Хамар был совсем близко - речка, не широкая, но не так чтоб очень
узкая, медленная, с неровным тинистым дном, изобилующим песчаными отмелями.
Там, куда мы направлялись, как раз был брод, и это хорошо, потому что сейчас
не то время года, чтобы купаться. Я немного проехала вперед и увидела черный
отблеск. Здесь берег был полог, противоположный круче (а рядом, рукой подать
- наоборот). Я открыла было рот, чтобы сказать:
" Переправляемся".
И так и осталась с открытым ртом.
Издалека, довольно глухо, донесся человеческий голос. Я махнула рукой:
"Тихо! " - и прислушалась. Голос приближался. Он орал что-то вроде:
Ты не думай, сука, Много об себе Я тебя прирежу И пойду гулять..
Потом голос заперхал, зашелся кашлем и произнес:
- Дай-ка, Улле, флягу, а то продрог я совсем... Из-за того, что ночью
звуки словно становятся громче, а темнота искажает расстояние, трудно было
определить, далеко ли они от нас. Похоже, близко, потому что слышно было,
как переступают лошади. Они двигались шагом. Полуобернувшись, я заметила,
что Эгир зажимает руками морду своего коня, чтоб не заржал. Нелишняя
предосторожность, хотя вряд ли у несчастной клячи остались силы, чтобы
заявить о себе. Голос снова немилосердно завопил: . Я тебя прирежу И пойду
гулять. А тебя, паскуда, Не буду вспоминать!
Они не приближались, Господи помилуй! И вовсе не шли вслед за нами.
Просто ехали мимо, патрулировали окрестности, так сказать. И если не шуметь,
они проедут дальше.
Не успела осенить меня эта благодетельная мысль, как Хрофт заорал:
- Сюда! Здесь!
Я до сих пор не могу понять, почему он это сделал. Всю дорогу от долины
он сверлил мой затылок злобным взглядом, но единой ненависти ко мне было бы
недостаточно, чтобы пожелать погубить всех. Или он продолжал верить, что это
я хочу погубить всех, и поступил по принципу "лучше я, чем какая-нибудь
мерзавка"? Но вернее всего, он просто слишком устал. Три недели беспрерывных
изматывающих боев его доконали, и он дошел до того состояния, когда все
представляется бессмысленным и все попытки спастись выглядят лишь продлением
мучений. У него не было сил, и мысль о тяжелом и долгом переходе через
болота была для него невыносима. И он предпочел закричать, чтобы разом все
кончить.
Так или иначе, для него тут же все и кончилось. Потому что ехавший чуть
впереди Малхира развернулся в седле и всадил в грудь Хрофту нож - раз, а
потом другой. Потом взглянул на меня, словно чего-то ожидая. Кровь,
брызнувшая ему в лицо, в темноте была неотличима от веснушек.
Он заставил Хрофта замолчать - самым решительным образом. Но было уже
поздно. Было слишком поздно. Крики и топот приближались, хотя во мраке еще
нельзя было ничего различить. Мы смогли бы еще спастись, бросившись
врассыпную. Это способна была понять не только я, все прочие должны бы уже
набраться опыта. Но они почему-то разворачивались, готовясь принять бой.
Тальви вытащил шпагу из ножен (это уже было - бегство в ночи, невыносимая
усталость, чудовищное усилие, с которым поднимается клинок, - но когда? ). Я
хотела сказать им, чтоб гнали в стороны, но обнаружила, что у меня пропал
голос. Горло свела судорога. Я схватила Малхиру за плечо и просипела:
- За реку! За реку уходите! - и кивнула на Тальви. Больше я ничего не
успела ни сделать, ни произнести. Выстрелы ударили совсем рядом.
В той драке, должна признаться, я показала себя не с самой лучшей
стороны Во-первых, я испугалась Нет, не того, что меня убьют, хотя об этой
возможности я тоже не забывала. Я испугалась, что вновь озверею, как тогда,
на тропинке. Но этого не произошло, и я даже несколько растерялась оттого,
что ярость не приходила. А во-вторых, - стыдно сказать, но меня подвела
Керли. Что ж, бедную животину тоже можно понять. За полгода при мне, и в
особенности за последнюю неделю, она пережила испытаний больше, чем за весь
свой прошлый лошадиный век. И если кто и начал беситься из нас двоих, так
именно она. Спервоначалу принялась отчаянно бить задом, так, как Руари не
снилось даже в лучшие (или худшие) его дни. В другое время это могло бы
показаться смешным: вокруг в темноте изнуренные люди сшибались и убивали
друг друга с той жестокостью, которая сопутствует безнадежности, стреляли в
упор, разбивали черепа палашами и прикладами мушкетов, а я посреди этого ада
прилагала все усилия исключительно для того, чтобы удержаться в седле,
уткнувшись лицом в спутанную гриву Керли. Но я почему-то не находила это
смешным, а остальные вряд ли имели возможность оценить зрелище по
достоинству. При этом отчего- то никто на меня не напал. Если б я кидалась в
драку или, наоборот, удирала - тогда другое дело. А так я выпала из общего
внимания. А может, кто-то и пытался сунуться, да Керли помешала. Так что
она, возможно, своим невесть откуда взявшимся норовом оказала мне большую
услугу. Но только потому, что я удержалась. А дурацкая была бы смерть - под
копытами, с переломанным хребтом... Впрочем, любая смерть - дурацкая.
А потом Керли надоело козлить, и она сорвалась с места. У меня же не
осталось сил ее сдерживать. И она понеслась, не разбирая пути, так что если
я кого и сшибла с ног, то не по своей воле.
Затем мне все-таки удалось остановить ее, но от этой скачки и тряски у
меня, кажется, в голове все перепуталось. Я съехала на землю и повисла на
поводьях. Керли переступила вбок, повернула голову и покосилась на меня,
словно извиняясь. Я ослабила повод и привалилась к вздымающемуся, мокрому от
пота лошадиному боку. И тут до меня дошло, что я совсем ничего не слышу. То
есть я слышала ветер, шелест ветвей, дыхание свое и Керли. Но ни криков, ни
выстрелов, ни топота. Ничего.
А я ведь не могла намного отдалиться от места схватки. Значит, они все
же рассеялись. Или бежали. Или перебиты.
Я снова взяла повод и, ведя за собой Керли, двинулась назад Какое-то
время блуждала по редколесью. Однажды чуть не споткнулась о двух мертвецов.
Оба были мне незнакомы, я даже не могла определить, к какой из сторон они
принадлежали. И все. Я осталась одна. Если были еще здесь убитые, у меня
недостало сил их искать.
Река была рядом, и Керли зафыркала - хотела пить. Здесь берег был крут,
пришлось искать спуск к воде. Нашла. И пока я спускалась, тучи неожиданно
расползлись и выглянул худосочный месяц. Если б я еще собиралась идти через
болота, а так - зачем он?
Двину по реке, безразлично думала я, прямиком к морю, в одиночку можно
прорваться, а потом - вдоль побережья, в какой-нибудь город, хотя бы в
Камби, в Свантер сейчас соваться опасно, хабар есть, пересижу зиму в
"Оловянной кружке", а можно и в Свантер, ежели в Старую гавань, она при
любой власти будет Старая гавань.
Мне было жарко, непонятно почему, сырой ветер должен был нагонять
дрожь, а у меня на лбу выступила испарина. Руки свербило от пота и грязи. Я
немного поднялась вверх по течению, вошла по колено в реку и опустила руки в
воду. В двух шагах от меня тяжелые черные пряди тины колыхались над
неглубоким омутом. На миг тину отвело течением в сторону, и мне показалось,
что я вижу на дне что-то светлое. Я машинально шагнула ближе и в мутном
свете месяца под водой разглядела лицо Эгира Гормундинга. Он лежал на песке,
вытянув руки вдоль тела. Рана в пробитом виске уже не кровоточила, заплечный
кожаный мешок при падении отбросило ему на грудь. Должно быть, он не утонул,
а упал с обрыва уже мертвым. Лицо Эгира было удивительно спокойным и мирным,
а может, это лунный свет, преломившийся в текучей воде, так изменил его.
Я выдернула руки из воды. Зачем-то подняла их к глазам. По ним ползли
светлые прозрачные капли. Кровавое пятно мне померещилось. Это отливал
красным сердолик в перстне Странным образом я, совершенно забыв о нем, его
не потеряла. Теперь перстень уже не казался таким большим. Пальцы у меня,
что ли, опухли? ... О чем это я? Да, Старая гавань...
- ... кто-нибудь... здесь!
А вот это мне уже не мерещится.
- Есть кто-нибудь живой? Отзовитесь!
Кто-то надрывался на том берегу Хамара.
Не кто-то. Малхира.
Первое, что я испытала, была злость. Мальчишка! Дурак! Еще и часа не
прошло, как за такое же убил Хрофта, и рука ведь не дрогнула, а теперь сам
орет. Но злость схлынула так же быстро, как и накатила.
Я не стала кричать в ответ - пожалуй, и не способна была закричать, а
потянула за собой многострадальную Керли и двинулась вброд. Жидкий отсвет
месяца и крики Малхиры помогли мне найти их довольно быстро, хотя они не
были на виду - от песчаного плеса их отделяли деревья. То есть вначале я
увидела лошадей, бродивших под теми деревьями, а после - двух человек.
Тальви сидел на земле. Малхира, вытянув шею, стоял рядом с ним.
- Ты? - От облегчения он сбился на какой-то писк.
- Я. Радуйся, что не люди Дагнальда на твои вопли явились. Может, и
явятся еще.
- А все наши где?
Тальви поднял голову. Его лицо было сейчас бледнее, чем у Малхиры,
который под своими веснушками был белокож, как большинство рыжих.
- Убиты или разбежались, - сказала я, не вдаваясь в подробности.
Малхира шумно вздохнул. Но по-моему, он не очень огорчился. Он жив,
господин жив, и я, которая дорогу знает, тоже жива.
Я посмотрела на черные заросли камыша по левую руку. Здесь, у реки,
была последняя сухая полоса земли. А за камышами - болото, проклятые
Катрейские топи. Оттуда тянуло гнилью и торфом.
Я нагнулась над Тальви. Конечно, жгут слетел, и рана снова,
кровоточила. Тянуть с перевязкой было нельзя. Я велела Малхире нарезать
полос от плаща (от его плаща, у меня своего не было), отправила на реку за
водой, промыла рану и тщательно наложила повязку. Рана была глубже, чем я
думала. Хорошо хоть кость не задета. От запаха крови и вони болот меня резко
замутило. Несколько часов назад, среди трупов и развороченных конских
потрохов, не мутило. А теперь - пожалуйста. Но я справилась с собой.
Посмотрев Тальви в глаза, сказала:
- А ведь ты идти не сможешь. Он шевельнул сухими губами. Сам себя не
услышал и повторил:
- Смогу.
Меня эта решимость не убедила. Конечно, я этот пеший переход задумала
уже после того, как Тальви ранили, но тогда нас было полтора десятка,
большинство - сильные мужчины, и я надеялась, что его по очереди будут
поддерживать.
- Я смогу идти, - упрямо произнес он.
Ничего не ответив, я вытерла руки мокрой тряпкой.
- У тебя поесть ничего не найдется? - бодро спросил Малхира.
Я не сразу сообразила, о чем он. Потом полезла в сумку. У меня еще
оставался ломоть черного хлеба от ковриги, где-то когда-то подхваченной. Я
вынула хлеб, разломила и протянула половины Малхире и Тальви.
Малхира схватил хлеб сразу. Тальви поколебался и тоже взял.
- А ты как же? - с набитым ртом спросил Малхира.
- Не хочу. Я ела.
Я и в самом деле ела. Вчера. Или позавчера... Пока они подкреплялись, я
все больше позволяла уедать себя сомнениям.
- Может, стоит переждать до света?
- Не стоит, - отрезал Тальви. Даже когда он отвечал мне, то избегал на
меня смотреть.
- Верно, - поддержал господина Малхира. - Вернутся они, чует мое
сердце. А в болото за нами вряд ли сунутся. Или вообще решат, что мы
утонули.
Я вздохнула.
- Ладно, тогда давайте готовиться...
По моим указаниям, он срубил своим тесаком два молодых деревца - нам на
шесты для опоры, а еще одно, с развилкой, мы приспособили на костыль для
Тальви. Потом взяли две мои сумки и распределили, что кому нести. Малхира
вызвался взять побольше. Я не возражала, оставив себе только свою обычную
котомку с обычным же содержимым. О том, чтоб нагружать Тальви, не могло быть
и речи, он и сам это понимал. Лошадей предстояло бросить. Жалко, конечно, но
лучше потерять лошадей, чем жизнь, хотя рыцарские кодексы, возможно, гласят
иначе. Я не очень переживала, поскольку в жизни у меня никогда не бывало
подолгу ничего своего, в том числе лошадей. Что чувствовал Тальви,
потерявший Серого, не знаю. Впрочем, у него было о чем сожалеть поболее, чем
о застреленном коне.
Потом взяли мы шесты, забросив сумки за спины, и двинулись сквозь
камыши. Зрелище, представшее нам, было столь тоскливым, безнадежным и
безрадостным, что все поневоле остановились. Малхира пробормотал:
- Ну, во имя Отца, и Сына, и Святого Духа... И мы ступили в жидкую
грязь.
Не знаю, кто такой смелый или такой умный (или наоборот) первым рискнул
сунуться в Катрейские топи, издревле считавшиеся непроходимыми, и притом не
погибнуть, а обнаружить там нечто вроде невидимого подземного, точнее,
подгрязевого хребта, гребень которого проходил примерно на локоть под
поверхностью болота. История и полицейские анналы империи имени его не
сохранили. Меня-то привели на все готовое, привели и провели по этому хребту
и показали все надлежащие приметы, отличающие стежку - где травка такая
особая растет, где деревце искривленное (правда, неискривленных в Катрее
нет, поэтому надобно уметь отличить нужное), где островок виднеется в
трясине. Потому что шириной эта тропка едва ли не в два шага, местами к тому
же и с провалами, и, если оступиться, ничуть не лучше это будет, чем и
впрямь оступиться с горного хребта. Может, даже хуже.
Шли мы в таком порядке - впереди я, потом Тальви, а Малхира замыкал. Я
пробовала дорогу шестом, внимательно вглядываясь в окружавшую меня угрюмую
местность. Поистине трудно представить себе картину, более способную
привести дух человеческий в уныние, чем Катрейские топи, а уныние, как учили
меня когда-то, после гордыни является тягчайшим из смертным грехов. Не знаю,
как насчет гордыни, а глядя окрест, в это можно было поверить. Огромное
бурое пространство с черными или ядовито-зелеными бочагами, мшистыми кочками
и редкими деревцами, похожими на умирающих от голода калек, - до черных елей
было еще куда как далеко. Но я бы многое отдала, чтобы нынче это зрелище
подольше оставалось у меня перед глазами. Потому что едва мы удалились в
глубь болота, как месяц, будь он проклят, предатель, исчез. Будь я одна, я
бы даже возблагодарила судьбу, потому что давно выучилась не уповать на луну
и звезды, а так было бы легче оторваться от погони, если таковая имелась. Но
я была не одна. Ладно, как-нибудь... а они пусть держатся за мной.
И я не стала останавливаться из-за темноты, лишь строго запретила себе
мысли вроде: "Хорошо еще, что дождя нет", ибо по опыту жизни известно, что
стоит так подумать, и дождь непременно польет как из ведра.
Хотя я уже ходила здесь прежде, но никогда так не уставала. Мышцы ни с
того ни с сего принялись ныть, колени и руки дрожали, пот заливал глаза, и
волосы липли ко лбу. Чавканье сапог по грязи выводило из себя настолько, что
хотелось все бросить и разреветься. Но когда я оглянулась на Тальви - как ни
было темно, я поняла, что мои страдания - это мелочь по сравнению с тем, что
испытывает он, и почему он до сих пор не свалился - загадка неразрешимая. Не
важно. Все равно скоро свалится.
Я подождала, пока он доползет до меня, подцепила его руку, свободную от
костыля, и, буркнув: "Держись", подперла его плечом. У него хватило здравого
смысла принять мою помощь, а может, не хватило сил ее отвергнуть. Поэтому
никаких красивых и глупых жестов вроде "Брось меня и спасайся" не
последовало.
И мы побрели вперед, как пара немощных старичков. По боеспособности мы
сейчас и впрямь от них не отличались, пусть и были вооружены. Жидкая грязь
под ногами тускло блестела, а в низинах копился плотный молочный туман.
Тальви так тяжко навалился на меня, что временами казалось - он теряет
сознание. Но все еще как-то передвигал ноги.
Никогда не прощу себе того, что случилось дальше. Если бы я не так
устала... Если бы я не волокла на себе Тальви... Впрочем, что тут гадать.
Что было, то было, но до сих пор при этом воспоминании меня охватывает
тоска.
Наверное, я слышала позади крик. Но, одуревши, решила, что мне
мерещится, будто я его слышу, и, лишь когда он повторился (не знаю, в
который раз), я повернулась - такое было ощущение, что шейные позвонки у
меня из ржавого железа, - и не увидела ничего. Понимаете?
Ничего и никого.
Я выпустила Тальви - он сразу упал - и, перескочив через него, побежала
назад, или мне представлялось, что я бегу, убеждаю себя, что прошло еще не
так много времени, что он не мог далеко уклониться от тропы, что я вытащу
его с помощью шеста или "кошки", которая вот же, в сумке... что я непременно
его найду.
Я нашла - не его, а то место, где его засосало. Круги еще расходились
по трясине, но над ними уже ничего не было видно, даже руки, протянутой за
помощью. И слишком далеко - ни шестом не дотянуться, ни "кошку" добросить. А
если б даже и добросила... Известно, что такое - провалиться в трясину в
Катрее.
Мы столько странствовали вместе, но все это было летом, по большей
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг