орудием фашистских /как бы они себя не именовали/ диктатур. Впрочем, перед
нами все же фантастика. Основной прием, с помощью которого Неизвестным
Отцам удается удержать народы в послушании - не одурманивающие военные
марши, не орды штурмовиков. Правители используют дьявольские волны,
которые способны воздействовать на психику человека в нужном хозяевам
передатчика направлении. А для отвода глаз излучающие башни выдаются за
систему ПВО. Массовый гипноз на специальных собраниях, применяемых на
Тормансе, кажется весьма примитивным по сравнению с этой наукоемкой
технологией. Фантастика? Такая ли уж фантастика? Уже газеты, как о
совершившимся факте, пишут о появлении средств, воздействующих на мозг.
Мне пока довелось читать только о химических препаратах, но это разница
непринципиальная. Подмешал в питьевую водичку - и порядок... Даже дешевле.
Никто не готовил Максима Каммерера к революционным действиям. Войны,
каторги, расстрелы - на его утопической Земле давно забыты, К тому же
Максим вовсе не само совершенство, он частенько бывает легкомыслен,
нередко ошибается, в не самое подходящее время влюбляется в местную
девушку, словно родной брат Руматы. Причины здесь чисто литературные - и
великим не убежать от расхожих сюжетных обязанностей, И все же то, как
действует Максим в соответствии со своими морально-этическими принципами,
говорит что они, эти принципы, близки к тем, которые мы тщетно искали уже
много лет. Больше всего потрясает, пожалуй, в Максиме то, что он в любой
ситуации остается человеком. Это действует сильнее, чем его способность
быстро заживлять раны или видеть в темноте.
И опять: после "Пикника..." и "Сталкера", допускающих различные толкования
- "Парень из преисподней" /1974 г./, может быть, самая простая из повестей
Стругацких. Самая простая в том смысле, что ее антивоенный и
антифашистский смысл обнажен. Может быть, эта простота объясняется тем,
что "Парень из преисподней" замышлялся как сценарий, предназначенный,
конечно же, не для Тарковского, и по непонятным причинам отвергнутый
тогдашним Госкино СССР. А может быть, и понятным: из-за того, что авторами
были Стругацкие. Бесполезно спрашивать: почему Евтушенко не позволили
сыграть роль Сирано де Бержерака, почему Шукшину запретили поставить
"Степана Разина", почему десятки прекрасных картин ложились на полку. Ну,
не любило Госкино слишком самостоятельных художников. И, может быть, не
стоило бы вспоминать эту повесть сейчас, если бы и по сей день слово
"фашизм" ассоциировалось бы у нас только с 41-ым годом, только с гестапо,
СС, Освенцимом...
Подобно "Обитаемому острову" "Парень из преисподней" начинается на одной
из похожих на Землю планет, где живут во всем подобные людям обитатели и
где мы сразу попадаем на театр военных действий. Война ведется между двумя
державами с имперским уклоном. Грязная, жестокая, бессмысленная бойня. На
этой войне был смертельно ранен юноша-солдат, один из Бойцовых Котов - так
назывались отборные части Великого Герцога, надежда и опора местного
режима. Незамеченные никем земные разведчики перевезли на Землю обожженное
и простреленное тело, и всемогущая медицина будущего вернула парня к
жизни.
Столкнуть лицом к лицу с моралью прекрасного мира, каким стала Земля,
отравленное милитаристскими и шовинистическими предрассудками существо,
для которого высшее наслаждение - вешать пленных... Ради усиления
контраста Стругацкие позволили себе вернуться к утопической Земле
"Полдня", выбрав, таким образом, крайние полюсы противостояния в
разворачивающейся нравственной дуэли. Как вложить парню в голову, что на
свете есть не только злоба и ненависть, но добро и доброта?
Трудно вытравлять фашизм из костей Гага. Гаг оказался неглупым, смелым,
искренним. Попав в невероятную для его убогого сознания переделку, он
довольно быстро сумел понять, что очутился не в загробном мире, а
действительно на другой планете. Фантастическую технику землян он освоил
легко, но осознать, что у обитателей Земли не только другие машины, но и
другая шкала нравственных ценностей, он не может. Гаг благодарен за
спасение, но не в силах поверить в бескорыстие спасителей. Он все меряет
своими мерками. В чем только он не подозревает землян, когда узнает, что
они тайно наблюдают за его родной планетой. Даже в том, что им нужны рабы,
которых можно было бы убивать на киносъемках.
В новой повести люди с Земли ведут себя активнее, чем сподвижники Руматы,
им удается прекратить кровопролитную бойню. Кстати, если бы рецензенты
назвали бы Землю, "умыкнувшую" Гага, коммунистической, никто, даже авторы
не стали бы протестовать. Так почему надо было запрещать сценарий?
Впрочем, я уже дал ответ.
Авторов волнует прежде всего нравственный и духовный мир Гага. Все его
мысли сводятся к одному: вернуться на родину и снова служить обожаемому
Герцогу. В сущности, он остается равнодушным к земной роскоши. Комнату
свою он превратил в подобие казармы, вместо удобной одежды парится в
бойцовской униформе, а робота Драмбу, старого, добродушного робота Драмбу,
приставленного к нему в услужение, он умудрился превратить в
беспрекословного, вымуштрованного пехотинца. Литературно процесс
оболванивания бедного робота выполнен с блеском. Вот "рядовой Драмба"
отрыл по приказанию Гага "траншею полного профиля".
"- Молодец, - сказал Гаг негромко.
- Слуга его величества, господин капрал! - гаркнул робот.
- Чего нам теперь еще не хватает?
- Банки бодрящего и соленой рыбки, господин капрал".
/Боюсь, правда, что последняя фраза взята не из лексикона Бойцовых Котов/.
Гаг помещен в идеальные условия для психологического эксперимента. Не
только слова, но и дела окружающих его людей, должны были бы убедить
молодого человека, что в мире существует Добро и что оно не только
сильнее, но и, если можно так сказать, лучше, интереснее Зла.
Но яд проник глубоко. У землян, которые решились на эксперимент,
опускаются руки. И его отправляют домой без особой надежды на то, что
перевоспитанный Гаг станет строителем нового мира. Пожалуй, даже они,
опытные педагоги и психологи, просмотрели надлом, все же произошедший в
его душе. Однако проходивший мимо путник, который стал безропотно
вытаскивать из грязи машину с медикаментами, уже не прежний Гаг.
Завершая рассказ о "Парне из преисподней", я подумал, что, может быть, зря
назвал его в начале таким уж незамысловатым. Он ведь писался до афганской
и до чеченской войн, и, может быть, именно сейчас такой фильм оказался бы
современным и нужным. Но повесть-то Стругацких осталась.
Ученики и поклонники Стругацких выпустили в 1996 году не совсем обычный
сборник: несколько молодых фантастов написали продолжение их повестей. У
меня нет сомнения, что и в самом замысле "Времени учеников",
осуществленным А.Чертковым, и в стараниях его участников проявилось
трогательное уважение к большим мастерам. Так же, как нет сомнения: они,
прекрасно уловив стилистику Стругацких, не смогли проникнуться их духом -
тем задорным и неунывающим духом, который поддерживал и вдохновлял нас в
трудные минуты. Обо всех говорить не буду, только о Михаиле Успенском, как
раз и написавшем большое продолжение, как бы вторую часть "Парня из
преисподней". По его версии, Гаг не простой ландскнехт, а наследник
престола, затем и правитель герцогства. Гигандская разведка расшифровала
земных наблюдателей, и Гаг позволяет себе разговаривать со своими бывшими
спасителями в ультимативном тоне. В конце концов они между собой
договорились - я не собираюсь влезать в тонкости изобретательно
придуманного сюжета. Я хочу сказать о другом. При таком повороте событий
намертво рухнул замысел Стругацких. Земля и Гиганда как бы уравниваются в
своих намерениях /по-моему, Гиганда даже переигрывает Землю/, и вместо
того, чтобы испытывать боль и страх за искалеченные "бравым пеньем солдат"
юношеские души мы присутствуем при очередной военно-приключенческой игре
противоборствующих спецслужб. Популярная патриотическая игра скорее
усиливает "партию войны", нежели гасит вирулентность ее бацилл. Успенский,
как и почти все остальные авторы сборника, написали свои продолжения в
духе сегодняшней фантастики - разочарованной, недоброй, не видящей света в
конце туннеля. Стругацкие здесь, конечно, не причем, но, ребята, может
быть, не надо писать таких продолжений, даже из лучших побуждений.
В повести "Миллиард лет до конца света" /1976 г./ авторы не раскрывают
тайну происхождения безжалостной силы, которая идет на крайние меры, чтобы
заставить нескольких ученых отказаться от своих занятий. Сами ученые
предполагают, что их исследования затронули устои мироздания, и оно
вынуждено обороняться. Понятно, при такой несоразмерности масштабов жизнь
и достоинство отдельной личности мало что значат. Но это объяснение
выглядит слишком естественнонаучным, чтобы мы могли принять его, имея дело
со Стругацкими. Стругацкие и здесь воссоздают ситуацию постоянного
давления, под гнетом которого находятся мыслящие и творческие люди в
тоталитарном обществе. Конкретный источник этого давления каждый может
назвать по-своему. Но, может быть, еще важнее тема внутренней стойкости
человека. Даже когда пресс становится невыносимым, даже когда все вокруг
капитулировали, обязательно находится кто-то, кто не сдается, хотя бы для
того, чтобы сохранить уважение к самому себе. Написанная в середине
семидесятых, то есть в самый-самый период "расцвета застоя", повесть
доказывает, что и ее авторы не сдались, не согнулись, не пошли на
моральные компромиссы. До сих пор не могу взять в толк, почему публикация
этой повести в журнале "Знание - сила" обошлась без оргвыводов в отношении
редакции. Зато отдельного издания авторам пришлось ждать очень долго.
Приступая к разговору о повести "Жук в муравейнике" /1979-80 г.г./,
хочешь-не хочешь, приходится вспомнить, что двое из его героев - Максим
Каммерер и Рудольф Сикорски уже встречались читателям в "Обитаемом
острове". Там Максим, пытаясь помогать несчастным жителям по собственной
инициативе, не подозревал о том, что Земля уже давно стремится сделать то
же самое, но только "сверху", внедрив в высшее руководство страны своих
ставленников, среди которых был и Сикорски, чем и объясняется его странное
для тех времен прозвище "Экселенц", Ваше Превосходительство. В новом
романе постаревший Экселенц возглавляет КОМКОН, буквально - Комиссию по
контактам, в сущности же, земную службу безопасности, а сильно возмужавший
Максим трудится в ней под началом Экзеленца. Сочетание слов "служба
безопасности" долго еще будет нести для нас пугающий оттенок, хотя вряд ли
кто сомневается в необходимости подобных учреждений. Но для чего она в том
мире, который описывают Стругацкие, когда уже давно на всей планете царит
мир и в человецех благоволение? Должно быть, организация Сикорски ближе к
нашему Министерству по чрезвычайным ситуациям, чем к настоящей
Госбезопасности, но, сохраняя подобную структуру, Стругацкие как бы хотят
сказать, что едва ли наступит такое время, когда человечество может
посчитать себя полностью застрахованным от любых неожиданностей. Природа,
космос, мироздание, непредсказуемость поведения иных разумных существ,
рецидивы фанатизма могут нанести удар из-за угла, и к нему нужно быть
готовым.
И вот, кажется, такая непредвиденная опасность придвинулась к Земле. Но
прежде чем принимать контрмеры, Экселенц и его помощники должны решить: а
действительно ли это опасность? Перед читателями, как и перед героями
произведения, возникла загадка - чего же хотели, чего добивались неведомые
силы, которые еще в эмбрионах запрограммировали развитие нескольких
десятков землян и "заклеймили" их иероглифом-тавром. Что случилось бы,
если бы хотя бы один из отмеченных, тот же Лев Абалкин, добрался бы до
заветного саркофага, где был спрятан шар с "его" знаком, Всемирная
Катастрофа или, наоборот, Всеобщее Озарение?
В этой повести авторы не дали разгадки, не дали принципиально. Можно
сказать, что в умолчании и состоит главный замысел "Жука...": как должны
действовать люди, когда необходимо принять ответственное решение при явной
нехватке или полном отсутствии информации. Выбрать ли путь осторожничания
- лучше непонятное и загадочное уничтожить, чем рисковать? К такому
решению склоняется начальник КОМКОНа. Противоположную позицию - ничего не
запрещать, а там будь что будет, - занимает доктор Бромберг.
Психологически наши симпатии, возможно, окажутся на стороне Бромберга,
ведь слово "перестраховка" - почти что ругательство. Но, если
призадуматься, то окажется, что все не так просто и, может быть, мы придем
к выводу, что не столь уж неправ был куратор безопасности, пошедший на
преступление, чтобы оградить людей от неведомой угрозы. Преступление
тяжелое и прежде всего для него самого: ведь уверенным в том, что убитый
им молодой человек заслуживал смерти, он не мог. Он решился преступить
закон. Надо обладать большой мудростью, мужеством и самоотверженностью,
чтобы совершить то, что совершил Сикорски. И гипертрофированным чувством
ответственности.
Перед первым атомным взрывом знаменитый итальянец Энрико Ферми держал с
коллегами веселенькое пари: вся ли земная атмосфера загорится после взрыва
или пожар ограничится областью Лос-Аламоса. Если существовало хотя бы
малейшее опасение, что вся, может быть, кнопку не следовало нажимать? Но
она была нажата: человечество склонно бодро шествовать по маршруту,
пропагандируемому бодрым старичком Бромбергом, а не прислушиваться к
предостережениям осмотрительных кассандр. Опять модель.
Через несколько лет в повести "Волны гасят ветер" /1985-86 г.г./ авторы
решили раскрыть читателю старую тайну. Мне кажется, что они это сделали
напрасно. Ответственность выбора, о которой шла речь в "Жуке...", звучала
бы сильнее и убедительнее, если бы тайна иероглифов так и осталась
нераскрытой. Пусть бы каждый придумал свое объяснение. Это ведь не
детектив, где непременно должна присутствовать разгадка на последней
странице. А те, совершенно иные, самостоятельные задачи, которые авторы
поставили перед собой в "Волнах...", не худшим образом могли быть решены и
без обращения к трагическим событиям предыдущей повести.
Однако, как бы я ни огорчался, авторы и на этот раз решили по-своему. Так
кто же все-таки являлся причиной и тех давних, и свежих, но столь же
непонятных, необъяснимых феноменов, которые скрупулезно собирает и
исследует дотошный Тойво Глумов. И когда мы вместе с ним все больше и
больше приходим к убеждению, что все это и вправду проделки неких
галактических Странников, тайком шастающих по нашей планете, то начинаем
испытывать нарастающее разочарование - как, неужели ответ будет столь
обыден? Опять изрядно надоевшие инопланетные пришельцы, которые служат
универсальной отмычкой к любым нагромождениям загадок. Прилетела летающая
тарелка, и сразу все неясности стали ясностями, хотя такое разъяснение
ничего не разъясняет.
Впрочем, даже если бы Стругацкие остановились на этой гипотезе, было бы
несправедливо не заметить, что они проанализировали подозрения героя
основательно, и прежде всего опять-таки по нравственным параметрам. Еще и
еще раз они допрашивают себя и нас: добро это или зло, морально это или
аморально, если высшая цивилизация вмешивается в дела низшей, пусть с
благородными намерениями, но, разумеется, без ведома опекаемых.
Неблагодарные могут не оценить проявляемой заботы. И что тогда делать -
принуждать их к счастью силой, как рекомендовали еще Херасков и Белинский?
Тойво категорически выступает против любого вмешательства. Вот какой
примечательный диалог происходит у него с женой:
- Никто не считает, будто Странники стремятся причинить землянам зло. Это
действительно чрезвычайно маловероятно. Другого мы боимся, другого! Мы
боимся, что они начнут творить здесь добро, как ОНИ его понимают!
- Добро всегда есть добро! - сказала Ася с напором.
- Ты прекрасно знаешь, что это не так..."
Прав ли Тойво в своем максимализме? Конечно, прав, хочется закричать,
вспомнив, что и мы ведь намеревались помочь народам Афганистана покончить
с феодализмом, а несчастным чеченцам - утвердить конституционный
порядок...
Поставим на место отсталого, но гордого и непопрошайничающего племени все
земное человечество, и мы поймем грандиозность задачи, которую взвалил на
свои плечи Тойво, ненавидящий всякое насилие, а поэтому сбежавший из рядов
прогрессоров. Ведь прогрессоры и есть те самые культуртрегеры, которые
призваны нести знания в отсталые племена. А также поймем всю степень
сомнений, которые мучат его, его товарищей, его прямого начальника и
духовного вдохновителя, уже хорошо знакомого нам Максима Каммерера. Мы
знаем, какой это надежный и кристально честный человек, уж он-то не
допустит ни малейшей несправедливости. Но все же хорошо бы попутно
разгадать: а чего все-таки хотят эти самые Странники? Может, и вправду
добра. Однако в состоянии ли "дикари" понять, что такое, допустим,
тензорное исчисление и для чего оно нужно?
И все же - если бы содержание повести сводилось только к дарам пришельцев,
это было бы разочаровывающе банально. Но со Стругацкими всегда надо
держать ухо востро, чаще всего в их произведениях та или иная идея,
подробнейшим образом разработанная и, казалось бы, вполне утвердившаяся,
вдруг выворачивается наизнанку, обращается в противоположность, и в
результате открываются новые и новые ее грани. Так происходит и здесь.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг