ти, постоянного и пробивного редактора их сочинений в журнале
"Знание - сила", где Стругацких печатали даже в те годы, когда
их не печатали больше нигде / я до сих пор не могу понять, как
это знаньевцам удалось тогда напечатать "Миллиард лет до конца
света/, мы с ней не только заочно, но и непосредственно стали
называть Аркадия классиком. Он охотно откликался. Должно быть,
понимал. что мы не шутим.
Но работали братья так же напряженно, а здоровье Аркадия
становилось все хуже, хотя он по-прежнему вскидывался, как
только до него доходили слухи об очередной пакости, которую за-
тевали против них и фантастики в целом два комитета - Госкино и
Госкомиздат. Объяснить их действия - даже по меркам того време-
ни - было невозможно. Почему, например, не был разрешен к пос-
тановке идеологически безупречный, антимиллитаристский "Парень
из преисподней"? Почему "Трудно быть богом" было отдано на от-
куп западногерманскому режиссеру? /Хотя я и не согласен с Бори-
сом, считающим работу П.Флейшмана неудачной/. Только потому,
что его авторами были Стругацкие... Точно так же можно спраши-
вать: почему Евтушенко не позволили сыграть роль Сирано де Бер-
жерака, почему Шукшину запретили поставить "Степана Разина",
почему много лет лежал на полке "Андрей Рублев" Тарковского...
Ну, не любило Госкино слишком самостоятельных художников...
С Госкомиздатом дела обстояли проще - там прежде всего де-
ло было в конкуренции, а работники комитета сами хотели иметь
доходы с изданий. Так как бумаги в эпоху всеобщего дефицита
постоянно не хватало, /а сейчас оказалось, что в стране ее
сколько угодно/, то главная редакция художественной литературы
без всяких колебаний отдавало предпочтение очередному собранию
сочинений Казанцева и другим своим духовным единомышленникам. А
Стругацкие так и не дождались своего собрания сочинений, пока
не появились частные издательства, хотя даже в Америке вышел их
двенадцатитомник.
Мы иногда отводили душу на тусовках в Союзе писателей, где
у Аркадия было немало сторонников, а противники , напротив, по-
баивались приходить, скажем, на заседания Совета по фантастике.
Там мы могли отважно принимать грозные реляции, например, об
немедленном изменении редколлегии 25-ти томной "Библиотеки все-
мирной фантастики". Но это были пирровы победы, потому что в
конечном счете решения принимались в том же Госкомиздате и в
кабинетах тогдашних секретарей Союза, большинство которых сос-
тояло из старых маразматиков-графоманов, с таким блеском - без
всякой фантастики - изображенных в "Хромой судьбе". Вот тут
пальму первенства, видимо, действительно надо отдать Аркадию: в
Ленинграде таких монстров, мне кажется, не было. А может, я и
ошибаюсь.
Против них стеной стояла вся государственная и партийная
махина. Но все-таки они победили. Несмотря на все препоны. Лю-
бой писатель может только мечтать о таком читательском успехе.
И даже в кино, хоть один раз, но им все-таки повезло. По их
сценарию был поставлен "Сталкер", на мой взгляд, лучший фантас-
тический фильм всех времен и народов. С ним даже нечего срав-
нить. /И здесь я опять не согласен с оценкой этого фильма ни
Станиславом Лемом, ни Борисом Стругацким. Я не вижу в нем ниче-
го мистического, зато там очень много выстраданного и челове-
ческого/. И хотя автором этого гениального фильма /помнится,
Аркадий тоже так называл и фильм, и режиссера/ справедливо счи-
тается Андрей Тарковский, но когда я слышу с экрана отчаянные
монологи героев, то отчетливо различаю так хорошо мне знакомые
интонации Бориса и Аркадия.
Пока мы живем, мы непростительно мало думаем о том, какой
в сущности короткий срок отпущен нам на общение с друзьями и
как бездарно мы его растрачиваем. Однажды, может быть, не в са-
мую веселую минуту, Аркадий сказал мне: "Севка, ты не приходи
на мои похороны. И не обижайся, если я не прийду на твои, если
ты вдруг рухнешь с дуба раньше меня. Только это маловероятно. Я
все-таки постарше тебя, да и сердечко пошаливает. Вот мы сейчас
сидим за рюмахой, и нам хорошо. А прочувственные речи, венки,
панихиды - это не по мне. Помнить - помни, а остальное мне не
нужно..."
Прости меня, Аркадий, эту твою волю я не выполнил. Я был
на твоих похоронах, и плакал у твоего гроба, потому что это
единственное утешение для оставшихся в живых. Как плачу и сей-
час, дописывая эти строки, потому что я уже стал старше тебя,
как давно уже стал намного старше моих сверстников, моих добрых
знакомых - Тоника Эйдельмана, Юры Казакова, Димы Биленкина, Ро-
берта Рождественского, Юры Ханютина... Но я вовсе не собирался
доживать свою жизнь без них...
Теоретически я отлично понимаю, что в настоящих мемуарах
полагалось бы дать духовный портрет покойного, описать его
внутренний мир, его беспокойный и бесконечно добрый характер...
В романе "Волны гасят ветер" авторы вспоминают любимого героя
их ранних повестей Леонида Горбовского, который всегда придер-
живался такой морали: "Из всех возможных решений выбирай самое
доброе". Не самое обещающее, не самое рациональное, не самое
прогрессивное и, уж конечно, не самое эффективное - самое доб-
рое! Он никогда не говорил этих слов, и очень ехидно прохажи-
вался насчет тех своих биографов, которые приписывали ему эти
слова, и он наверняка никогда не думал этими словами, однако
вся суть его жизни - именно в этих словах". Это про тебя. Арка-
дий...
Но, как мне представляется, с психологией не справляются
многие признанные писатели. Какой же спрос с критика...
Всеволод РЕВИЧ
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг