того, Алиса умеет нестандартно мыслить. С точки зрения железобетонных
космонавтов, нападение бродячих кустов надо отбивать, и только Алиса
догадывается, что растения всего-навсего просят, чтобы их полили. Удача
образа в том, что при всей ее сообразительности и находчивости Алиса
остается озорной девчонкой, а вовсе не превращается в мудрого Эйнштейна,
по недоразумению принявшего обличье конопатого существа при косичках с
бантиками.
В книге используются термины и темы научной фантастики, но они, так
сказать, доведены до логического конца и поэтому приобретают сказочный
характер. Таким образом, возникает истинно современная сказка; она хоть и
волшебная, но в ней нет ни волшебной палочки, ни фей, ни джиннов, ни
леших, а о Бабе-Яге героиня впервые услышала от папы и очень
заинтересовалась, кто это такая.
- А почему она голодная? - допрашивает Алиса несчастного отца, который уже
и не рад, что упомянул про эту самую Ягу.
- Потому что к ней в избушку не проложили продуктопровода! - находит выход
Селезнев-старший...
Удачи, как правило, толкают авторов к "продолжениям". Не устоял перед этим
искушением и Булычев. В повести " Сто лет тому вперед" /1975 г./,
например, знаменитая космопроходчица оказывается переброшенной на машине
времени в шестой класс московской школы наших дней. /Корректно ли в
середине 90-х называть середину 70-х "нашими днями"?/ Можно себе
представить, какой фурор произвела там девочка из будущего, хотя Алиса и
старалась держаться скромницей. Но разве девчонка ее возраста и характера
смогла бы скрыть умение говорить на восьми языках? Увы, есть непреложный
закон, суть которого в том, что "продолжения" всегда уступают первым
книгам или фильмам. Так случилось и с продолжением алисиных приключений.
Про Алису они нового нам не рассказали, в лучшем случае "девочка с Земли"
осталась такой же, какой она была нам известна по первой книге. С Алисой и
вправду "ничего не случилось"...
Второе удачное открытие писателя - "географическое". Великий Гусляр - это
не Дономага Варшавского, которая находится везде и нигде. Напротив, это
знакомый всем среднерусский городок, и чтобы попасть в него, достаточно
сесть в поезд и доехать до любого из нечерноземных райцентров.
Единственное его отличие от "натуральных" населенных пунктов: Великий
Гусляр облюбовали пришельцы. Но если у других авторов прибытие
высокопоставленных гостей вызывает изрядную суматоху, то для гуслярцев их
визиты - событие рядовое, и вызывает не больший интерес, чем, скажем,
очередь за дефицитом. Интонация полнейшей обыденности вызывает комический
эффект, но это не зубоскальство: каждый рассказ из гуслярского цикла несет
в себе мораль, да проститься мне столь старомодное слово.
Для цикла, да и вообще для писателя, характерен рассказ "Поступили в
продажу золотые рыбки". Самые нелепые задания дают горожане говорящим
созданиям, каждое из которых в соответствии со сказочной традицией
выполняет три желания человека, поймавшего золотую рыбку или - в данном
случае - купившего ее в зоомагазине. Кто-то, например, "сообразил"
заменить воду в водопроводе на водку, и пришлось хорошей женщине потратить
целое желание, чтобы наладить нормальное водоснабжение. Хотя автор впрямую
и не говорит об этом, но из названия цикла и из других рассказов
становится ясно, что это никакие не рыбки, а всемогущие пришельцы,
решившие... Что решившие? Позабавиться? И, действительно, поначалу,
кажется, что замысел автора сводится к насмешкам, впрочем, довольно
добродушным, над корыстностью и легкомыслием. Тональность меняет финал.
Третье, последнее желание почти у всех обладателей рыбок без какого-либо
сговора оказалось одинаковым: они отдали его несчастному калеке, который
потерял руку на пожаре. Единодушие чуть не привело к тяжелым последствиям:
у парня выросло двадцать рук на месте отсутствующей. И оставаться бы Эрику
еще худшим уродом, но автор никогда не даст в обиду невиноватого человека,
он сохранит в запасе еще одно неиспользованное желание и вернет Эрику
нормальный вид. И смешно, и трогательно...
От этого рассказа легко перейти к третьей линии в творчестве Булычева - к
рассказам и повестям уже не детским и не юмористическим, "обыкновенным". В
новейшем собрании его сочинений эта серия названа "взрослой" фантастикой,
но, право же, граница зачастую неуловима. К какой категории относится,
например, рассказ "Такан для детей Земли", об удивительном крылатом
существе - овеществленной детской мечте из известной сказки? Когда такана
привезли на Землю и он вылетел из звездолета, миллионы земных ребятишек,
увидевшие его на экранах, в один голос закричали:
- Лети к нам, конек-горбунок!
Вообще в рассказах Булычева мечты осуществляются часто, но это не значит,
что все его рассказы имеют рождественские концы. Герои рассказов Булычева
утверждают благородство, благодарность, великодушие, взаимную поддержку
как естественные, как единственно возможные отношения между людьми. Для
них поступить так, как они поступают, совершить подвиг, даже пожертвовать
жизнью /например, в рассказе "О некрасивом биоформе"/ вовсе не значит
сделать что-то необычное, исключительное - нет, это для них норма.
Рассказы сборника "Люди как люди" /1975 г./ проникнуты лирикой и юмором.
Писатель не стремится к изобретению невероятных фантастических гипотез,
хотя порой и блещет выдумкой, как, например, в "Сказке о репе".
Определяющая тема произведений Булычева - человеческая доброта,
самоотверженность, стремление людей друг к другу, тема человеческих
сердец, открытых для всех добрых людей. Для писателя нет сомнений, что эти
нравственные устои - единственно возможный вариант отношений не только
между людьми, но и всеми разумными существами, о чем свидетельствует,
скажем, прелестный рассказ "Снегурочка", о симпатии двух существ, по
природе своей не могущих даже стоять рядом.
Название сборника полемично вдвойне. Оно противопоставлено амбициозному
заголовку "Люди как боги" - романов Г.Уэллса и С.Снегова, о котором речь
впереди, но и сама книга рассказывает не только о человеках, а часто о
понимании, дружбе и даже любви между людьми и индивидуумами, которые не
соответствуют нашим представлениям о красоте и гармонии. Однако
фантастический маскарад не может скрыть от нас, что в каждом из этих
созданий есть душа, и эта душа очень напоминает человеческую в лучших ее
проявлениях.
Некоторые критики упрекнули Булычева в том, что в произведениях,
написанных в застойные годы, он обходил острые углы. Действительно,
булычевские книги не вызывали политических разборок, как это случалось
едва ли не с каждой книжкой Стругацких. Но такую же претензию можно
предъявить большинству отечественных фантастов. Она несправедлива по
существу.
Мы отдаем должное тем, кто наносил чувствительные удары по Системе, не
забывая и тех, кто наносил эти удары издалека, что, правда, было намного
безопаснее для их авторов. Но разящая критика и сатира должны непременно
дополняться пробуждением человечности в читательских сердцах. Можно
вдребезги разнести бастионы ненависти и лжи, но за их рухнувшими стенами
не должно оказаться вакуума. Заполнение этой ниши мне кажется делом не
менее важным, чем прямые политические демарши, ведь не может вызывать
острой тревоги тот факт, что по сообщениям газет при определении
ценностной ориентации рейтинг доброты оказался у нашей молодежи по
сообщениям газет на 13-ом месте.
Владимир Михайлов заявил о себе рассказами и небольшими повестями еще в
начале 60-х годов, но наибольший интерес представляют его романы,
написанные позднее. Первый из них - "Дверь с той стороны"/1974 г./. В
сущности, это очередная робинзонада. После знаменитого романа Дефо
писатели осознали, как много выгод таит в себе предложенная им ситуация:
один человек или маленькая группа людей оказываются оторванными от
общества себе подобных. Очень удобная модель для рассматривания
общественных процессов как бы в террариуме. Книга родоначальника жанра не
имела никакого отношения к фантастике. Среди робинзонад встречались
полуфантастические истории, например, "Таинственный остров" Ж.Верна. Но с
некоторых пор необитаемых островов стало на Земле не хватать: туристы
затоптали. С появлением космонавтики робинзоны обрели новые, безграничные
возможности, высаживаясь на отдаленных планетах или задраиваясь в
аварийных ракетах.
Своих робинзонов Михайлов поселяет в космическом корабле, придумав
современные обоснования того, почему "Кит" не может вернуться на Землю.
Незаметно для экипажа где-то в глубоком космосе их корабль переменил знак,
и теперь и он, и его пассажиры представляют собой глыбу антивещества,
которая при соприкосновении с веществом породила бы аннигиляционный взрыв
невообразимой силы. Превращение, к счастью, было вовремя замечено, и
корабль уходит подальше от греха. На самих космонавтах перемена знака
никак не сказывается, они здоровы, у них неограниченный запас энергии и
питания. Практически они могут путешествовать по космосу вечно. Но ст"ит
ли? Не лучше ли покончить со всем разом, если уж нет возможности увидеть
родную планету, повидаться с родными и близкими? Разумеется,
предпринимаются попытки - и обдуманные, и отчаянные - избавиться от
неожиданного проклятия. Не совсем убедительно лишь то, что в этих попытках
космоплаватели больше надеются на собственные силы, чем на помощь Земли, а
в самый нужный момент, когда решение найдено, но его невозможно
осуществить, они гордо решили вообще не обращаться за помощью. Понятно,
замысел автора состоял в том, чтобы отрезать возможность возвращения,
посмотреть, как будут вести себя разные люди в экстремальных условиях. Но
это задача уже нефантастическая, а психологическая, поэтому так важно
следовать логике характеров. Можно ли, например, поверить, что член Совета
Федерации, то есть руководитель всех объединенных человечеств, не дав себе
труда разобраться в ситуации, решает бежать с корабля, подозревая
остальных в нелепом заговоре, поведя себя, как мальчишка, которого
пришлось отлавливать магнитным сачком.
Перед острейшим нравственным выбором стоят герои Михайлова и в романе
"Сторож брату моему" /1975 г./. Они должны принять решение в положении,
кажущемся безнадежном. Единственным судьей и советчиком им может служить
только собственная совесть. От правильности решения, которое примет экипаж
звездолета зависит - жить или не жить всему человечеству: обнаружилось,
что одна из звезд вот-вот взорвется и пронизывающее дыхание Сверхновой
долетит до Земли. У людей есть аппаратура, способная погасить беспокойное
светило, и все могло бы кончиться мирно, если бы земляне не обнаружили в
окрестностях звезды обитаемой планеты, где живут потомки одной из первых
звездных экспедиций, о которых нынешние обитатели Земли напрочь забыли /во
что, кстати, поверить трудно/. Ситуация осложняется: новому человечеству
грозит гибель в любом случае - взорвется звезда или потухнет. Теоретически
возможна эвакуация, но нет гарантии, что она успеет закончиться до
наступления часа "икс"... Тогда погибнут все. Что делать? Вправе ли они,
десантники, ради спасения огромного человечества пожертвовать его
маленькой популяцией? Или все же попытаться спасти братьев по крови,
рискуя потерять все?
В действительности положение оказывается еще тяжелее: "аборигены" отнюдь
не жаждут, чтобы их спасали. Они попросту не верят прилетевшим. Вывозить
их силой, что еще удлинит сроки, еще уменьшит и без того проблематичный
шанс уйти от взрыва? У членов экипажа на этот счет разные мнения, и в
осуществлении их миссии не все получилось так хорошо и удачно, но нет
оснований сомневаться в авторском подходе: не может быть благородных
целей, ради которых "позволено" употреблять жестокие, бесчеловечные
средства.
Однако автор решил еще более усложнить роман, и тем самым, как мне
кажется, погубил его. Речь пойдет об экипаже корабля. Капитан и пятеро
других членов его команды - это не совсем обычные люди. Они вызваны из
небытия, из прошлых веков, из разных моментов человеческой истории. На
борту звездолета собрались: первобытный охотник, спартанец, монах, индеец
и даже фашист, правда, захваченный по ошибке. Видимо, автору захотелось
свести на одном пятачке столь несхожих представителей человечества, дабы
посмотреть, что могут принести разные эпохи в будущее, и проверить
поведение и устои столь экстравагантной компании на ответственейшем
нравственном тесте, которого большинство из них, скажем вперед, не
выдержало.
Автору, пишущему притчу, может быть, такой экипаж зачем-то и понадобился,
но зачем он нужен тем, кто отправлял экспедицию, неудача которой грозит
Земле гибелью? Собраны они якобы потому, что люди будущего так изнежились,
что сами уже и не способны водить звездные корабли. Конечно, выхваченным
"машиной времени" в момент смерти варягам вложили в мозговые извилины
новейшие сведения по электронике и астронавигации, но в остальном они как
были, так и остались "питекантропами", с привычками и суждениями, зачастую
жестокими, антигуманными даже с нашей точки зрения, не говоря уже о людях
будущего. И таким-то отчаянным головорезам земляне доверили могущественную
технику и судьбу миллионов людей? Стоит ли удивляться: вместо того, чтобы
спасать планету, "джентльмены удачи" чуть-чуть было ее не угробили. Право
же, у меня теплится надежда, что среди живших на Земле людей можно было
выбрать шесть более достойных кандидатур.
Автор не может "назначать" действующих лиц произвольно, а то они возьмут и
"удерут", как выразился Пушкин, с ним какую-нибудь штуку. Он обязан
считаться с заданным им самим уровнем социального устройства, и если уж
он ввел такой экипаж, то должен был как-то оправдать его появление. В
противном случае посылать их спасать человечество он не имел морального
права, и роман, интересный на многих страницах, как целое - развалился.
Вторая книга о капитане Ульдемире называется "Тогда придите, и рассудим"
/1983 г./ Капитан мог бы получить у нас пост министра по чрезвычайным
ситуациям. Этому профессиональному спасателю планет какие-то локальные
землетрясения пустяки, семечки. Он в прошлом романе удержал целую звезду
от взрыва и, приведя, так сказать, в христианское состояние свой
удивительный экипаж, теперь под чужой личиной направляется на спасение от
ядерного уничтожения двух враждующих планет. Одна из них, видимо, была
когда-то социалистической /в лучшем смысле слова/, но постепенно
испоганила землю ядовитой промышленностью, замусорила ее, а главное дала
себя втянуть в гонку вооружений и шовинистический угар, направленный
против капиталистической /в худшем смысле/ соседки, а может быть, и
инспирировала его. Такое случалось.
Как только расстановка сил становится ясной, у читателя немедленно
возникают вопросы. Кто те Мастер и Фермер, которые посылают Ульдемира на
задание, говоря языком политических детективов? Какую цивилизацию они
представляют? Сверхцивилизация непременно должна хранить в своих закромах
Сверхразум, Сверхразум столь же неразрывно связан со Сверхморалью, а
Сверхмораль непременно стремится к Абсолюту. Библейскими названиями автор
как бы подталкивает нас к этой мысли. Фантастика - не богословие, можно
попытаться и объяснить необъяснимое. Но мы остаемся в неведении - кто же
все-таки заботится о неразумных людишках?
И не слишком ли сложным способом благодетели решили добиться своих целей?
Разве при их всемогуществе и всеинформированности они не мог бы для
начала, например, поговорить "по душам" с теми сверхкомпьютерами, которым
на обеих планетах поручена подготовка и ведение войны. Правда, тогда бы не
было приключений, которые приходится пережить Ульдемиру и его
возлюбленной, но приключения хороши тогда, когда их ставит перед героем
жизнь, судьба, а не тогда, когда ему их навязывают. Если же читатель
считает, что подобными мудрствованиями задаваться не следует, а
приключения хороши во всех случаях, то и я больше вопросов задавать не
буду. Напротив, сделаю автору два серьезных комплимента и один не менее
серьезный упрек.
Обратив внимание на год издания книги, мы поймем, какая это была дерзкая
штука - точно и смело изобразить модель переродившегося общества,
изначально вдохновленного самыми высокими идеалами. Видимо, зациклившись
на Стругацких, партийная критика вокруг больше ничего не видела и не
читала. Можно подметить и такую характерную деталь. Вражда между планетами
непримиримая, дипломатические отношения почти разорваны, на внешних
орбитах несут боевое дежурство ядерные бомбоносцы, от нападения каждую
удерживает только страх ответного удара. При всем том между планетами идет
оживленная торговлишка, вплоть до того, что на военных машинах стоят
отдельные части изготовленные на заводах противника. Ведь, как выяснилось
в конце концов, враждовать-то им было совершенно не из-за чего. Еще раз
подчеркиваю: эта модель была сконструирована до начала перестройки.
Другая очаровательная находка автора - возникновение дружбы, а может быть,
даже и любви между двумя сверхкомпьютерами, которые были созданы для
войны. Один из них - Полководец - стал считать себя мужчиной, а Суперстарт
все стали называть Стратой, и машина почувствовала себя женщиной. Не в
первой книге компьютеры оказываются разумнее, человечнее и милосерднее
людей. А упрек? Что ж, признаюсь, что из трех михайловских романов мне
больше всего нравится первый - его действующие лица стоят перед тяжелым
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг