повторится!
Уже выходя из детского сада он понял, что происшествие значительнее, чем
он вначале представил себе. И он пошел в консультационный пункт.
- Понимаете, не соблюдается, если так можно выразиться, принцип
взаимности. У него прочный костяк... я хотел сказать каркас, огромная для
ребенка сила, кожа и мышцы не чувствуют боли. Даже синяков у него не
остается!
- Понял, понял, понял! - замахал перед собой руками дежуривший в этот день
Виктор Васильевич. - Абсолютно правильное замечание. Драться ему надо?
Надо. Но и чувствовать последствия драки, удара - тоже необходимо! А
почему же остальные "родители" не пришли с этим? Ведь у них же должны быть
те же проблемы! Или до того приятно, когда "наши бьют"! Борис Алексеевич,
жду вас здесь послезавтра. Мы обсудим с товарищами и решим... И спасибо
вам!
В следующий раз Саньку взяли "на пару дней", а вернули через пять с
медицинской справкой об ОРЗ. Морозова очень веселили эти справки об
обычных человеческих болезнях.
- Вот, - сказал Виктор Васильевич, - берите ваше чадо; драться он будет,
но теперь ему будет больно. И косточки у него теперь, как у человека,
хрупкие. Только синяков и кровоподтеков не будет. Можно бы сделать, но
очень уж сложно! - вздохнул он.
Все потекло как и раньше. Однако пару раз, забирая ребенка из детского
сада. Морозов обнаруживал его в дальнем углу общей комнаты, насупленного и
тихого. С этой поры Борис Алексеевич начал бояться за сына. Он стал нервно
относиться к чужим детям, когда они играли рядом с Сашкой, а на работе
начал побаиваться вызовов к телефону. И в конце концов это все-таки
случилось. Раздался невинный, вполне обычный телефонный звонок, его
позвали. Женский голос взволнованно сказал:
- Срочно просим приехать в детский сад! - Он узнал голос директора.
- Что случилось?
- Ничего страшного! Это бывает... - женщина замялась. Он представил себе
ее мясистое, голубоглазое лицо с выражением испуга.
Он сломал себе руку! - в трубке послышался истошный детский крик боли. -
Выйдите из кабинета! - приказала она. - Я не вам, не вам! Приезжайте
быстрее, товарищ Морозов, ребенку больно!
Чувствовалось, что они в растерянности и сами ничего не предпримут.
Машину ему дали директорскую. Через каких-нибудь десять минут он был уже
на месте. Мальчишка исходил криком, рука была сломана в плече, выше локтя,
и болталась, как подвешенная, на коже, но к моменту его приезда все-таки
была прибинтована к шине. Борис Алексеевич схватил орущего ребенка на руки
и рванулся к поликлинике, но затем сообразил, что бежать надо к
консультационному пункту института. О машине, которая его привезла, он
совсем позабыл. Люди останавливались на другой стороне улицы, прохожие
расступались, давая ему дорогу. Ребенок кричал.
Когда он ворвался в помещение, дежурная по пункту схватилась рукой за
грудь. Потом она пришла в себя:
- Выйдите, отец!
Он вышел. Через несколько секунд крик прекратился. Наступила гнетущая
тишина: Борис Алексеевич достал сигарету, закурил, и из его глаз полились
слезы. Он стоял в полутемном коридоре, курил и плакал. Дежурная выглянула
в коридор:
- Морозов, оставьте его у нас на пару... Морозов, Морозов... перестаньте.
Ну, что произошло? Он же все-таки электронный, механический!
- Чего ж он так... плакал?
- Гм, - пожала плечами женщина. - Ему было больно! - И она задумалась.
На работу он вернулся огорченный и растерянный. Сослуживцы, особенно дамы,
немедленно заметили это. Вообще, дамы к нему относились очень сочувственно
- одинокий вдовец с приемным ребенком, это в переводе означало и
"потенциальный жених", и "хороший человек". И хотя многие утверждали, что
ребенок его собственный, жених он был нынче действительно видный - главный
инженер проекта, да еще с отдельной квартирой. Нет, положительно, дамы ему
сочувствовали.
Однако никто из них его ни о чем не спросил, лишь самый близкий друг
Валера Семивласов отважился при перекуре:
- Ты чего, Боря? На тебе лица нет!
- Мальчишка! - махнул рукой Морозов. - Руку сломал!
- Ах ты, черт бы его побрал! - Валера, как и большинство окружающих
Морозова людей, воспринимал его дела как свои личные. Благо, разделывался
со своими затруднениями он всегда сам. - Плакал? - спросил Семивласов
сочувственно. Морозов безнадежно махнул рукой.
- Они когда маленькие болеют, - сказал Валера, - у тебя такое чувство, что
кожу бы с себя снял, лишь бы ему больно не было! А сделать ничего не
можешь! смотришь с надеждой на этого детского врача, а у нее морда чушка
чушкой и котлеты в глазах.
- Какие котлеты? - поразился собеседник.
- Которыми она вечером будет кормить свою семью! - Валерины мысли
совершали иногда довольно сложные сальто в неожиданных направлениях. Они
помолчали.
"Какая, в сущности, разница - думал Морозов переживая еще раз сегодняшние
события, - кишки, нервы, мышцы у него внутри или трубки, микроэлементы,
рычаги, если ему больно и он плачет? Если бы я бежал с человечьим
детенышем, я бы, наверное, не представлял себе его внутренних органов. Да
и любая мать, и любой отец... слышит плач и видит рану. И ему больно...
все равно очень больно - Он достал еще одну сигарету. - А я начинаю
относиться к нему как к человеку! - оценил он свое поведение вроде бы со
стороны. - Ну и что, что как к человеку? А кто он мне? Сын!"
Тут Борис Алексеевич надолго задумался о своих взаимоотношениях с
кибернетическим мальчишкой, которого он взялся воспитывать.
Тем временем голые ноги, вынутые из обуви, порядком уже застыли, и
Морозов, косясь на соседа, обул свои ботинки, удивляясь, почему он не
сделал этого раньше. А попутчик который вроде бы и не отрывался от
телевизора, сидел в ботинках. Когда только он успел?
Сашку он получил через три дня с целой рукой и досрочно подросшего.
- Еще полгода побудет в этом детском саду и будем переводить! - сказала
ему дежурная, которая с глазками. Оказалось, что ее звали Лидия Ивановна,
что она не замужем, с высшим образованием. - Наши решили; что нельзя
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг