что в повести затронут один из кардинальнейших вопросов сущест-
вования современного человечества - возможно ли, приемлемо ли
искусственное, насильственное ускорение исторического процесса?
Они деланно возмущаются: да как же это так - высокоразвитые
коммунистические земляне, стиснув зубы, лицезрят пытки, казни -
и не вмешиваются. В одном доносе прямо так и предложено: "Зем-
ное оружие могло бы предотвратить страдания несчастных жителей
Арканара". Поверим на секунду в искренность этого возмущения и
предложим возмущенным, доведя свою мысль до конца, конкретно
представить себе ход и результат вмешательства земных "богов".
Высаживаем, значит, ограниченный контингент гуманистов-карате-
лей, "огнем и мечем" проходимся по городам и весям Арканара,
палачей, аристократов, солдат, подручных - к стенке, к стенке,
к стенке! А впрочем, не слишком ли я простодушен? С кем это я
веду полемику, пусть и задним числом? Они же так и поступают в
реальности, так что моими провокационными вопросами их с места
не собьешь. К стенке, и не только сопротивляющихся, но и всех,
кто имел несчастье оказаться поблизости!
Не стану напоминать, что мыслимые варианты вмешательства
разобраны в самом романе и что Стругацкие дали единственно пра-
вильный ответ - спасать разум планеты, ученых, книгочеев, руко-
писи, поддерживать ростки просвещения и образования. Ну, пост-
реляем мы угнетателей. А потом - что? Мы еще недостаточно наг-
ляделись на "кухарок", поставленных управлять государствами?
Нам недостаточно опыта экспериментов над собственным народом?
Тогда вспомним Камбоджу, Афганистан, Эфиопию, Мозамбик, Кубу,
Северную Корею... Правда, эти примеры приобрели убедительность
уже после появления романа, что, впрочем, и доказывает прозор-
ливость Стругацких.
Стругацких слегка поругивали и раньше, но именно с второй
половины первой половины 60-ых годов началась целенаправленная
кампания их травли. Огонь на поражение велся не только по нес-
частному Румате Асторскому. Начиная с "Попытки к бегству" прак-
тически любая их книга становилась предметом нападок. Сами по
себе эти нападки надежно доказывали, что фантастика наконец-то
заняла достойное место в движении шестидесятников, а Стругацкие
выдвинулись в группу духовных лидеров нашего поколения. У них
обнаружилась удивительная способность касаться /может быть, на
первых порах инстинктивно/ самых больных мест, которые тщатель-
но обматывались ваткой нашими руководителями, так что вовсе не
удивительно, что произведения братьев вызывали ярость у идеоло-
гических церберов. Травля Стругацких велась по двум, часто пе-
ресекающимся направлениям. Один путь бал открытым, официально
он назывался критикой.
Правда, газетные обличители часто попадали в смешное поло-
жение, но ощутить этого они не могли, хотя бы за отсутствием
чувства юмора.
Вот, например, редактору журнала "Вокруг света" Сапарину
было дано четкое партийное поручение - раэдолбать повесть Стру-
гацких "Хищные вещи века". Он, конечно, был не настолько глуп,
чтобы не понимать, что в в насквозь, якобы, капиталистическом
Городе Дураков просматриваются многие черты и нашей жизни, как
и в зрелом феодализме Арканара мы без труда могли разглядеть
героев нашего прошлого, настоящего и даже - это мы сейчас хоро-
шо понимаем - нашего будущего. Но открыто заявить об этом обли-
чители еще не решались. И бедный Виктор Степанович лез из кожи,
чтобы докаэать, что такого плохого капитализма, какой предстает
перед нами в "Хищных вещах...", существовать не может. Оклеве-
тали его, бедняжку, братья-писатели. На самом-то деле там долж-
ны кипеть жестокие классовые сражения передовых рабочих с бес-
пощадными эксплуататорами. Академик Францев в "Известиях" пошел
дальше. Он обрушился на авторов за то, что они обидели еще и
феодализм. Вот как он защищал этот - по канонам диамата - прог-
рессивный в сравнении с рабовладельчеством строй. Академик вро-
де бы допускал существование феномена фантастики, но был убеж-
ден в том, что никакая выдумка ни на йоту не должна отходить от
постулатов "Краткого курса". "Картина самого феодализма очень
напоминает взгляды просветителей ХVIII века, рисовавших средне-
вековье как царство совершенно беспросветного мрака. Как же
тогда обстоит дело с законом прогрессивного развития общества?"
Трудно сказать, может, он и лукавил, больно уж нелепой выглядит
его позиция, но скорее всего был искрен, в те времена общество-
вед мог попасть в академики, только при наличии или - если
угодно - при отсутствии определенных нравственных и умственных
критериев.
Но все это были цветочки. Ягодки появились тогда, когда в
альманахе "Ангара" за 1968 год появилась повесть "Сказка о
Тройке". В отличие от всех остальных "критик", я считаю, что на
этот раз партийные органы прореагировали на выход повести, с
позволения сказать, адекватно. Они правильно угадали в кривых
зеркалах пародии собственные физиономии. Отдел пропаганды Ир-
кутского обкома немедля взялся за перо и сочинил "докладную за-
писку" в ЦК КПСС, которая представляет незаурядный филологичес-
кий интерес, так как в ней были собраны вместе все лингвисти-
ческие шедевры, с помощью которых наша родная партийная критика
расправлялась с нашей родной советской интеллигенцией. "Авторы
придали злу самодовлеющий характер, отделили недостатки от
прогрессивных общественных сил, успешно / конечно же! - В.Р./
преодолевающих их. В результате частное и преходяшее зло приоб-
рело всеобщность, вечность, фатальную неизбежность. Повесть
стала пасквилем". А дальше уже без церемоний: "идейно ущерб-
ная", "антинародна и аполитична", "глумятся","охаивание", "Пря-
чась за складки пышной мантии фантастики, авторы представляют
советский народ, утратившим коммунистические идеалы..."
Сейчас-то мы понимаем, что в "Сказке..." Стругацкие нанес-
ли удар по самой системе. Но в те годы, боюсь, даже авторам
представлялось, что они сражаются только с ее извращениями. Они
/и мы/ еще не знали, что система называется административно
-командной, что ее надо разрушить до основания, дабы в нашей
стране могло начаться какое-либо "затем", что "мероприятие" это
окажется невероятно трудоемким и что при жизни по крайней мере
одного из авторов оно не завершится.
Впрочем, может быть, я и не дооцениваю проницательности
Стругацких, о чем говорит история с эпиграфом к повести, кото-
рый был в ней с самого начала /я сам его видел/, но в печати
появился только в 1987 году. Я считаю этот эпиграф одной из са-
мых удачных их находок. Вы, помните, конечно, что Тройка у
Стругацких - это разновидность ревтрибунала, а эпиграф, естест-
венно, был из Гоголя: "Эх, тройка! птица-тройка, кто тебя выду-
мал?" Каждый знает продолжение этих слов. Выводы нетрудно сде-
лать самостоятельно. Первые публикаторы "Тройки..." были людьми
мужественными, они прекрасно понимали, какие "оргвыводы" после-
дуют за их дерзкой выходкой. И, к сожалению, не ошиблись. Аль-
манах прикрыли, редакторов разогнали с волчьими билетами. А
вслед за запиской Иркутского обкома, появился еще целый ряд
аналогичных документов, исходящих уже из "самого" ЦК. Стиль их
мало отличался от стиля иркутян.
Аркадий искренне веселился, зачитывая выбранные места из
переписки с друзьями. Конечно, эти документы были секретными,
они обнародованы только сейчас. Но тем не менее и тогда, в са-
мых компетентных органах находились доброжелатели, благодаря
которым мы своевременно знакомились с этими эпистолами. А, мо-
жет быть, только делал вид. что веселиться, хотя Аркадий был не
из тех людей, которые напяливали на себя маску. Он всегда ду-
мал, что говорил, но всегда говорил, что думал. А вот мне поче-
му-то было несмешно. Как не было смешно и несколько лет назад,
когда вышеупомянутые докладные решил опубликовать журнал "Зна-
ние - сила" и предложил мне прокомментировать их. Я с большим
удивлением и с еще большим разочарованием, увидел, что многие
из этих документов подписаны именем человека, которого я начал
уважать задолго до начала перестройки - А.Н.Яковлевым.
Комментировать их без ведома Яковлева я счел для себя неп-
риемлемым, и журнал устроил мне встречу с Александром Николае-
вичем. Он прочитал одну или две записки, тяжело вздохнул и ска-
зал: "Боже, сколько же ерунды мы тогда понаписали. Но историю,
увы, не исправишь. Печатайте! Только вы не думайте, что каждая
из таких записок равнялась постановлению секретариата ЦК. Мно-
гие из них, к счастью, писались только для галочки и ложились
под сукно, чтобы мы могли со спокойным сердцем сообщить наверх,
что меры по сигналам общественности приняты".
В общем-то я знал это и раньше, как знал и то, что не
меньше было и "указов прямого действия", за их появлением сле-
довали выговоры, снятия и исключения... Но и те, и другие слу-
жили, с позволения сказать, правовой базой для идеологических
экзекуций. Иногда - в непосредственной форме, например, путем
снятия стружки с главных редакторов - грубой плотницкой опера-
ции, регулярно и публично проводившихся в кабинетах на Старой
площади. Иногда - втихаря, ведь документы никогда не обнародо-
вались. И часто оставалось только гадать, почему книги вылетали
из планов, почему запрещались и даже прерывались публикации в
периодике, почему те или иные немилости обрушивались на головы
авторов и издателей.
Но как Аркадий ни веселился, читая этот подзаборный лай, я
видел, что даром все это кампания для него не проходит, и он
начинает по-настоящему нервничать и злиться. Ведь если уж гово-
рить серьезно, то даже самые резкие сатирические выпады в то же
"Тройке..." рождены, разумеется, не шизофреническим стремлением
"охаять" и "очернить", словечками-кастетами, изготовленными в
тиши парткабинетов, а самыми положительными намерениями, болью
за свою родную страну.
Помню, Аркадий рассказывал, как, устав жить в обстановке
открытого и скрытого недоброжелательства, он, может быть, с из-
рядной долей наивности, напросился на прием к секретарю ЦК КПСС
П.Н.Демичеву, был вежливо принят и внимательно выслушан. "Арка-
дий Натанович, - было сказано ему, - ищите врагов пониже, в
Центральном Комитете их нет". Теперь, когда документы ЦК опуб-
ликованы, можно судить об искренности этих слов воочию. Да и
тогда было нетрудно догадаться... Не помню уж точно, в каком
году, где-то в 70-х, в Японии состоялся Всемирный конгресс фан-
тастов, куда Стругацкие получили персональное приглашение. Не
забудем, что Аркадий в совершенстве знал японский, он был офи-
цером-переводчиком, участникам войны на Дальнем Востоке, не го-
воря уже о том, что он был ведущим советским переводчиком
японской классической литературы. Но поехал на конгресс "наш"
человек, главный редактор журнала "Техника -молодежи", не напи-
савший в фантастике ни слова.
Да, и писателям, и редакторам, и даже иным работникам иде-
ологических отделов приходилось быть осмотрительными, произно-
сить ритуальные речи на партсобраниях, порою жертвовать второс-
тепенным, чтобы сохранить главное - очаги культуры, очаги разу-
ма, чтобы спасти людей от расправ. Если угодно, совсем, как
посланники Земли на Арканаре. Да и сам Аркадий выглядел в этой
среде благородным Руматой Асторским, который боролся изо всех
сил, чтобы вбить в башку своим читателям идеалы справедливости,
/уж извините за немодные ныне слова/, о которых многие /может
быть, честнее было бы сказать "мы"/ имели весьма смутное и ис-
каженное представление. За такие компромиссы расплачивались до-
рого - инфарктами, жизнью, иногда самоубийствами... Тех же
Стругацких очень напористо выставляли из страны, они многим
стояли поперек горла.
Одно время слухи о том, что Стругацкие твердо решили мах-
нуть за бугор, распространились весьма широко. Уверен, что это
делалось сознательно, чтобы подтолкнуть их к действиям, за ко-
торые потом их же стали бы поносить на всех углах. Один раз я
даже держал пари с работником Госкино, который с торжественным
видом сообщил мне точную дату их выезда. Мне не нужно было зво-
нить Аркадию для перепроверок, ведь я знал братьев лучше, чем
работники кинокомитета. Уехать Стругацким из страны было так же
невозможно, как Антону-Румате заявить вдруг: заберите меня от-
сюда , я больше не желаю этого видеть... Вот тогда-то и было
заключено пари с месячным испытательным сроком на бутылку конь-
яка. Бутылку я не без удовлетворения отнес Аркадию. Проигравший
товарищ, видимо, искренне прочувствовал свою вину - коньяк был
очень хорошим.
Я ничего не имею против уехавших, каждый волен жить там,
где ему лучше. Пусть живут. Пусть приезжают в гости - милости
просим! Но я отрицаю их право учить нас, как надо жить. Напро-
тив, я думаю, что те, кто остался, как Стругацкие, как Юрий
Трифонов, как Алесь Адамович, кто сохранил, несмотря на все чи-
нимые препятствия, своих издателей, своих читателей, кто не
предал своих единомышленников / а у Стругацких их были миллио-
ны, особенно среди молодежи/ принес стране, народу гораздо
больше пользы, больше способствовал разрушению той системы, под
обломками которой мы и поныне задыхаемся.
Мы уже говорили о тех преследованиях, которым Стругацкие
подвергались в 60-70 годах, но вот пришли новые времена, воз-
никла новая генерация критиков, которые сочли своим первейшим
долгом поставить на место неразумных шестидесятничков, которые,
видите ли, мечтали о каком-то социализме с человеческим лицом,
вместо того, чтобы незамедлительно и с гримаской отвращения от-
ряхнуть его прах со своих ног. Ах, как легко так думать, и -
главное - так писать сегодня. И вот в двух "толстых" и кстати
вполне прогрессивных журналах - "Новом мире" и "Знамени", ранее
в упор не замечавших никакой фантастики, одновременно появились
две большие статьи, в сущности сомкнувшиеся с партийными разно-
сами прошлых лет, хотя на первый взгляд они написаны с других
позиций. Но крайности смыкаются. Если раньше писателей уличали
в недостаточной, что ли, коммунистичности, то ныне выясняется,
что они были чрезмерно коммунистичны. Автор последнего утверж-
дения исходил из предположения, что все их произведения - часть
единообразной утопии, нечто вроде скопления небольших "Туман-
ностей Андромеды" и, понятно, был недоволен тем, что утопия по-
лучалась какой-то странной, не отвечающей его представлениям. А
как же ей не быть странной, если она вовсе и не была утопией.
Синхронность выступлений и сходство в умонастроениях никому не-
известных критиков или критикесс снова заставляет предположить
единую режиссуру. Я бы не сомневался, что так оно и задумано,
если бы меня не смущало реноме этих журналов. Нет, скорее всего
дело объясняется проще: весьма своеобразное поколение молодых
критиков отличается талантливым пером и отсутствием царя в го-
лове. Их мало заботит что и для кого они пишут /а впрочем, ясно
- для собственного удовлетворения/. Но главные редакторы все же
должны были за них подумать. Как бы то ни было, я уверен., что
появление этих статей ускорило смерть Аркадия.
Но все же времена уже были не те - замолчать Стругацких не
удалось, подорвать читательскую любовь к ним тоже. В отличие от
Булгакова авторам удалось дожить до того дня, когда та же гони-
мая некогда "Сказка..." была напечатана - в молодежном журнале
с полуторамиллионным тиражом. /Тираж "Ангары", между прочим,
был всего 3000 экземпляров/. А вот дожить до выхода хотя бы
первого тома собрания сочинений у себя на родине Аркадию Стру-
гацкому не довелось.
К моему сожалению, в 80-ых годах, когда с выходом каждой
их книги я все больше и больше убеждался, какое это незаурядное
явление в русской культуре - братья Стругацкие, мы стали встре-
чаться реже. С легкой руки моей, тоже уже покойной жены, кста-
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг