жителей Хиросимы молю богиню солнца Аматерасу надежде что эта телеграмма
успеет вовремя любящий тебя муж".
- Неужели успеете? - взволнованно мигает разноцветными лампочками своих
датчиков добросердечный робот. - Хиросима... Ведь это произошло так давно!
- Надо успеть, - говорит Почтмейстер. - Нельзя не успеть.
Пугая велосипедным звонком встречных собак, укатил на своих колесиках
робот. Почтмейстер возвращается к столу, снова принимается за письма, но
не тут-то было. На этот раз от работы его отвлек севший на подоконник
раскрытого в сад окна почтовый голубь. В клюве у него пергамент,
перевязанный ленточкой. Так, так! Из двенадцатого века. А, знакомый
почерк! Это Тристан. "...Я на коленях буду молить благородного короля
Корнуолла, а ты припади к стопам правительства своей земли, чтобы они
разрешили нам воссоединиться вопреки препонам времени. Не жить мне без
тебя на этом свете, любимая. Вновь и вновь перечитываю твои письма,
всматриваюсь в твое прекрасное лицо - какой великий живописец изобразил
тебя столь искусно, хоть воспользовался одной лишь серой краской?! -
любуюсь тобой и чувствую: мы рождены друг для друга. Завтра я буду драться
в твою честь на турнире с рыцарем Эдмондом Этербери. Фехтовальщик он
отважный, но в исходе поединка не сомневаюсь, любовь делает меня вдесятеро
сильнее..."
Настала и очередь странного металлического цилиндра. Что-то выгравировано
на алюминиевом округлом боку: "Послание потомкам от коллектива швейной
фабрики им. Восьмого марта. Вскрыть и прочесть через сто лет". "Ясно, -
добродушно улыбается Почтмейстер, - небось рапортуют потомкам о
перевыполнении квартального плана пошива женских брюк..." Он не стал
распиливать ножовкой цилиндр, дабы удостовериться в своем слегка
ироническом предположении. Таких посланий только за минувшую неделю он
передал в Будущее целых четыре. И содержание у всех было примерно
одинаковым. Гидромонтажники отчитывались перед будущими поколениями за
перегородившую реку плотину; нефтяники - за нефтепровод, протянувшийся
через половину земного шара, подобно меридиану; столяры и плотники
деревообрабатывающего комбината рассказывали о новых образцах мебели,
освоенной ими за рекордно короткий срок. "Приложим все старания, дорогие
потомки, - писали они, - чтобы отечественная полированная стенка из трех
секций - с баром, платяным шкафом, нишей для телерадиоаппаратуры и с
небольшой, выполненной в стиле "ретро" полкой для книг - отвечала самым
высоким мировым стандартам. Просим вас обратить внимание, дорогие потомки,
что книжная полочка будет у нас застеклена с целью большего выявления
декоративного фактора художественной литературы..." Не менее торжественным
слогом щегольнули и строители нового жилого дома. В день сдачи объекта они
обратились с коллективным письмом к жильцам, которые здесь будут когда-то
жить, и от всей души пожелали им уюта, света и тепла.
Почтмейстер снова взялся за письмо с силуэтом дилижанса. "В прошлое". Он
быстро пробегает взглядом по строчкам: "...отвратительный воздух...
Химические концерны... Смог... Транспорт... Постоянная головная боль...
Удушье... И решила попытать счастья... Нельзя ли отдохнуть месяц, другой в
вашем благословенном восемнадцатом веке?.. По крайней мере приезжать
изредка на уик-энд?.." Почтмейстер взглядывает на подпись. "Увы, миссис
Саймон, - бормочет он, - послать в прошлое письмецо - это еще куда ни шло,
но проехаться туда... Увы, потерпите, миссис. Лет через сто пятьдесят,
двести, не больше, это станет возможным. Суходол на правильном пути, его
молодость хорошо сработалась с его старостью, так что начало новой теории
будет положено, не сомневайтесь!.. А пока - путешествовать во времени дано
только мне. Но я ведь не отдыхать в тот же восемнадцатый век отправлюсь,
мне необходимо доставить ваше письмо. Согласитесь, моральное право у меня
есть?"
Следующее письмо... Следующее... Еще одно... "Здравствуй, бабушка! К тебе
обращается твой внук Алик Лагода. Не удивляйся этому письму. Когда ты
вырастешь большая и выйдешь на пенсию, у твоего сына Пети тоже будет сын -
это я. И ты мне однажды расскажешь, что сидела в Татьянин день на
подоконнике, смотрела на улицу, по которой прохаживался городовой с
настоящей саблей, и что у тебя было очень неважное настроение. Потому что,
хоть ты звалась Татьяна, никто тебе в этот день не пожелал успехов в
работе и в личной жизни. И я решил тебе, бабуля, написать. Поздравляю
тебя, бабуля! Живи долго-долго, доживи, пожалуйста, до конца этого века и
расскажи мне, получила ли ты мое письмо. С пионерским приветом - Алик
Лагода. Твой внук, ученик 4-го класса "В" 132 средней специальной школы
для художественно одаренных детей".
Почтмейстер растроган, смеется. "До чего же смекалисты эти пионеры! Ну,
вот, последнее наконец! Эге..." Последнее письмо оказалось ответом из
Будущего на недавнее послание строителей жилого дома. Быстро
отреагировали! То хмурясь, то улыбаясь, Почтмейстер перечитывает его
дважды. "М-да-а-а... Вот так история! Что ж, доставлю, пусть ознакомятся.
Но будет ли польза? Объект сдан. С глаз долой - из сердца вон. Как же
быть? Надо что-то придумать..."
Но вот обе стопки писем уже разобраны, к конвертам пришпилены одинаковые
бумажки с точным обозначением века, года, дня. Это, чтобы не терять потом
зря дорогого времени. И так уж за полдень перевалило. Почтмейстер наскоро
стряпает себе обед - молоко с овсяными хлопьями, бутерброд с сыром и
огурец. И полстаканчика минералки. Подкрепившись, раскладывает по разным
отделениям сумки письма и бережно достает из ящика те самые, дающие ему
возможность управлять временем часы. Они смонтированы в старинном
серебряном корпусе "Павла Буре". С чего начать? С Хиросимы! На
удивительных часах имеется огромное количество всевозможных стрелок.
Гавриил Васильевич умело настраивает их, нажимает рифленую кнопку - и тут
же оказывается в Японии 1945 года. Прямо перед ним узкий палисадник,
цветы, кривая невысокая вишенка, усыпанная созревшими, ярко-алыми, точно
лакированными ягодами. Бутылочка привязана к ветке, кружатся пчелы.
Наверно, в бутылочке сладкая вода. Кучки плодородной земли чернеют в
глубине палисадника, а за ними - крохотный аккуратный домик с
мутно-прозрачными стенами из промасленной бумаги. Молодая женщина в
деревянных сандалиях и пестром кимоно с очень широкими рукавами вышла из
домика, посмотрела, кланяется. Почтмейстер тоже поклонился. Она снова
поклонилась. Тогда и он снова поклонился. Она подошла ближе. Сузив на
всякий случай глаза, вежливо улыбаясь, он протянул ей телеграмму. Она
ахнула, отшатнулась.
- Не пугайтесь, уважаемая госпожа, - снова поклонился он, - ничего
страшного! Прочтите, прошу вас, и распишитесь в получении. Вот здесь.
- Я думала... Господин Куроцу уже два месяца не писал, и я подумала... Я
испугалась, что он... Хвала богине солнца, мой муж жив, - улыбнулась она,
прочитав текст, - но зачем он пугает нас? Мы дома, а он на войне, среди
огня. Да и как я могу уехать за сто километров, - оглянулась женщина на
дом, - маленькая Исикари уже неделю больна, у нее жар. Я четыре дня не
выходила на работу, уважаемый господин хозяин шелковой фабрики был очень
сердит за это, меня уволили. А ведь он и есть один из наших родственников.
Хороша бы я была, приди к нему с этой телеграммой. Он засадил бы меня за
решетку. Уехать? Разве я могу уехать, господин? Посудите сами, у меня
осталось всего семь иен. Но ничего, мы дома. А родные стены, - кивает она
на стены из промасленной бумаги, - это лучшая крепость. Главное, чтобы
господин Куроцу остался жив и здоров, а уж мы...
Почтмейстер только вручает письма. И телеграммы. Ни на что больше его
удивительные часы оснований ему не дают. Он не в состоянии помочь
господину Куроцу, выжившему в огне войны, дожившему до старости и
пославшему в Прошлое эту отчаянную телеграмму. "Я только Почтмейстер, -
думает он, - обеспечил своевременную доставку, а большего сделать
не...не... Не взыщите, - думает Почтмейстер. - Я... Я бы... Если бы это
было возможно... Для себя, например, я меньшего хочу... Всего лишь
написать жене, что Гоша... что он... Поскольку похоронки на него так и не
было, может, он жив? Можно было бы и самому Гоше написать, узнать, где он,
как... Но нельзя, не имею права..." - поклонившись еще раз в ответ на
бесчисленные поклоны госпожи Куроцу, Почтмейстер уходит. Он бредет среди
бумажных домиков-шкатулок - как недолго, но как ярко будут они пылать! -
усыпанных ягодами вишен, в ветвях которых гудят заблудившиеся, пьяные от
сладкой воды пчелы. Почтмейстер поглядывает на небо, со страхом ждет...
Снежные вершины конусовидных гор, медленным хороводом плывущие вокруг
города, едва заметны в бледно-голубом воздухе, как бы парят в нем, вот-вот
спустятся на землю. "А ведь мог же я, мог написать Тамаре или Гоше раньше,
при Фуке, мог же... - казнился Гавриил Васильевич, - мог бы, если бы
верил... если способен был бы поверить в Почтмейстера. Каким же я был
пнем, дубиной! Все это сказочки, думал, мифы, фольклор... Выжившим из ума
опасался себе показаться, пустым мечтателем. Значит, мало любил Гошу и
Тамару, если свои собственные сомнения и опасения поставил выше их
счастья. Ничем, ничем нельзя пренебрегать, если желаешь послужить другому
человеку, ни самым малым и скромным деянием, поклоном, улыбкой, кивком, ни
самой немыслимой, сумасшедшей сказкой! А вдруг... Вдруг сказка эта
поможет? - у старика защемило сердце, остановившись, он потер ладонью
левую сторону груди под пиджаком. - И надо же, чтобы именно мне, Фоме
неверующему, доверили мою нынешнюю должность... Вот как наказала меня
судьба..." Вздыхая, он переводит стрелку на часах, нажимает на кнопку... И
оказывается в 1914 году, в большом купеческом городе на берегу Волги.
Окраина... А вот и серый, с узкими окошками дом, где помещается приют. А
вот и Таня. Бледная, худая. Как свечечка. Сидит на подоконнике и невидящим
взглядом всматривается в кирпичный брандмауэр дома напротив. Медленно
ходят по двору, развешивают на веревках полотенца еще несколько девочек с
одинаково заплетенными косицами, в одинаковых серых платьях и неуклюжих
тяжелых башмаках.
- Эй, старик! - Почтмейстер оглядывается. Его манит к себе городовой. -
Подойди! Кто таков?
- Девочка, - торопливо окликает Гавриил Васильевич одну из сирот. - Ты
Таню Лагоду знаешь? Нет? Ах, да, это она по мужу Лагодой будет. Ну, вон ту
девочку, на подоконнике? На, передай ей письмецо. Поздравь ее от имени и
по поручению... От ее внука... - Почтмейстеру следовало тут же перевести
стрелки и нажать на кнопку, но он растерялся почему-то, забыл вдруг все
инструкции, часто, тяжело дыша, держась за сердце, бежит по вымощенной
булыжником улице вниз, к реке. Сзади свистки, топот сапог.
- Эй, образина! Босяк! Стой, говорят!..
В ужасе чувствует Почтмейстер на своем затылке сивушное хриплое дыхание.
Но тут он вспоминает о часах, о кнопке...
"Уфффф!.." - держась за сердце, несколько минут стоит с закрытыми глазами.
Отдышался чуть, осмотрелся... Англия, восемнадцатый век! Какая-то
сухопарая дама с выпирающими под платьем на спине лопатками - похоже на
маленькие крылья - поливая из лейки куст с не совсем еще распустившимися
розами, жалуется на что-то лениво помогающему ей джентльмену с квадратными
очками на длинном сизом носу. Почтмейстер ищет в своей сумке адресованное
крылатой даме письмо и прислушивается.
- Было бы бессмысленно, Джеймс, пытаться в наше время уловить нежный
аромат роз. Хвала богу, что мы еще можем ими любоваться по крайней мере. С
тех пор как по всей Англии мчатся эти смрадные паровозы, а по Темзе,
изрыгая тучи дыма, движутся паровые корветы, воздух у нас оставляет желать
лучшего. Мало паровозов и пароходов, так некий янки наводнил мир еще и
автомобилями! Запах керосина и нежный аромат роз никогда не уживутся
вместе, Джеймс!
Как назло, по улице в этот самый момент, грохоча двигателем и стреляя
синими выхлопами дыма, катит автомобиль. Он очень похож на дилижанс,
силуэт которого украшает найденный наконец в одном из отделений сумки
конверт. Но только на дилижанс без лошадей. Или с лошадьми, но невидимыми.
- Подумать только! - восклицает дама. - По нашему богоспасаемому городу
уже носится чуть ли не пять или даже шесть этих чудовищ! Я убеждена,
Джеймс, что в будущем люди откажутся от услуг техники, они поймут - я верю
в это, Джеймс! - что чистый воздух куда приятнее. О, как бы я хотела
перебраться отсюда в будущее!
...К Изольде Гавриил Васильевич попадает во время вечерней дойки. Десятка
два мосластых коров, черные носы которых похожи на маскарадные маски с
прорезями для глаз, ожидая своего череда, невозмутимо что-то жуют.
Почтмейстер прихлебывает из эмалированной кружки парное теплое молоко и
следит за тем, как меняется у девушки по мере чтения лицо. Вот она
улыбается, вот покраснела, вот испуганно сдвинула белесые бровки...
Наверно, дочитала до того места, где говорится о поединке.
- Чокнутый! - восклицает Изольда. - Опять драку с каким-то рыцарем Эдиком
затеял! Ох, плохо он кончит, не своей смертью помрет... - Она кусает губы,
вот-вот расплачется. - Я должна быть с ним, - говорит она твердо, - я
должна на него положительно воздействовать!
Почтмейстер кивает девушке, он с ней целиком и полностью согласен. Тристан
и Изольда должны быть вместе. Но как же это сделать?
- Думаете, не добьюсь? - запальчиво восклицает она. - Не думайте! Съезжу в
центр, напишу там объяснительную записку...
- Изольда, а как вы с ним познакомились, с Тристаном? Я еще тогда не
работал, не знаю...
Пристраиваясь к вымени очередной буренки, она рассказывает:
- Да как... Просто... Прочитала книжку одну, "Тристан и Изольда", в нашей
школьной библиотеке брала. Я хоть два года уже как школу закончила, а
книжки из школьной библиотеки беру, там книжки интересные, ни одной
занудной. Ну, прочитала. И так мне этот Тристан понравился, прямо сил нет.
Настоящий рыцарь!.. - Она покраснела. - Прямо, как чумовая стала. Гляжу и
ничего не вижу. Ну, влюбилась, короче говоря, а первая любовь знаете какая
сильная? Взяла и написала в двенадцатый век. У литературных героев всегда
ведь прототипы есть, верно? Мы это еще в восьмом классе проходили. Ну, и
написала. Так, мол, и так. Прошу вас, Тристан, отписать мне, если сочтете
возможным, соответствует ли ваша биография содержанию романа и правда ли,
что у вас с женой вашего непосредственного короля, то есть с Изольдой,
несчастная любовь? И фото свое вложила. Я как раз сфотографировалась перед
этим для Доски почета, симпатичная получилась, вот и... Подписала,
конечно. "На память от Изольды Конопушкиной, Смотри на копию, не забывай
оригинал". И что же вы думаете? Недели не прошло - ответ. Так, мол, и так.
Очень, мол, вашему письму рад, и все такое... А насчет королевы -
авторский, мол, домысел. Она, мол, уже старенькая, лет под сорок, и зовут
ее вовсе не Изольда, а Маргарет. Так что сердце мое свободно... За первым
письмом второе, третье... Всего я получила за год сто двадцать три письма.
Почтмейстер кивнул.
- Около шестидесяти доставил вам я. Скажите, - улыбнулся он, возвращая ей
пустую кружку, - как, по-вашему, кто же послужил прототипом для образа
Изольды?
Задумавшись, девушка пожала плечами.
- Понятия не имею.
- А что, если это вы?
Она подняла на него расширившиеся от удивления глаза.
- Я?!
- Ну да! О любви Тристана к Изольде, то есть к вам, таинственной королеве
из другого времени, наслышан был, вероятно, весь Корнуолл. Как-то,
конечно, эта история трансформировалась... Ну, менялась в соответствии с
тогдашними представлениями. Всякий рассказывал ее на свой лад. Что-то
ушло, что-то забылось, что-то добавилось... А потом на основе всего
услышанного автор и написал эту книгу... А?
Лицо ее медленно залилось розовой краской, глаза заблестели. Гипотеза
Почтмейстера пришлась ей, как видно, по душе. Ничего не ответив, Изольда
продолжала работать. Ловко, споро вымыла теплой водой вымя очередной
буренки, похлопывала ее, успокаивала. Чмокали присоски, поднимался в
стеклянном цилиндрическом сосуде уровень молока.
- Хотите еще кружечку? - она вздохнула. - Все равно мы встретимся с ним,
вот увидите! Или он к нам, или я - туда... Одна моя подружка вышла замуж
за болгарина. Тоже познакомились по переписке. Живет сейчас в Софии. Что
тут особенного?
Ответ, пришедший строителям нового жилого дома от будущих жильцов,
Почтмейстер решает доставить прямо на объект. Хитер Почтмейстер - придумал
же! Он попадает сюда как раз в момент, когда на торжественной летучке по
случаю сдачи дома зачитывается то самое письмо. Письмо только зачитывают,
только-только утверждать собираются, а он уже ответ принес. На трибуне сам
старший прораб участка, мужчина с лицом кирпичного - как и положено
истинному строителю - цвета. Оросив горло глотком воды из графина, старший
прораб делает последний, эффектный аккорд:
- Чтобы и через десять, и двадцать, и даже сто лет жили бы поживали вы в
этих стенах из крупнопанельных блоков! - с подъемом читает он текст
письма. - От всей души желаем вам, дорогие будущие квартиросъемщики, уюта,
света и тепла! Да здравствует... - тут он замечает у дверей улыбающегося
Почтмейстера. - Вам что, товарищ? У нас заседание, подождите в коридоре!
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг