доверяют друг другу? Хотя у меня не сложилось такого впечатления. Вслух я
сказала лишь:
- Тогда он мог бы позаботиться об его могиле...
- Тот, что с бородой, - не обратив внимания на мои слова, продолжал
Тальви, - Каэтан Фрауэнбрейс, представитель герцога в Тримейне. ("Тогда
какого черта он торчит в Эрденоне? " - чуть было не брякнула я, но
удержалась. ) Рядом с тобой сидел альдерман Самитш.
- Я думала, они все дворяне.
- Он дворянин.
- Слишком он роскошно одет для городского старшины.
- Здесь такие обычаи. Рядом с Хрофтом - полковник Герман Кренге, из
младшей ветви бывших владетелей Свантера. А хозяин дома...
- Эйсанский рыцарь. Из семейства Ларком.
- Ты для этого уходила в библиотеку? Чтобы увидеть герб?
- Не только. Дом мог быть, как и твой, что рядом с Обезьяньим, просто
арендован. Но мне действительно нужно было заглянуть в Бархатную книгу Эрда.
- Откуда такой внезапный интерес к геральдике? Лично я бы на его месте
воздержалась от вопроса.
Так выигрышнее. Но работодатель - он. И я не стала темнить.
- В Камби я попыталась выяснить, кто был донатором церкви Святого
Бернарда. За давностью лет мне никто не мог ответить точно. Оставалось
предположить, что это было одно из местных знатных семейств. Таковых в
прошлом веке было два - бароны Альберги, род, в настоящее время выморочный,
и графы Вирс-Вердеры, чьи владения ранее располагались к востоку от Камби.
На сей раз он ничего не спросил.
- Тебе, вероятно, известно, что девиз Вирс-Вердеров: "Верность есть
награда". Но он был дарован им императорами вместе с землями возле Тримейна
только четверть века назад. До этого их девиз был: "Источник радости и
света".
Во взгляде Гейрреда Тальви отразилась такая ярость, что в его облике
даже появилось нечто человеческое. Несколько мгновений он глядел на меня в
упор, потом отвернулся Ему даже руки прятать в карманы не пришлось.
Очень ровным голосом он спросил:
- Почему ты не сказала мне об этом днем?
- Я не предоставляю непроверенных сведений. Он помолчал, что-то
обдумывая, потом сказал:
- Может, и к лучшему, что я не знал об этом до ужина. Да, к лучшему.
- Предпочтительнее, чтоб другие не знали, что ВирсВердеры уже вошли в
игру?
- По-моему, ты не столь равнодушна к политике, как прикидывалась у
Ларкома.
- Вот в этом ты ошибаешься. Я сказала чистую правду.
- И тебе не хочется знать, что произойдет в герцогстве?
- Ничего хорошего, разумеется. Но с чего мне жаловаться? Я налогов не
плачу!
Снова последовала пауза, после чего он заметил:
- Если уж ты так хорошо разбираешься в загадочных надписях, может, и те
знаки сумела прочесть?
- Какие? - невинным голосом осведомилась я. Он не ответил.
Альдерман Самитш был прав - мы и в самом деле в чем-то похожи. Но
Тальви этого никогда не признает. Карета остановилась. Мы были у дома.
В спальню меня никто не проводил, и даже огня не дали. Но читать я не
собиралась (хватит, почитала уже для одного вечера), а чтобы раздеться,
хватит и лунного света.
Я уснула не сразу, еще поразмыслила - вредная привычка, право, никак от
нее не отстанешь, хуже, чем пьянство. Будучи в Камби, я предположила, что
Тальви может быть замешан и в правительственных интригах, и наоборот.
Последнее оказалось истиной.
Итак, мы вляпались в пошлейший заговор... При всем моем отвращении к
подобным делам я была в них не столь уж невежественна. Хвастаться этим не
приходилось Любой голодный оборванец в порту знает, что герцог Эрдский стар,
болен и не имеет прямых наследников. Свергать старика вряд ли кто решится,
но вот что начнется после его смерти... до сих пор я считала, что меня это
не касается. Остается надеяться, что герцог протянет на этом свете дольше,
чем моя служба у Тальви. Кстати, ежели Тальви думает, что он столь уж
оригинален в манере вербовать себе сторонников, то он ошибается. Фризбю
рассказывал мне, что именно среди смертников находили себе агентов в прошлом
веке имперские тайные службы. Или голову на плаху, или... обычно выбирали
второе. А пришла эта мода, кажется, из Англии...
Что-то во всем этом было не так.
В чем?
Хватит, сказала я себе, день и без того был слишком длинный В кои-то
веки выпал случай отоспаться в приличной постели. И когда-то он еще будет...
если я не ошибаюсь...
Приснилась мне висящая в воздухе огненная дверь, сквозь которую
кто-то... или что-то заставляло меня пройти. Я замирала от ужаса, но, войдя
в пределы огня, испытала невыразимый прилив радости, как от возвращения
домой, хотя дома у меня не было с младенческих лет. Тут я и проснулась, с
мыслью, что повар рыцаря Ларкома в подметки не годится кухарке "Оловянной
кружки".
Кстати о кухарках. Тальви сказал, что здесь нет горничной, но рано
утром, постучавшись в дверь, ко мне заглянула женщина. Она буркнула что-то
нечленораздельное, бросила на стул стопку одежды и поспешила ретироваться -
возможно, на кухню Одежда оказалась моей старой - то есть не той, в коей
меня совлекли с эшафота, а той, в которой я сюда приехала. Ее выстирали и
высушили - я разумею рубаху и штаны, кафтан бы не успел высохнуть, но и на
том спасибо. Из чего я заключила, что светских визитов мне нынче не
предстоит. Оно и к лучшему.
С Тальви я встретилась в соседней комнате, где мы вчера попивали вино.
Сегодня вина не было.
- Я готова ехать, - заявила я ему.
- Поедем. Но прежде я хочу предупредить: не преувеличивай своей
проницательности. Я прекрасно понимаю, почему ты не задаешь вопросов.
Думаешь, что таким образом больше узнаешь сама. В некоторых обстоятельствах
это правильно. Как в деле Форчиа. Но не всегда будет так просто.
- Благодарю за своевременное предупреждение.
- Брось. Учтивость оставь для вчерашней публики. Я ведь тоже не
переоцениваю твоей преданности. Точнее, я знаю, что ты преданна не мне, а
своей вере в то, что долги следует платить.
- Тогда позволь все же задать тебе вопрос: моя служба пожизненна? Или
ей отмерен какой-то срок?
- На это я тебе в точности ответить не могу. Но я бы не назвал службу
пожизненной. Однако ты должна сама почувствовать, что долг отдан.
Это было слишком мудрено.
- И потом, - добавил он, - у тебя может быть вполне достойная и
достижимая цель.
- Просвети, будь добр.
- Есть ведь земли Скьольдов...
- Земли Скьольдов отошли короне.
- В твою золотую голову никогда не приходило, что их можно выкупить?
Что за мысль! Стараясь не выказать удивления, я пожала плечами:
- Даже если бы я располагала достаточной суммой, императорская судебная
палата вряд ли признает меня правомочной наследницей. А если признает, тем
хуже. Помимо общеизвестной репутации Скьольдов, остается и мой собственный
смертный приговор, отложенный, но не аннулированный. Так что сделка может
быть осуществлена только через третье лицо, при этом обладающее огромными
связями...
- Возможно, я мог бы выкупить их для тебя, - прервал он мои
рассуждения. Я подняла на него глаза.
- Вот, значит, какова цена? Ставки на долг недостаточно?
- Я сказал - "возможно".
- Ну, не цена, а сочная репка, подвешенная под носом! А я, знаешь ли,
репу не ем. Оставим этот разговор. Я ведь не отказываюсь служить. Потому что
долги следует платить. И ни по какой другой причине.
Был ли он оскорблен или доволен моим ответом, определить невозможно. Он
сказал, что мы выезжаем тотчас же. Мы - это в придачу оказались Ренхид и
Малхира, все верхами. И никаких карет. Мы ехали по улицам шагом, и я,
положившись на спутников, лучше знавших город, думала о предложении Тальви и
о моем отказе. Нет, я не стала бы бороться за возвращение родовых владений.
Потому что они бесполезны? Разумеется, я несколько раз поднималась на
Фену-Скьольд и видела руины, заросшие дикой травой и куманикой. Чтобы
восстановить все это, потребовалось бы чертова уйма денег, чтоб не сказать
больше, а смысл? Скьольды жили совсем иным доходом со своих угодий, нежели
тот, что приносят пахотные земли, сады, мельницы и рыбные садки. Земли
Скьольдов были совершенно бесплодны, иначе коронные управляющие употребили
бы их на что-нибудь. А может, я всегда сознавала, что эти земли и так мои, и
никакого выкупа, чтобы подтвердить это, не требуется?
Посторонний шум привлек мое внимание. Шум не мирный. Слышались треск,
крики, звон стекла, визг и плач. Я оглянулась.
- Тут рынок поблизости, - сказал Ренхид. Но этот шум не напоминал о
рыночных драках. Уж их-то я, родные, знаю, как семинарист " Pater noster ".
Похоже, в городе происходили беспорядки. Я покосилась на Тальви - работа его
приятелей? Он угадал мои мысли и отрицательно покачал головой. Мы тронулись
дальше и, проехав еще один переулок, увидели, как из ворот рынка
вываливается буйная компания исключительно мужского пола. Причем это были
явно последние среди пробежавших дальше по улице. На мостовой валялись битые
стекла и посуда, кучи какого-то рванья. Мне показалось, что я чувствую запах
паленого.
- Эй, народ, что делается? - крикнул Малхира. Какой-то парень в фартуке
мастерового оборотил к нему жизнерадостное румяное лицо.
- Южную сволочь бьем! - превесело сообщил он. - Потрепали немного
купчишек, сейчас докончим
- Попили нашей крови, хватит! - поддержал его некто постарше. - Ни
работы, ни торговли, ни житья от них не стало.
- Эрденон для эрдов! - возгласил долговязый студиозус, взмахивая
дешевой шпажонкой - Долой карнионскую заразу!
Это было уже нечто. Мы с Тальви переглянулись. Ясное дело, что в
смутные времена всегда начинают кого-то громить - евреев, цыган,
иностранцев, иноверцев. Но чтобы били южан, таких же коренных и полноправных
жителей империи и примерных католиков? Такого на моей памяти не было Да и
времена стояли не такие уж смутные...
Но раздумывать было некогда. Оставив позади студента разглагольствовать
что-то о древних вольностях, на которые никому не дозволено покушаться, мы
проехали дальше. Лавки - это не дома, утешала я себя. Напрасно, как
оказалось
Мы увидели их на следующем перекрестке, где две волны схлестнулись уже
достаточно давно. Среди южан были женщины и дети, и теперь они отступали.
Несколько человек валялось на мостовой без движения, и бегущие спотыкались
об них. Так, женщина, волокущая за руки двух орущих малышей, не устояла и
грохнулась.
- Уходим? - просяще бросил Ренхид. - Зажмут ведь с двух сторон...
Какой-то молокосос подобрал вывернутый из мостовой булыжник и нацелился
в женщину. А я осмотрела пистолеты как раз перед выездом. Я не люблю лишнего
шума, не люблю стрельбы, но через миг несостоявшийся камнеметатель уже выл,
держась за перебитую руку. Не надо принимать картинных поз, скотина.
Над моей головой просвистела пуля, и Керли шарахнулась в сторону.
Скатываясь на землю, я различила в гуще толпы мушкетный ствол. Укрывшись за
плясавшей от испуга лошадью, я разрядила в ту сторону второй пистолет. Потом
бросилась в толпу с "миротворцем" в руке. И плавно вошла с ним в самую гущу.
Драка шла подлая, без всяких правил, где старательно бьют лежачего,
выдавливают пальцами глаза и противника ищут послабее. Ну, как они, так и я.
Дубинка со свинцом с хрусгом прошлась и по костям, и по мягким частям телес.
Мне тоже сразу заехали ребром ладони по лицу, но так удачно, что лишь
разбили губы, а зубы остались целы. Правда, этот недосмотр кто-то
незамедлительно постарался исправить. Поэтому руку с кастетом, целившую мне
в челюсть, пришлось немножко сломать. Всего в паре мест. Тут моему славному
оружию и пришел конец. Разумеется, железный прут должен был переломить мне
хребет, но я успела развернуться и парировать удар. Однако дубинка
переломилась, оставив мне лишь короткий заостренный обломок, болтавшийся на
ремешке вокруг запястья.
Передо мной снова был студент. Их и вообще в толпе было немало. Не
новость - какая же заваруха, какой бунт, какой погром без студентов?
- Бей карнионских прихвостней! - орало будущее светило науки,
размахивая заточенным прутом. - Эрденон для эрдов!
Не дожидаясь, пока он замолчит, я перехватила свой обломок, слишком
легкий для серьезного удара, но приобретший иные качества, прошла под рукой
и вогнала острие ему в подбородок, слегка порвав рот. Пока он корчился от
боли, я пнула его в самое уязвимое у мужчин место (не в голову, не
подумайте), и он улегся на мостовую. За что ценю нашу учащуюся молодежь -
драться любят, но не умеют.
Следующий противник - по виду приказчик - был посолиднее. Руки у него
были очень длинные, куда мне, а в одной из них он сжимал тесак. Тут уж
обломок дубинки помочь не мог. Любимый кинжал Ренхида, придется мне все же
выпустить тебя на волю... Проще всего было бы метнуть его, но кинжал
оставался моим последним оружием, и мне не хотелось выпускать его из рук.
Судя по тому, как приказчик размахивал тесаком, вернее даже рубил, он был
явно намерен распороть мне глотку. При его росте это было очень даже
сподручно. А вот колоть при таких замашках было очень даже затруднительно.
Зато кинжалом труднее защищаться, ничего не попишешь...
Насчет письма... Этого парня учили работать тесаком, сразу видно. А вот
"расписывать" воздух клинком - вряд ли. Это для более тонкого и легкого
оружия. Обычно - ножа. Кинжалом даже удобнее, он обоюдоострый.
Нет, его не учили, иначе плохо бы мне пришлось. Когда кинжал замелькал
перед его глазами, словно выписывая непонятные письмена, он не то чтобы
растерялся, но движения его замедлились. Он был выше меня, но кинжалом и
бить сподручнее снизу вверх. Ничего особенного я ему не сделала. Просто
резанула ему по венам на руках. На обеих. Чтоб оружие держать не мог.
Все-таки он растерялся. Потому что, кроме рук, у него оставались и ноги, и
голова, которая, может, и мало думала, но годилась на то, чтоб двинуть так,
что мало не покажется.
Но он отступил. Отступил, как и остальные. Ненамного.
Оказалось, что южане, пользуясь моими геройскими действиями, почти
полностью покинули поле брани. Оставался лишь один мужчина с разбитым в
совершенную кашу лицом, который силился подняться с четверенек, и та самая
женщина, впавшая в полное оцепенение. Она сидела на земле. Малыши,
копошившиеся подле ее юбок, уже не орали, а попискивали, надорвав голоса.
- Бей крысу с крысенятами! - раздалось в толпе поборников эрдских
вольностей. Они разбивали мостовую ломами и палками. Плохо дело, подумала я.
Никакой кинжал не поможет.
- Бегите! - гавкнула я, вздернула оказавшегося ближе мужчину за шиворот
и бросилась к женщине с детьми. - Бегите, черт вас дери!
Но женщина обвисала кулем, и мне не удавалось ее поднять. Засвистели
камни, и я ринулась ниц, пригибая всех троих к земле. Послышался гогот.
Плевать. Гордость в такой миг ни к чему, главное - уберечь голову, а там
можно и ползком...
Потом крики и вопли изменились, смешиваясь с топотом копыт. Барахтаясь
в куче прикрываемых мной тел, я отметила, что булыжники в нас не летят, и
рискнула поднять голову.
Гейрред Тальви нарушил нейтралитет. Он врезался в толпу на своем
высоком сером жеребце. В правой руке у него была шпага, в левой - пистолет.
Я не слышала, чтоб он стрелял, может, он и не стрелял вовсе. Действовал он с
исключительной расчетливостью и весьма эффективно, одновременно давя толпу
конем, орудуя тяжелой шпагой и бия особо настойчивых по черепам рукояткой
пистолета. За ним следовал Малхира, вопя нечто непонятное, но угрожающее, и
вовсю размахивал палашом, больше для устрашения, но и это приносило
некоторую пользу. Замыкал наступление Ренхид, влекущий в поводу храпящую
Керли. Он ничего особенного не делал и все же помогал вытеснению противника.
Кругом орали:
- Сукины дети! Продались за южное золото!
- Предатели! Карнионские наемники!
Я поднялась на ноги, нащупывая в грязи железный прут, выпавший из руки
все еще пребывающего в обмороке студента. Встряхнулась и двинулась к
дерущимся. Странно - как только я поняла, что рассчитывать могу не только на
себя, то почувствовала себя менее уверенно. Оглянувшись, я увидела, что
женщина все же пришла в себя и убегает вдаль по переулку, держа одного из
малышей под мышкой. Второго посадил себе на закорки ковылявший за ней
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг