его худоба, в совокупности с бледностью, производит удручающее впечатление.
Но проходит дней пять-шесть, и вновь - вспышка деятельности. Больной
начинает есть и пить, на бескровных щеках загорается румянец, он проявляет
живейшее внимание к делам, выслушивает доклады советников, диктует указы и
письма и даже, поскольку погода благоволит, приказывает выносить себя на
прогулку...
Кому он это сообщает? - подумала я. Вряд ли Тальви и Рик не осведомлены
о состоянии его светлости. Гормундингу и Хрофту? Или, может быть, мне?
Сомнительно, и весьма. Одно только ясно - они попали в замок в один из дней,
когда хворым герцогом овладевает безразличие. И собираются дождаться, когда
он из этого состояния выйдет. Это очевидно, ибо мы, судя по всему, в
ближайшее время не покидаем Хольмсборг.
Но на что они рассчитывают? Втянуть болезненного старца в свой заговор?
И против кого - против него же? Я не совсем права. Если они и посягали на
герцогскую власть, то не на власть этого герцога. И если его светлость в
состоянии понять, что он не бессмертен, то подобное предположение выглядит
не столь уж диким.
Беда в том, что, коли бросить обратный взгляд на всю его предыдущую
жизнь и сопутствующие ей деяния, то бишь отсутствие таковых, как раз этого
он понять не способен.
Что ж, ждать так ждать. Говорят, нет ничего хуже, чем ждать и догонять,
но как раз в этих занятиях мне по роду своей деятельности и пришлось
изощриться. Равно как ждать и убегать.
Но чего мы ждали, сидя у моря? Только не погоды. Она и так была хороша.
Просветления в состоянии здоровья его светлости? Возможно. Или еще
кого-нибудь из заговорщиков. Ведь тогда за столом у Ларкома находился еще
один человек, о котором впоследствии юный рыцарь отозвался, что он "бывает
жесток". И было названо еще несколько имен, более в моем присутствии не
повторявшихся. Нарочно?
Что привлекло в эту излишне грамотную компанию сугубого практика, каким
выглядел полковник Кренге, нетрудно догадаться. Тальви обмолвился, и вряд ли
случайно, что Герман Кренге происходит из младшей ветви рода графов
Свантерских. Но уже около ста лет, после окончания Пиратских войн, Свантер
вырван из-под власти графов и находится под управлением губернаторов,
назначаемых непосредственно герцогом Эрдским, причем, как я понимаю,
последнее обстоятельство явилось уступкой древним северным вольностям,
отрицавшим прямое вмешательство императора в дела Эрда. И оно способно
сыграть роковую роль. Из желания вновь прибрать к рукам родовое владение,
хотя бы в качестве губернатора, а не графа, можно многим рискнуть, особенно
если это владение - столь жирный кусок, как Свантер! Во всяком случае, иной
причины для его участия в заговоре я не видела, и она представлялась более
веской, чем у остальных. Ларком, предположим, полез в это дело из идеализма,
Альдрик - от скуки и от любви к приключениям, Фрауэнбрейс - из желания
сохранить при новом герцоге то положение, что он имеет при старом, а
Самитш... ну, дабы не лишиться капиталов, помещенных в банках и торговых
предприятиях, принадлежащих южанам.
Что до Гейрреда Тальви... Он сам рассказал мне, что подвигло его
возглавить заговор. И если он говорил правду, то вряд ли его побуждения
вызовут у меня сердечный отклик. Если же лгал - тем более.
Пока же мы провели еще два дня в Хольмсборге, словно стареющие кумушки,
сплетничая и следя друг за другом. Фрауэнбрейс столь же охотно принимал
участие в застольных беседах, как Альдрик, правда, в отличие от Рика, в
поместье он не торчал постоянно и не ночевал - вероятно, посещал замок или
встречался со своими агентами в Бодваре. Что здесь все, или почти все, а не
один Тальви, имели собственную разведывательную службу - слепому ясно. К
сожалению, имела ее и противоположная сторона... Наш любезный хозяин, то
есть Руперт Мальмгрен, по моему разумению, представлял здесь интересы
Тальви, так же, как Гормундинг, Хрофт и я. Не слишком ли большая роскошь -
собрать нас всех без дела? Или Тальви считает, что может подобную роскошь
позволить?
Так или иначе, мы задавали тон в разговоре, рассказывая байки, сплетни
и предаваясь воспоминаниям: Фрауэнбрейс - об императорском дворе, Альдрик -
о былой службе в гвардии, а я - о богатой событиями беззаконной жизни.
Остальные более или менее слушали. Но единственным, кто воспринимал мои
побасенки, лживые или нет, как издевательство и даже прямое оскорбление, был
Хрофт. Странно - пора бы уже и привыкнуть. Другие же привыкли, как ни
шокировало их поначалу мое явление, хотя были и познатнее его, и в обществе
стояли выше. Что делать - я довольно повидала в жизни и убедилась, что для
некоторых людей само существование мое на этом свете было непереносимо. И,
увы, таких людей было больше, чем хотелось бы. Я это поняла давно и не
огорчалась. Хрофт со своими выпадами напоминал маленькую собачку, которая
тщится прокусить подбитую гвоздями толстую подошву. Вот если он от слов
попытается перейти к чему-то более существенному - тогда другое дело. Однако
сомнительно, чтоб он в присутствии Тальви на это решился.
- Какие, между прочим, были отношения у Гормундингов с Брекингами?
Эгир, разглядывавший туманный горизонт, ответил не сразу. Очевидно, он
был занят собственными соображениями и до него поначалу не дошел смысл
вопроса.
- Враждебные... но это было так давно, до основания империи... А почему
ты спрашиваешь? - Он, наконец, оторвался от лицезрения Бодварского залива и
повернулся ко мне.
Сегодня с утра, несмотря на пасмурную погоду, господа сорвались с места
и отбыли. Не надолго, надо полагать, поскольку часть свиты осталась здесь.
Эгир, несомненно, знал больше моего и потому волновался.
- Так... существуют разные предания... Два таких древних рода... - Тут
он ожил окончательно: - Во-первых, наш род древнее. А во-вторых, все это
почти сплошь враки. Ты, может, и балладу о Бреки слышала? Там одни выдумки.
Скажут тоже! Собственный меч отрубил ноги
Бреки-ярлу за то, что тот нарушил клятву мести! Это мой предок Улоф
Гормундинг самолично изувечил Бреки, когда тот вероломно напал на его
крепость, хотя и сам пал в бою. Но они, то есть мы и Брекинги, и вправду
потом помирились. Сам святой Хамдир призвал их прекратить вражду...
Я поняла, что "правда" Эгира - всего лишь другая выдумка. Бун Фризбю, а
он все же был человек образованный, не мне чета, утвержал, будто святой
Хамдир - личность легендарная и в действительности никогда не существовал. И
академическая "История", обожавшая деяния всяческих святых, его не
упоминала. Зато "Хроника утерянных лет" на него ссылалась - правда, не в
разделе о крещении эрдов, а в перечне любимых автором южных поэтов. Эрдский
святой в компании карнионских бардов - это свидетельствует за себя.
- А что стало с Брекингами потом?
- Не знаю... - Эгир несколько растерялся. - Жили как-то... Служили
империи... Я не слышал, чтоб кто-нибудь из них был сейчас жив. Странно, -
добавил он, - ты не первая, кто меня спрашивает о Брекингах. Знаешь, кто еще
задавал этот вопрос?
- Знаю. Патрон.
- Откуда?
- Догадалась. Я заметила, что у него большой интерес к эрдской истории.
Мой ответ, кажется, вполне успокоил Эгира.
- А вот о Бикедарах я не слыхала никаких историй,
даже лживых.
- Еще бы! Дворянству Хрофта не намного больше ста лет, - произнес Эгир
с превосходством человека, чья родословная длиннее раз в десять. - Его
прадед был комендантом порта где-то западнее Тримейна, кажется в Солане, а
дед во время Пиратских войн возжелал непременно содержать собственный полк,
ну и пустил по ветру все состояние семьи... "И внук со своим столетним
дворянством оказался там же, где и ты со своим тысячелетним", - мысленно
закончила я. И стало быть, желает восстановить семейное состояние. Так же,
как Эгир - так или иначе вернуть Гормунд. Что ж, причины вполне достойные,
не хуже, чем у других.
- Я, пожалуй, выйду в город.
Эгир на мои слова отозвался нервным:
- Зачем?
- Просто разведаю что и как.
- Я с тобой.
- Нет. Кто-то из нас должен ждать патрона, и, сдается мне, лучше, если
это будешь ты.
- А что я ему скажу, когда он вернется?
- Скажешь правду. Да может, я и сама вернусь раньше него.
- Возьми с собой хоть Малхиру! - крикнул он мне вслед.
- Тебе он нужнее, - ответила я не оборачиваясь. В Бодваря предпочла
отправиться пешком, хотя расстояние от Хольмсборга было довольно приличным.
Привычка, знаете ли, - на всадника в маленьком городе всегда обращают больше
внимания, чем на пешехода. Спустившись с холма, я вышла на проезжую дорогу,
что вела прямо в городишко. Забавно - всякий уважающий себя город, пусть и
небольшой, всегда огражден стенами, а у Бодвара, хоть я и была уверена, что
жители его себя уважают, стен не было. Укреплен был замок на скале, а не
питающий его город. Падет замок, не будет и города.
Море сегодня было темно-серым, порой почти черным, с масленистым
оттенком, а то вдруг начинало отливать бледно-зеленым. Вдоль бухты толпились
опрятные белые дома под черепичными крышами. Из-за пасмурной погоды глянец
на черепице потускнел, и она казалась не красной, а бурой, цвета засохшей
крови. Что за сравнение, право... Я отвела взгляд. На берегу, возле рыбачьих
лодок, торговали свежепойманной рыбой, омарами, устрицами. Ежели кто
покупает устриц, то можно без ошибки сказать, что это для господского стола
- городское сословие в Эрде, даже те, кто при деньгах, устриц не жалуют,
полагая, что такое кушанье солидному человеку принимать не пристало. Но
сегодня покупателями были лишь гостиничные слуги и жены горожан. А в замок,
без сомнения, рыбу доставляют поставщики, время свое здесь не тратящие. Надо
бы взять на заметку, кто они... - Немного дальше, на небольшом мысу,
разделявшем рыбацкую и корабельную пристани, виднелась приземистая
церквушка. Сложенная из грубых необработанных камней, она показалась мне
очень старой. Я спросила о том у торговки, едва не тычущей мне в лицо
огромным палтусом, и она, гордо подбоченившись, кивнула.
- Угу. Сам святой Эадвард церковь заложил, еще ни города не было, ни
замка.
- Разве он здесь жил? - Насколько я помнила, легенды связывали деяния
этого святителя Эрда с более северной частью герцогства.
- Ты что думаешь, я вру? - оскорбленно вопросила женщина.
- Упаси Господи! - Последнее дело спорить с торговками рыбой, из всех
торговок они самые горластые, уж не знаю почему. Но палтус я, конечно, не
купила. Ничего не имею против свежей рыбы, но как бы я вперлась с ней в
церковь?
Рыба была символом первых христиан, не здесь, в Эрде, а еще в Римской
империи, говорил мне Фризбю. И рыба на языке символов также означает душу...
Может, поэтому святой Эадвард здесь церковь и основал.
Подойдя поближе, я поняла, почему церковь выглядела такой маленькой.
Первоначально она была выше, но сильно ушла в землю. Если ей не семьсот лет,
как утверждают, то все равно она немногим моложе. Здесь тоже шла торговля -
точнее, сидела - в лице местного служителя. Свечи, освященные ладанки с
изображением святого Эадварда, которые следовало бы продавать внутри, он
вынес наружу и зазывал посетителей не хуже ярмарочного балаганщика, что
делать под сводами дома молитвы было бы как-то неподобно. Я не собиралась
останавливаться, но он так верещал, что я рассудила - лучше немного
потрепаться, дешевле выйдет. Я спросила его насчет святого Эадварда, и он
подтвердил - да, в древние времена святой жил здесь отшельником, как раз на
этом мысу стояла его хижина, и отсюда он ушел, повинуясь велению свыше, на
Север, дабы заложить там аббатство Тройнт.
Тройнт. Тальви упоминал это аббатство... да, в связи с книгой
Арнарсона.
Но здесь не может быть никакой связи! Святой Эадвард жил на
полтысячелетия раньше, чем на землю Эрда ступили пресловутые изгнанники. Или
Тальви опять чего-то недоговаривает?
- ... И здесь чтут всех эрдских святых и мучеников, - продолжал
лопотать привратник, - и епископа Бильгу, и преподобного Снорри, и невинно
убиенного Агилульфа...
"История Карнионы не имеет своих мучеников, в отличие от Эрда... "
- А святого Хамдира? - перебила я его.
- А как же! Там его образ, в глубине, у западной стены.
Вот тебе и легендарная личность. Не миновать мне продолжить изучение
церковной архитектуры герцогства Эрдского. Я заплатила пол-эртога, купила
свечку и ступила внутрь. Дверь, просевшая, как и вся церковь, стала такой
низкой, что мне пришлось несколько наклонить голову. Священника не было, но
перед алтарем горело несколько свечей. В их размытом свете труднее было
сосредоточиться, чем в полной тьме. Я запалила собственную свечу и
повернулась, ища святого Хамдира. Здесь были иконы, написанные на досках, а
не фрески, которые в непосредственной близости с морем давно погибли бы от
сырости Иконы тоже давно не подновляли, они потемнели, и святых с трудом
можно было разглядеть, не то что опознать. Головы, неестественно крупные по
сравнению с телами, почти незаметными под складками жестких просторных
одежд, пронзительные глаза, длиннопалые руки - манера письма, от которой
давно отказались в империи, да и во всем мире наверное. Вот этот, с
раскрытой книгой и в митре, скорее всего, епископ Бильга. А книга - "Библия
эрдов". С отсеченной головой - Агилульф. А может, и не он, усекновением
главы претерпел мученичество не он один... А тот, за спиной которого
виднелось какое-то строение, должен быть легендарным Хамдиром, поскольку
никаких более изображений в указанном причетником углу не было. Я
приблизилась, чтобы поставить свечу у образа, и рука моя дрогнула.
Я узнала его.
Старик, привидевшийся мне в кошмарном сне в свантерской гостинице. Он
чертил на земле и нес какую-то ересь в южном духе... что-то про правую и
левую линии и врата...
Врата.
Чепуха. Все старые изображения похожи как близнецы. Вот и тогда во сне
мне припомнилось одно из таких изображений. А сейчас я вижу подобное ему. И
все.
Белобородый и беловолосый старик в коричневой одежде, не многим
отличавшейся цветом от его лица, благодаря сырости и копоти, смотрел мне в
глаза, и они от напряжения и мерцания свечей вдруг заслезились. Я обмахнула
ресницы и взглянула на строение за спиной старика. Мне показалось, будто на
воротах его что-то написано. Но, приглядевшись, я с трудом разобрала, что
это рисунок. Квадрат, вписанный в круг, а внутри квадрата, кажется, еще
круг, но я бы не поручилась, слишком уж плохо было видно, однако, если так,
рисунок можно было бы продолжать до бесконечности...
Но именно его, помимо черточек и линий, рисовал на земле старик из
моего сна.
"Ты все еще ничего не понимаешь? Совсем не понимаешь? " - спросил он.
Встряхнув головой, как вздорная лошадь, я поспешила к выходу из церкви.
Уезжая в Бодвар, я хотела вырваться из окружившего меня ожившего бреда, но
шагнула лишь на новую его ступень.
Снаружи, по сравнению с полумраком церкви-ловушки, было очень светло,
хотя солнца не было видно попрежнему. Свежий морской воздух и пронзительные
вопли чаек, мешавшиеся с не менее пронзительными голосами торговок,
способствовали прояснению мыслей.
Напрасно я грешу на владетеля замка Тальви. Я не потеряла сознания, у
меня даже голова не закружилась. Из чего следует, что ни святой Хамдир, ни
изображение его к чужим мирам отношения не имеют. Да и кошмарный сон в
Свантере никак не был связан с тем, что могли принести или сотворить
изгнанники. Он привиделся мне, когда я начиталась "Хроники утерянных лет".
Хроники, ссылавшейся, помимо прочего, еще и на авторитет святого Хамдира.
Тальви утверждал, что автор "Хроники... " многое придумал или переврал.
А я согласилась считать, что Тальви прав.
Теперь получается, что хронист тоже прав?
Но в чем? В своих ссылках на южных поэтов? На каббалу? Напрасно я так
небрежно читала соответствующие страницы. Черт, я и Арнарсона просто
пролистала... Арнарсон. Аббатство Троинт. Святой Эадвард. Святой Хамдир
Любопытная цепочка выстраивается. Неужели все связано?
В "Хронике... " было сказано, что карнионцы были так не похожи на
эрдов, что эрды не считали их людьми. Одной из особенностей карнионцев было
их исключительное долголетие... И они знали об иных мирах... а если судить
по святому Хамдиру, то и эрды о них знали...
Если я сейчас не прекращу об этом думать, я свихнусь. И тогда смогу
поверить во все - в Темное Воинство, в меч, отрубиший ноги Бреки-ярлу, в
Брошенную часовню, которая была последними вратами нашей стороны, в союз
мужчины и женщины, сокрушающий злые силы... не говоря уж о том, что мы -
изгнанники в этом мире.
Господи всемилостивый! Но разве не все люди - изгнанники в этом мире?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг