- Доброго дня тебе, ясновельможный Иван Богданыч, - приветствовал седого
Андрий. - Вот уж кто бы мог подумать...
Управитель зашелся хриплым надтреснутым смехом.
- Э, - сказал, - это ты верно, шановный Андрий Захарыч, подметил. Ну что,
как живешь? Как там Свитайло? Гляжу, ты мне нового горожанина привел -
благодарствую. Как зовут?
- Живу - не жалуюсь. Свитайло уж давно по Божьему шляху ушел. А горожанина
нового зовут Степан Корж.
- Уел! Уел ты меня, Андрий, - засмеялся седой. - Честное слово...
- Я тебя еще и не так уем, - тихо, как-то очень буднично проронил Ярчук. -
Степан, обожди-ка, пожалуйста, за дверью, пока мы тут с ясновельможным
потолкуем.
Корж повиновался, обещая себе, что этот раз - последний. Больше он не
позволит Ярчуку просто волочить его за шкирку по этому городу.
К тому же, за то недолгое время, пока они были здесь, Степан успел
возненавидеть Волкоград - не сознательной, а нутряной ненавистью, которая
всегда бывает намного сильнее и опаснее первой.
Он замер у двери, пытаясь подслушать, о чем говорил Андрий с седым, но это
оказалось невозможным - слишком уж громко долдонил снизу свои жалобы сурок
Матвей. Тогда Корж прошел по коридору вправо и остановился у невысокого
окна, похожего скорее даже на бойницу. Встав на задние лапы, вовкулак
выглянул наружу.
Перед ним (вернее - под ним) кишела городская площадь, сейчас больше
напоминавшая берег, на который Ной спешно высадил сразу весь ковчег. А то
и два ковчега.
Нигде и никогда больше хищные звери и их безобидные собратья не вели себя
друг с другом столь терпимо, разве только в Райских кущах. Волк здесь
стоял бок о бок с овцою, а петух взгромоздился на лисицу, чтобы лучше
видеть то, что творилось на помосте.
А на помосте творилось такое, что Степан вмиг позабыл о Райских кущах.
- Давай! - выкрикнул кто-то из толпы. - Ну, чего тянешь!
Стоявшие на помосте псы-стражники злобно оскалились и приступили к делу.
Сноровисто, сразу было видно, что им это не впервой, псы вытряхнули из
громадных мешков... связанных людей! - и поволокли их к вбитым в центре
помоста столбам.
Под столбами уже лежал заготовленный хворост.
"Может, эти мужики на них охотились..." - предположил Степан, хотя и сам
не верил в это. Тем более, что из очередного мешка на свет Божий
вытряхнули молодицу, которая уж никак не могла охотиться ни за кем из
волкоградцев, разве только за какой-нибудь курицей или поросенком.
У пленников были связаны не только руки и ноги. Кто-то предусмотрительно
завязал им и рты - только глаза у людей оставались открыты. И сейчас во
взглядах пленников плескался животный ужас.
Их приставили к столбам, и с дальнего края помоста к ним подошел одни из
стражников-псов, который нес факел, чтобы поджечь хворост.
Нес в зубах.
Степан вдруг почувствовал, как где-то у него в животе нарождается и
вот-вот вырвется наружу волна отвращения. Смотреть дальше не было никаких
сил - и он спрыгнул с подоконника, чтобы ворваться в кабинет этого
ясновельможного пана управителя и кое о чем всерьез поспрошать...
Но он еще видел и слышал, спрыгивая, как затрещал в огне хворост и как
завыла толпа вокруг помоста...
Степан уже был возле кабинета, когда там за дверью что-то дважды глухо
ударилось об пол, прогремел выстрел, снова ударилось - двери распахнулись
и Андрий-волкодав, бешено сверкая глазищами, рявкнул: "За мной!"
И - началось!..
* * *
Ивана Андрий знал давно - собственно, из-за него в первый раз и попал в
Волкоград. История старинная, которую он вспоминать не любил, по многим
причинам. Во-первых, это было самое начало его ученичества у Свитайла,
Андрий тогда, как и всякий "молодой да зеленый", частенько вел себя
неимоверно глупо. В частности, очень ревновал учителя к другим его
ученикам, даже и прежним, которые уже не жили с ним, а только время от
времени наезжали в гости.
Одним из таких был как раз Иван Прохорук. Что он двоедушец, Андрий не знал
- поэтому сильно удивился, когда однажды Свитайло посреди какого-то своего
урока неожиданно вздрогнул, помолчал и сказал тихо, что
"Прохорука-человека убили". Потом уже выяснилось, как и где, - когда вышли
они в Вырий и повстречались с Прохоруком-вовкулаком.
Нашли не сразу, далеко он был от ближайшего к Свитайлиной хате Родника. А
время-то шло, если бы не поторопились, доживал бы Иван Богданыч век
обыкновеннейшим волком. Ко всему оказалось, успел Прохорук правой передней
лапой угодить в капкан, каким-то чаклуном в Вырие поставленный. Ну, чаклун
то ли не услышал капканьего сигнала, то ли слишком занят был (а может,
вообще помер, чаклунская-то жизнь рисковая), - вызволили Ивана-вовкулака,
да толку? Сам он до Проклят-озера не дохромал бы и за месяц, тем более
из-под Свитайлиного Родника, что был у Желтых Вод. Значит, Андрию везти
болезного.
Хорошо б, если по Яви, но это никак не получалось. То место, где в Вырие
стоял Волкоград, в Яви находилось под Ровно (если точней, чуть северней от
него, там несколько столетий спустя построят "город Костей"). А Ровно -
под поляками. Дальше и младенцу ясно: только через Вырий туда и попадешь,
в Вырие границы другие.
Что ж, поехали Вырием.
Сперва Иван лежал на санях (дело было в январе) и только поскуливал да
изредка рычал что-то нечленораздельное. Андрий по юности и неопытности
никак не мог понять: это из-за раны или потому, что Прохорук уже
превращается в зверя. А потом, где-то неделю спустя после начала поездки,
Иван пришел в себя. Ходить нормально еще не мог, хромал, но разговорчив
стал до невозможности.
Надо сказать, что Свитайло был не простым характерником, а человеком,
знающим многие тайны мироздания - Андрий понимал это, как понимает всякий,
столкнувшийся с таким человеком. Но, к Андриевой досаде, Свитайло не
торопился раскрывать ему свои секреты. То ли не был уверен в ученике, то
ли Бог весть почему еще. Не раскрывал и всё тут. А Ивана, почти Андриевого
одногодка, как оказалось, во многое посвящал.
Да Господь с ними, с теми тайнами - жил без них Ярчук прежде, проживет еще
столько же! Другое вызывало обиду: не в меру зазнаистый Прохорук скоро
сообразил что к чему и всячески подчеркивал свою избранность и Андриеву
темноту, считал его чуть ли не слугою Свитайла, этаким хлопчиком на
побегушках - и не более.
Андрий же и сам не знал, кто он для слепого характерника; называл вроде бы
учеником, вот, даже послал раненого двоедушца отвести по Вырию в
Волкоград, а с другой стороны... Эх, кто ж их поймет, этих чародеев!
Вот и попутешествовали. Конечно, в такой поездке друг без друга не
обойдешься, что в Яви, что в Вырие. Как-то терпел, ничего страшного.
Говорил себе: это еще одно испытание, Свитайлой назначенное, - вот осилю и
тотчас переменит ко мне свое отношение.
...Ехали. Хрустел под полозьями зеленоватый снежок, топорщилось
диковинными облаками небо, иногда попадались им чудные создания, злобные
или добродушные, но чаще - безобидные и безразличные к двум подорожним.
На въезде в Волкоград, за Жабьим Кольцом, сани пришлось оставить. Свитайло
предупредил, что среди увечных двоедушцев лучше появляться в звериной
личине, а не в человечьей. Андрий прирожденным оборотнем не был, но при
необходимости умел превратиться в зверя - вот и превратился. Вместе с
Иваном, к тому времени почти здоровым, они отправились к воротам.
Ошейники в Волкограде носили уже тогда. И уже тогда жители старались
ходить на задних лапах - но повсеместное принуждение к этому ввели намного
позже (как понимал теперь Андрий, именно после того, как Иван стал
градоуправителем).
Вообще с того раза Ярчуку больше у Проклят-озера бывать не приходилось. Но
о том, что творилось в Волкограде, слухи иногда доходили - и слухи эти
оказывались один другого отвратительней. И это было второй причиной, по
которой ту поездку Андрий не любил вспоминать. Казалось ему, что как-то
она была связана с изменениями, в Волкограде начавшимися. Словно вместе с
почти обезумевшим, да вовремя (вовремя ли?!) отхлебнувшим золотистой воды
Прохоруком ввез туда Ярчук смуту и беды.
Глупое, признаться, ощущение, да и ничем не подтвержденное. А выяснением
что там в Волкограде к чему некогда было Андрию заниматься. Что ему
Волкоград - дом родной, что ли?! У них, в Вырие, жизнь своя (век бы не
видать!), у нас - своя.
Свитайло, как вернулся Андрий из поездки, успокоил: знаю, говорит, чего
хочешь и почему обижаешься. Не переживай, буду тебя учить всему. Но ведь
нельзя так, чтобы сразу все постичь. Детей вон малых как учат...
Андрий: "Так то ж детей, а я уж не ребенок, слава Богу!". "В чем-то - хуже
ребенка", - по-доброму улыбнулся Свитайло.
И - действительно учил. Всему. "Но, - говорил, - боюсь, не успею. Да и
вряд ли..." И замолкал.
А однажды сказал: "Цели у нас с тобой, сынку, разные. Ты молод, стремишься
к доблести, подвигам, ты успел пропитаться духом козачества, слишком
поздно мы повстречались. Нет-нет, я против товарыства ничего не имею, но у
них свой взгляд на мир, у меня - свой.
Может, со временем что-то изменится в тебе. С годами становишься другим,
не обязательно мудрее, но - другим".
Стал ли Андрий другим теперь, на склоне лет? Наверное, да.
Сперва сломалось что-то, когда услышал о смерти Свитайла. Ярчук в те годы
уже не жил с учителем, а вернулся к козакам, ходил с ними в походы,
целительствовал и рубил головы - по обстоятельствам. И вдруг принесли
вестку: зарубили Свитайлу лихие люди. На ночь попросились, откушали с ним
его же угощения, а потом позарились на нехитрое добро слепого
характерника. Хлопчика-прислужника, что жил при нем последние пару лет,
убили, да и самого старика заодно. Нашли их. Андрий самолично ездил.
Поглядел, сплюнул, что хотите, сказал поимщикам, то и делайте с ними. Не
потому, что сам рук марать не пожелал, просто... показалось, если б
сотворил с ними то, чего душа требовала, Свитайлу б это расстроило.
Ну вот, ушел учитель, наставник, на всей земле единственный, кроме матери,
родной человек - и Андрий неожиданно для себя признал, что дышать стало
свободней, но вместе с тем будто повесили на спину тяжеленный груз. Он там
и раньше висел, груз-то, но вроде как кто помогал нести его, а теперь -
сам справляйся, не маленький уже - говорил, что не маленький? - вот,
изволь.
Нет, головы рубил по-прежнему всякой погани, что на край налетала, коньми
детей топтала да матерей в ясыр уводила. Но как-то чаще стал именно
целительствовать. Не различал и не взвешивал: зуб ли у кого ноет или брюхо
распанахано сверху донизу; лечил с одинаковым усердием. Даже если видел,
что человечишко пришел мелкий, подлый, что жить, может быть, такой и не
достоин, - лечил!
Кто я таков, Господи, чтобы решать, достоин или нет?!
В Навь чаще стал наведываться, души провожать, чтоб дошли без приключений.
В Вырие тоже частенько бывал, но не ради забав (какие уж тут, в самом
деле, забавы!), а по необходимости. И вот, бываючи в Вырие, слышал-узнавал
- и про строгости, которые узаконил новый градоуправитель, и про то, что с
некоторых пор двоедушцев из поляков и литовцев гнали из Волкограда в три
шеи...
И про Мясницу.
Гнилые вести, тухлые, как падаль, неделю пролежавшая под майским солнцем.
С поляками да литвой Андрию в Яви тоже приходилось иметь дело - но то в
Яви, а Вырий - совсем другая песня. Ну, да то заботы
двоедушцев-волкоградцев, ладно.
"Мясница"... И слово ведь кто-то придумал подходящее, и праздник под него
устроил такой, что нашел бы Андрий разумника этого - ни рук бы, ни ног, ни
головы его бесовской... и имени б не осталось!
"Пуще всего досада у человека возникает на того, кто не таков, как он сам,
- а лучше его самого, - говорил Свитайло. - Потому, когда будешь входить в
Волкоград, непременно перекинься в зверя, чтобы не дразнить их. Понять
двоедушцев можно, ведь обладали двумя ликами, двумя свободами, а теперь
вынуждены жить в стенах города, среди зверья (человек ведь верит в то, что
видит, а не в то, что сердце подсказывает). Из зависти всякое может
случится; так лучше уберечься, не вводить их во искушение".
Про эти свойства души человеческой знал и Прохорук. И еще знал (кому ж,
как не ему знать!), что порой тянет людей на звериные поступки, да чтоб
погаже, поотвратительней. Потом стыдятся, но если гуртом что-нибудь такое
вытворяли, то как бы получаются меж собой повязаны, тогда их легче
подчинить своей воле. Вот и затеял ясновельможный пан Иван Мясницу, а если
по-простому - человечье жертвоприношение. На то и купцов приспособил -
раньше они привозили товары из Яви да Вырия, а теперь рыскали шляхами в
поисках живых людей, связывали их или каким иным способом заманивали в
Волкоград, а потом - костры на площади, толпа, на куски рвущая мясо
подсмаженное...
Андрий долго не хотел верить этим слухам. Про Ивана вообще ничего не знал
с той поры, как завез его к двоедушцам.
Теперь вот враз все раскрылось. А потом, когда они в кабинете Прохорука
вдвоем остались, и остальное прояснилось.
- А что Мясница? - сыто улыбнулся ясновельможный на Андриев вопрос. -
Очень даже удачно с нею получилось. Знаешь, когда в зверином теле из года
в год сидишь... незабвенные, признаюсь тебе, ощущения. Друг на друга
рычать начинаем. Я их едва удерживаю, заставляю вот на задних лапах
ходить, чтоб совсем не обопсели.
- Из одного, значит, человеколюбия?
- Этого, Андрию, не надо - что не мое, то не мое. Какое ж тут, скажи на
милость, человеко-любие? Нет, я только одного хочу - жить! По-настоящему,
Андрию, жить хочу! Я ж был лучшим Свитайловым учеником, он сам это
признавал! А потом из-за дурацкой нелепицы - на всю жизнь зверем
оставаться?!
- Нелепица твоя как-то не лепится к тому, что случилось. Я позже узнавал -
ты ведь мертвяков поднимать из могил намерился, за что тебя добрые люди к
ним, мертвякам, и отправили.
- А что же! Плохо тебя, видать, Свитайло учил, раз так говоришь. Ведь если
ты избран Господом, если дано тебе знание великое, тайное - значит, и
законы обыкновенных людей не для тебя писаны.
Черный волкодав по-человечьи покачал головой, глядя на седого волка.
- Дурень ты все же, Иванэ, ой и дурень!.. Жаль мне тебя. Знаешь, что
Свитайло говорил? Ты был его лучшим учеником. Но потом перестал им быть,
вообще перестал быть его учеником. Ученик - не тот, кто получает знания, а
тот, кто постигает мудрость учителя и следует его путем.
- Что-то ты сам с собою не в ладах, Андрию. Говоришь одно, а поступаешь
по-другому. Да ты ведь сам, шановный, привез мне хлопчика для Мясницы -
сказал еще стражникам на входе, что купец. А наши да-авно вас заприметили,
все решали, кто такие да для чего явились. Правда, не знал я, что ты
двоедушец.
- А я и не двоедушец, - тихо проронил Андрий.
Услышав это, Прохорук, видимо, догадался о намерениях гостя - а может, к
тому времени они уже легко читались в пылающем взоре черного волкодава.
Волк прыгнул на Андрия, пытаясь добраться до горла, - но тот одним мощным
движением ухватил его за загривок и отшвырнул через всю комнату в дальний
угол. Потом, не медля ни мгновенья, перекинулся через голову и оборотился
в человека. Завидев это, седой волк только обрадовался - он решил, что так
ему будет легче совладать с противником.
Но выстрел из рушницы, снятой со стены, доказал обратное.
- Все-таки ты был плохим его учеником. Свитайло всегда говорил: "Не вешай
на стену заряженную зброю - выстрелит". - Андрий отшвырнул рушницу и,
снова перекинувшись в волкодава, помчался в коридор, кинув только
возникшему за дверьми Степану: "За мной!"
И - началось!..
* * *
...две стрелы, которые никто не в состоянии остановить - ибо кто даже
способен в помыслах своих встать на пути у молний?
Они неслись как бешеные, как будто все черти из пекла вознамерились
догнать их и утопить в кипящей смоле.
Стражники-медведи на входе, конечно, услышали выстрел - но откуда им было
знать, что он означал.
- Тревога! - рявкнул им Андрий, выскакивая из дверей на площадь. - Здание
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг