схоластика для нашего времени. Но разве что Биленкин в рассказе "Запрет"
/1971 г./ коснулся этой темы. Как всегда, у этого автора поначалу кажется,
что перед нами чистейшая НФ: речь заводится о возможности существования
неких "левоспиральных" фотонов, которые, двигаясь против потока времени,
могут приносить информацию из будущего. Величайший ученый, масштаба
Эйнштейна, объявляет о том, что левоспиральных фотонов не существует.
Авторитет его непререкаем - и работы в этой области прекращаются. Но
находится молодой физик, который приходит к выводу, что великий Гордон
ошибался. Он отправляется к самому Гордону, и тогда старик, прижатый к
стенке, открывает молодому человеку правду. "Вы хотите найти
левоспиральные фотоны - частицы, которые движутся к нам из будущего. Вы их
откроете, как в свое время открыл я. А дальше? Дальше практика. Люди
научатся видеть будущее. И управлять им... Счастливей ли станет
человечество?.. Банкир пойдет на все ради сохранения своих капиталов,
диктатор - ради сохранения своей диктатуры, карьерист - ради сохранения
кресла... Этим людям вы дарите власть над будущим. Они уничтожат его,
Стигс... О, я не обольщался! Я знал, что когда-нибудь появиться такой
юнец, как вы, которого не устрашит мой запрет. Но мне важно было выиграть
время. Ведь еще полвека... нет меньше! - и в мире разительно все
переменится. Тогда люди будут заглядывать в будущее лишь затем, чтобы
предвидеть стихийные бедствия, лечить болезни до их возникновения... Я
нарушил законы науки. Но не добра! И не вам меня судить..."
На подаренном мне сборнике "Ночь контрабандой", где был напечатан рассказ
"Запрет", мой рано ушедший из жизни друг в шутку написал: "Иду ли я
указанным тобой путем?" Да, дорогой Дима, отвечал я ему тогда и скажу
сейчас. Вот это я и называю нравственной экспертизой: "Трагедия коренится
в том, что научная деятельность с самого начала не была сопряжена с
глубоко продуманным нравственным воспитанием. К этой деятельности
допускались все, независимо от уровня их нравственного развития"
/Д.Андреев. "Роза ветров"/. Об оценке Д.Андреевым роли современной науки я
уже говорил. Когда Биленкин писал свой рассказ, ни книга, ни имя Андреева
никому не были известны.
Вредным прибором может оказаться и аппарат для чтения чужих мыслей, тоже
не столь уж редко встречающийся в фантастике. Вот, например, рассказ
Гуревича "Опрятность ума" /1972 г./. Героиня рассказа получает в
наследство от умершего отца прибор, который позволяет проникать в мысли
собеседника. Юлия активно пользуется нежданным даром, ей приходится
столкнуться с изнанкой человеческих мыслей, а среди них попадается много
некрасивого. Однако девушка оказалась достаточно умной, чтобы отделить
постоянное от наносного и не потерять веры в людей. Рассказ несколько
портит последняя строчка: идя на свидание к парню, к которому и она
неравнодушна, Юлия долго колеблется - включать или не включать аппарат. И
в конце концов включает. По-моему, зря она это сделала. Автор - хочет он
того или не хочет - переводит героиню в иной психологический тип:
подозрительных, ревнивых баб, которые шпионят за своими избранниками.
Еще до революции А.Зарин написал рассказ "Дар сатаны". В нем аналогичную
возможность получает молодой человек, скромный, добродушный и к тому же
поэт. "Сделан" был "прибор" не из транзисторов и процессоров, а из...
слюны дьявола. Несмотря на эту маленькую разницу, цели у авторов
одинаковы. В отличие от Юлии заринский герой разочаровывается во всем: в
друзьях, в невесте, в каждом встречном, все, все, без исключения
оказываются мелкими, подлыми карьеристами... Со злости герой выкидывает
снадобье в форточку. "В это время под окошком проходили молодые люди,
только что вступающие в жизнь. Они возвращались с товарищеской пирушки и
продолжали с жаром говорить об идеалах, о торжестве правды, о готовности
пострадать за нее; давали жаркие обеты всю жизнь посвятить добру и
служению ближнему, - и вдруг, приостановившись при свете фонаря, взглянули
в глаза друг другу и... громко расхохотались".
Не знаю, был ли справедлив Зарин по отношению к искренности
дореволюционной молодежи, но, безусловно, провокационную природу своего
ретранслятора он обозначил точнее, чем наши сочинители.
Конечно, в руках иного автора аналогичный прибор может быть употреблен и
для добрых дел. Так, в рассказе Булычева "Корона профессора Казарина"
/1975 г./ с его помощью был восстановлен мир в семье уже совсем было
рассорившихся супругов... Важен, конечно, не конкретный сюжет, важно,
чтобы авторы, затрагивая столь деликатные темы, помнили, что они играют с
огнем.
Не надоели ли вам рассуждения о нравственности? Но куда от нее денешься?
Повесть Владимира Пискунова "Гелиос" ищет планету" /1977 г./: снова
звездолет, в котором группа людей /какое имеет значение, что они не
земляне/ в жесточайших тисках самоограничения и экономии летит, чтобы
найти планету, подходящую для жизни. И кажется, что все сводится к мысли:
человек не может жить в замкнутом пространстве, ему необходим простор,
ветер, солнечный свет... Все это правильно, но все это уже было... И вот
наконец "Гелиос" находит подходящую планету, радости узников нет предела.
Но выясняется, что на планете обитают аборигены, которые биологически
несовместимы с космическими беженцами. И они вновь уходят в небо, на новые
десятилетия мук, может быть, на гибель, потому что не считают себя вправе
построить свою судьбу, свое счастье на костях других разумных существ,
пусть и уступающих им в своем развитии. Насколько же поведение героев
Пискунова благороднее и привлекательнее действий иных космопроходцев,
обвешанными бластерами и лайтингами...
В повести Сергея Абрамова "В лесу прифронтовом" /1975 г./ действует
традиционная, можно сказать, серийная машина времени, но это не имеет
никакого значения, здесь перед нами как раз тот случай, когда
фантастический ход нужен автору не сам по себе, а ради утверждения
серьезной и опять-таки нравственной идеи. Неожиданно для
экспериментаторов, которые проводили опыты с "генератором временного
поля", на проселочной дороге появляются две машины с эсэсовцами, которые,
нимало не подозревая, в каком времени они очутились, направляются к
ближайшему селу с карательными намерениями. А там мирные жители, дети,
старики; фашистов надо остановить во что бы то ни стало! И вот физик,
когда-то бывший партизаном, и три никогда не нюхавших пороха студента
принимают бой. Три дробовика против трех десятков "шмайсеров"...
Можно спорить, достаточно ли психологически достоверно действуют герои
повести. Но им надо многое простить: неожиданность, растерянность,
неопытность, страх - не за себя, за то, что в результате их беспечности
могут пострадать неповинные люди. Еще более ценно, что в рассказе
прочитывается и второй план: прошлое таит в себе немало сюрпризов, которые
следует вытаскивать на свет Божий с большой осмотрительностью.
Однако Абрамов решил написать вторую часть дилогии - "Время его учеников"
/1977 г./ В новой повести те же герои проигрывают обратный вариант: теперь
они забрасывают в 1942 год трех студентов-физиков, переодетых, разумеется,
и снабженных подходящей легендой. Они должны появиться в партизанском
отряде, где комиссарил их руководитель. Для начала можно усомниться в
этической стороне эксперимента: едва ли кто-нибудь позволил бы себе
отправить молодых людей под реальные пули. Ситуация в первой повести была
органичной: ведь появление карателей в 70-х годах оказалось
неожиданностью, а бой с ними пришлось вести всерьез, в то время, как здесь
и Олег, и Раф, и Димка, хотя и полны решимости показать себя с лучшей
стороны, но знают и помнят, что через двенадцать часов "генератор поля"
будет выключен и они вернутся обратно. Поэтому вторая повесть лишена и
сюжетной, и нравственной остроты первой. Это уже игра, в "заправдошность"
которой нельзя поверить. Разница в позиции автора двух повестей говорит о
том, что этика - не самая сильная его черта. Впрочем, Абрамов не
остановился и на этом. А куда он пошел, узнаете в последней главе.
Лирическую, "женскую" линию в нашей фантастике заняла Ольга Ларионова,
чего нельзя сказать о таких, например, писательницах, как В.Журавлева или
А.Громова - он писали по-мужски. Это не упрек и не комплимент -
констатация факта. И сколько бы ни критиковать Ларионову за
"мелодраматичность", вряд ли кто станет отрицать, что голосок у нее свой.
Хотя никаких потусторонних видений в ее фантастике не возникает, но ходит
она по грани НФ и сказки, создавая привлекательный сплав. Резко
отказавшись даже от попыток разработать какой-нибудь научно-технический
антураж, она сосредоточилась на взаимоотношениях людей, попадающих - по
милости автора - в необычайные обстоятельства.
Правда, стремясь поострее срезать углы на трассе нравственного слалома,
Ларионова рискует порой вылететь за границу флажков. Так, ее самый
известный и единственный роман "Леопард с вершины Килиманджаро" /1965 г./,
некоторыми критиками признаваемый ее лучшим произведением, стал, по моему
соображению, ее крупной и обидной неудачей. Но достойнее терпеть неудачи в
поисках, чем тоскливо пережевывать популяризаторскую жвачку, утверждая с
пафосом, что в радуге семь цветов.
Мы только что говорили об опасности, которую могут нести людям сведения,
незвано-негаданно пришедшие как из прошлого, так и из будущего. Роман
Ларионовой написан раньше рассказа Биленкина, приоритет в использовании
столь необычных "последних известий" принадлежит ей. Но относится она к
обгоняющим время сообщениям по-иному, нежели герой "Запрета". Она думает,
что никаких запретов быть не может. У нее звездолет доставляет из некоего
подпространства список, в котором каждый желающий может узнать, когда он
сойдет с катушек. Я не спрашиваю: зачем и кому понадобилось тратить силы
на составление погребального списка. Но упрямо хочу допытаться: для чего
сей экстравагантный ход придуман автором? Добровольное обнародование
убивающей информации выдается за победу духа, за подвиг непобоявшихся
взглянуть в лицо безносой. О, разумеется, дня собственных похорон и
похорон своих близких люди будущего ожидают, не прекращая творческого
труда, шуток и занятий спортом.
Потому роман и представляется мне фальшивым по всем психологическим
параметрам. И герой, который не знает даты своей кончины, и две знающие
свой срок женщины, которых он любит, - все ведут себя крайне
неестественно. Так, девушка, которая знает, что скоро погибнет, признается
в любви молодому человеку, не подозревающему, что видит ее в последний
раз. Зачем же она призналась? Чтобы любимому тяжелее было переживать ее
преждевременный уход из жизни? Ни один искренне любящий так не поступит.
Замысел писательницы, допускаю, был благородным: показать силу чувств
людей будущего, но невозможно поверить, что эти гордые люди будут вести
себя в предложенной ситуации, как бараны во дворе мясокомбината. Их
смирение перед роком поражает.
Забежав вперед, мы найдем в нашей фантастике произведение, которое прямо
спорит с ларионовским "Леопардом...". Я имею в виду повесть Крапивина "В
ночь большого прилива". В ней тоже кто-то сумел заглянуть в будущее и
привести оттуда сведения, в которых расписано все, что случится в
дальнейшем.
В отличие от персонажей Ларионовой крапивинские герои - мальчишки -
поняли, что страна катится в пропасть: всеобщая предопределенность лишает
людей воли. Додумались ребята и до того, как можно уничтожить дьявольский
путеводитель: надо сделать так, чтобы хоть одно из его предсказаний не
сбылось. Тогда рухнет и все остальное. Почему эта не слишком сложная мысль
не пришла в голову целому человечеству в романе Ларионовой?
Гораздо удачнее получаются у писательницы сравнительно небольшие притчи, в
которых тоже подвергаются анализу моральные качества людей будущего.
Полно, будущего ли? Будущее у Ларионовой не псевдоним ли сегодняшнего дня?
Таков, например, рассказ "Обвинение" /1971 г./. Темиряне, среди которых
ведет научную работу экипаж земного звездолета, чудно устроены. Они могут
жить только рядом друг с другом, согреваемые волнами сочувствия ближнего.
Член племени, оказавшийся в одиночестве, погибает, "замерзает", как они
говорят. Фантастическая гипербола, конечно, но как привлекательно она
символизирует спайку, солидарность, чувство общности, сознание твоей
нужности для остальных.
Из-за непростительно-равнодушного любопытства одного из членов экипажа
умирает мальчик-темирянин. Презрением и гневом окружают Грога товарищи, и
неожиданно обнаруживается, что тот тоже "замерз" в своей каюте. "Человек
не может жить, если все кругом о нем думают плохо", - тихо проговорил
Феврие, и никто из нас не посмел возразить, что это правило справедливо
только для жителей Темиры..." И очень жаль, кстати, что Земля
действительно не Темира.
Однако отдавать "женскую" фантастику на откуп одной Ларионовой
несправедливо. И чтобы реабилитировать себя перед представительницами
прекрасного пола, в заключение затянувшегося перечня положительных
примеров, которых объединяет только одно - высокая нравственность,
истинная человечность, я приведу еще два "женских" примера. Впрочем, дай
Бог всем писать на таком же уровне, как эти женщины.
"Земля Спокойных" /"Последний эксперимент"/ /1973 г./ - первый /и, к
сожалению, единственный/ опыт Юлии Ивановой в жанре фантастики. Не зная
этого, трудно заподозрить, что имеешь дело с дебютом. Тщательно
разработанная фантастическая гипотеза, напряженная и увлекательная
интрига, острота моральных конфликтов. Однако прежде всего перед нами
хорошая проза, с пластично выписанными деталями, с поисками в области
характеров.
Бойтесь равнодушных! - призывал когда-то Б.Ясенский, - с их молчаливого
согласия на Земле существует и предательство, и убийство. И вот в повести
Ивановой возникает гипотетическая Земля-бета, населенная равнодушными,
спокойными людьми. Людьми ли? Заслуживают ли они все еще этого звания?
Писательница поставила перед собой трудное задание: создать мир, казалось
бы, во всем схожий с Землей, с нашей "альфой", и в то же время совершенно
отличный от нее. Все похоже: природа, одежда, занятия; но вот возникает
какая-то странность в поступках жителей "беты", сначала вроде бы
случайная, лишь слегка задевающая внимание. Потом странностей становится
больше, больше, пока, наконец, все не проясняется. С обитателями нашей
напарницы произошло самое страшное, что может случиться с людьми: у них
атрофировалась душа, в них нет любви, самоотверженности, взаимопонимания.
Перед нами фантастическая модель предела отчужденности, разобщенности,
эгоизма... Такая беда с неизбежностью должна постичь общество, в котором
при материальном изобилии отсутствуют высокие идеалы; особый состав
бетианской атмосферы, калечащий души, - это, конечно, всего лишь
иносказание. Надо добавить, что это еще и повесть о любви, о любви
трагической, но все же торжествующей, потому что Ромео и Джульетта
побеждают и погибая.
А вот рассказ рано умершей талантливой писательницы Лилианы Розановой
"Весна-лето 2975-года" /1973 г./. Юный математический гений,
отремонтировав списанный компьютер, выполнил на нем задание
одноклассницы-красавицы, к которой был неравнодушен: он предсказал ей
моду, которая будет царить через тысячу лет. И только сама щеголиха Ксана
не поняла, какую злую шутку сыграло с ней необыкновенное платье, сшитое по
моде далеких потомков. В нем оказалось заложенным волшебное свойство:
платье подчеркнуло, обнажило душевную пустоту, никчемность девушки,
красавица стала выглядеть уродиной... Вот как много в шутливом, казалось
бы, тоне можно рассказать и о настоящем, и о будущем, и об окружающих
людях, и о самом авторе. Вот ради чего стоит придумывать рассказы о
фантастических изобретениях.
А теперь мы перейдем к сочинениям совсем другого рода. Самое печальное в
них то, что создавали их люди не бездарные. /О таких будет особый
разговор/. Переключение внимания фантастики с конструкций ракетных сопел
на живого человека, сняло затруднения, которые представлялись
непреодолимыми Беляеву. Однако конфликт конфликту рознь, и описывая его,
писатель должен занимать ясную позицию, которую его читатели должны
понимать, ну и желательно /для писателя/ разделять. Но необязательно: если
я не разделяю взглядов писателя, то это означает всего-навсего, что мы с
ним принадлежим к разным нравственно-политическим лагерям. Хуже, когда
автор не вполне понимает сам, о чем пишет, либо понимает, но сознательно
прячет злые гримасы за театральной маской, на которой намалевана широкая
улыбка. Я надеюсь, что в романе, о котором пойдет речь, мы имеем дело с
первым случаем.
Роман Сергея Снегова "Люди как боги" писался многие годы, в законченном
виде трилогия вышла в 1982 году. Человек старшего поколения, Снегов был
близок к шестидесятникам. Хочется с почтением отнестись к огромным
усилиям, затраченным писателем на создание этого объемистого произведения.
К сожалению, многое в романе у меня вызывает возражения и недоумения.
Первое определение, которое приходит в голову, - "космическая опера".
Страницы романа перенаселены сверхпричудливыми существами и
непредставимыми космическими катастрофами. Мелькают красавицы-змеедевушки,
мыслящие мхи, некие "разрушители", похожие на скелеты, бессмертные
галакты, говорящие и умеющие обращаться с интегралами псы, звездолеты,
мчащиеся со скоростью, в тысячи раз превосходящей скорость света,
пространства, кривизна которых крутится, вертится, как шар голубой, время,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг