Мир наш, объяснял Свитайло, устроен так: мы живем в Яви; когда же приходит
человеку время помирать (то есть, по миру дальше отправляться), попадает
он на Господний шлях, что находится посерёд Равнины предсмертия. А оттуда
- уж как получится. Большинство уходит за горизонт, как только Костлявая
покидает их душу. Но люди-то разные бывают, сынку.
И доля у них тоже - разная.
Вот возьмем тех же чародеев-колдунов, бабок-шептух и прочий люд ведовской.
Почему "ведовской"? Да потому что ведают побольше обычного человека. Но и
расплата за то им выходит тяжелая, не зависящая, к слову сказать, от того,
добро или зло творили они в Яви. Главное тут, что шли они супротив
Христовой веры, которая вот уж несколько столетий как воцарилась на наших
землях. Нет, сынку, я сейчас не о вреде или пользе православия говорю - и
мне ли о таких материях судить?! Я о том, что ведуны всякие (да вот хотя б
мы с тобой), даже если добро людям приносят, все ж таки против Господа
идут, нарушают, Христом заповеданное. Так, во всяком случае, мне один
монах объяснял... крепко мы тогда заспорили с ним... ну, не важно. Важно
то, что после смерти своей, ежли человек сильно был к Яви привязан,
про-Явь-лялся здесь ярко, значительно, - сложно ему к Господу идти, нет
ему пути по шляху Господнему, приходится свою торить, через другие
пространства.
Всякое может с такой душою случиться. Может она застрять в Нави, том
месте, в котором находится Равнина предсмертия. Навь ведь - это и есть мир
усопших наших предков. Застрявши там, как застревает щепочка малая на дне
быстрой горной речки, меж камнями, - меняется душа. Сущность ее внутренняя
начинает выползать наружу, смешавшись с обломками Костлявой, которая у
такого человека как бы разрушенной оказывается и не отъемлется полностью.
И смешавшись, сросшись по-новому, образуют Костлявая и душа, считай, некое
иное существо. Разным оно может быть - и способности у него разные
проявляются. Кто-то всю жизнь на речке провел - тот водяником становится;
кто-то в лесу или в поле, кто-то в горах, кто-то при хозяйстве лучшие свои
годы, при хате просидел - так и превращаются в мавок, чугайстров, шишиг,
кикимор... Много их, сынку, душ загубленных. Путь их сложен, дорога для
них к Господу темна и терниста. Ибо попадают они из Нави в Вырий, что
находится как бы рядом с Явью, но словно бы под нею.
Тесно переплелись Явь с Вырием, только Навь у них заместо тонкой
прослойки. Но нежить, души эти неупокоенные, способна сигать меж Вырием и
Явью лёгко, а влекут их сюда смутные воспоминания и желания, которым не
суждено сбыться. Как дети малые, тянут они свои руки, помыслы свои к нам,
в Явь, да только понапрасну - не доступны нежити ни радость любви, ни
тепло человечье. Ведь всё это - удел живых, а нежить уже померла, уже
перестала жить. И, хоть и проЯвляется - лишь во вред себе и другим.
Озлобляясь, навьё причиняет малые и большие беды тем, кого винит в
собственных горестях, - людям.
Встретишься с нежитью - будь осторожен. Не думай, что коль были когда-то
людьми, то людьми и остались. Нежить - они твари опасные, злокозненные.
Доколе не сгинут - от креста ли святого, от кола ли осинового, или еще по
какой-либо причине - остаются они злейшими врагами человека.
Только не путай их с нелюдями - те существа живые, просто не люди, ни
внешностью своей, ни нравом. С нелюдьми можно и подружиться. Например,
домовики иногда образуются из неупокоенных душ, а иногда - это нелюдь
какой-нибудь, часто мудрый и беззлобный.
Не то - нежить. Внешне могут походить они на человека, но и только.
"Что ж делать, чтобы не стать таким?" - спросил тогда у Свитайла Андрий.
Мнилось ему уж, молодому характернику, свое безрадостное посмертие в виде
какого-нибудь вихря, что часто встречается на степных шляхах; как будут
швырять в него добрые люди ножи да открещиваться, а он, бешеный,
растерявший всякие крохи разума, станет подминать под себя человека за
человеком, ломая кости и выпивая кровь...
Вздохнул Свитайло, улыбнулся ласково, успокаивающе.
Надо всегда помнить, кто ты, сынку. И уходить на Господний шлях с
легкостью в сердце, без зла, без страха. И еще - позаботиться о том, чтоб
непременно выполнить все положенные при похоронах ведунских обряды.
Но я сейчас о другом. Явь и Вырий связаны между собой, и не только после
недоброй смерти можно попасть отсюда туда. Я уже учил тебя о Родниках
Силы, местах, где земля-матушка невестится с небом. Они, Родники, бывают
Золотые и Серебряные. По одним попадешь в Вырий, по другим вернешься в
Явь, нужно только знать когда "нырять".
Есть и еще пути. Один такой открывается на конце темной радуги. О ней я
тебе много рассказывать не стану, не время еще. Скажу только, что нет
страшней и опасней дороги в Вырий, ибо идя сквозь Родник, всегда знаешь,
где окажешься. Не то - с радугой; она изменчива и злокозненна, с ней шутки
плохи - сама кого хочешь перешутит. Коль получится тебе узреть ее, да
поспеть к месту, где входит она в землю, не поспешай - ведь никогда не
предугадаешь, куда занесет тебя нелегкая.
* * *
С тех пор, как поучал его Свитайло, прошло немало лет. Многажды доводилось
бывать Андрию в Вырие, трижды видел он и темную радугу - но не
воспользовался ею ни разу.
Он примерно знал, где находятся основные Золотые Родники, через которые
можно было вернуться в Явь, так что мог бы, наверное, сориентироваться и
решить, куда ехать, чтобы проЯвиться в нужном месте.
Да вот только, что это за нужное место, Ярчук не знал.
"- Просто перейди в Вырий. Отъезжай подальше от того места, где окажешься
- до тех пор, пока не стемнеет. Тогда устраивайся на ночлег и... вот,
возьми. Это не простое зеркальце. Подыши на него - поверхность запотеет,
на ней проступят слова. Следуй указаниям, которые нарисуются, - а когда
выполнишь их, снова подыши - и отправляйся дальше. И так - до тех пор,
пока не доберешься до места. Это - для того, чтобы хоть немного облегчить
тебе путешествие".
"Как же, облегчить!" - Андрий хмыкнул и огляделся по сторонам.
Они стояли на дне огромного котлована, этакой жертвенной чаши природы.
Склоны алели неправдоподобно яркими полосами-потеками. Ярчук знал, что это
не кровь: кровь - она не такая, тусклее и... живей, что ли.
И действительно, когда подъехали поближе, Андрий увидел, что алые полосы -
всего лишь кустики травы, довольно необычной и по цвету, и по форме, - но
все-таки травы. Орлик потянулся к ней мордой, принюхался, но так и не
сорвал ни листочка.
Андрий тем временем приглядел уже тропку, по которой можно было выбраться
отсюда. Небо над ними наливалось чернильной тяжестью - здесь, в Вырие,
смена времени суток происходила по-другому. Как правило, если в Яви был
день, здесь царила ночь - и наоборот. Но в зависимости от времени года
случались расхождения, впрочем, не слишком большие. Ведь там, откуда
приехал Ярчук, вот-вот должно было настать утро.
"- ...до тех пор, пока не стемнеет".
Что ж, значит, нужно постараться ехать побыстрее. А потом уж он отдохнет,
они с Орликом отдохнут.
- Дядьку! Дядечку, родненький! Где это мы?!
Даже если бы Орлик вдруг (Вырий все-таки!) научился разговаривать, вряд ли
он делал бы это таким тонким хлопчачим голосишкой. Ярчук оглянулся: так и
есть! От же ж нечистая сила! Ну не продохнуть от бисовых отродий, только
сюда прибыл, а уже явились.
Вернее, явился, поправил себя Ярчук. Потерчонок был один, что само по себе
казалось странным: обычно эти духи сгубленных ребятишек ходили по
двое-трое, каким-то сверхъестественным чутьем отыскивая себе подобных и
сбиваясь в стайки. А этот - одиночка.
Может, новый, недавно померший?
- Дядечку, не молчите! Пожалуйста, дядечку!
"Что ж ему сказать-то?!" - размышлял Андрий.
Малый ведь не догадывается, что с ним сталось. Умирая, такие, как этот,
просто еще очень сильно держатся за жизнь - и поэтому попадают в Вырий, а
не уходят Господним шляхом за горизонт. Теперь ему слоняться здесь, иногда
проваливаясь в Явь, пугая там людей... Вечный страх, обида, непонимание
того, что случилось.
"- Лучше бы тебе никогда с ними не встречаться. Заметишь что-нибудь
подозрительное - беги".
Ни разу в жизни Ярчук не обидел ни единого ребенка, вообще всегда был
ласков с детьми. Впрочем, не так уж часто встречался он с ними, всё больше
с мужиками да изредка - с молодицами.
Не важно. Он поклялся.
- А ну-ка, поберегись, малый!
В глазах хлопчика застыла горькая горечь - Андрий сплюнул, будто выжевал
сноп полынной травы.
- Гэть от коня! Он у меня опасный, гляди, копытом как навернет!..
Сказал - и стыдно стало, хоть сквозь землю проваливайся!.. да ведь уже
провалился.
Но ведь клятва!
- Дядьку... Орлик... он же добрый, какой же он опасный?
Вот тебе, Андрий, и потерчонок!
- Ты откуда знаешь, что коня Орликом кличут?
- Так то ж я с ним у колодца дожидался, пока вы придете! - затараторил
хлопец. - Только я на холме прятался, мне не велено было на глаза вам
показываться. Тот дядька, что раньше с сундучком проходил через наше село,
а потом без... ну, тот, который меня попросил коня постеречь - вот,
глядите, и червонец дал, взаправдышний! - так он так велел, чтоб я на
глаза вам ни-ни! Я и не думал. А вы - р-раз и прямо на меня как поскачете.
А я... А потом вы на холм - и исчезли. А я туда - и вдруг как будто кто-то
мне по лицу паутиной провел. И я тутоньки.
Он всхлипнул:
- Дядьку, а где мы?
- А тебе куда надо попасть?
- Мне б обратно, домой. - Он назвал село, что стояло недалеко от
Межигорки, через него Андрий проезжал вместе с братчиками по пути в
монастырь.
- Ну так я тебя довезу. Сидай. Как звать-то тебя?
- Мыколка.
- Мыколка... Лучше б, Мыколка, оказался ты потерчонком, ей-богу!
- Чего? - не понял хлопчик.
- Та ничего. Не слушай старого дурня, а лучше гляди на дорогу да по
сторонам. Только чур - все вопросы потом. По рукам?
- По рукам! ...Дядьку, а все-таки, где мы?
Глава четвертая. Смертельный брат
"Ну что, братик?
Пришел? - садись.
У этого костра места хватит всем.
Волк ли, человек - а жизнь есть жизнь,
и смерть -
всего лишь, братик, смерть.
Только не пугай моего коня.
А я, ты знаешь, тебе даже рад..."
И вдруг понимаю средь тьмы, у огня,
что волк человеку -
смертельный брат...
- Что, самый настоящий Вырий?! - в который раз переспросил Мыколка.
Андрий скупо кивнул и порадовался, что за долгую жизнь так и не осел на
каком-нибудь хуторке и не завел детишек. И пожалел, что все-таки рассказал
хлопчику про "где мы". Мыколка встретил необычную новость с воодушевлением
небывалым. Теперь от него спасу не было: юлой вертелся в седле, ахал-охал
и тараторил без умолку. Андрий разок припугнул его тем, что, мол, оставит
здесь и уедет. Подействовало - целых пять минуть Мыколка молчал.
За это время они преодолели склон и поднялись на край "чаши", оказавшейся
неожиданно большой и глубокой. И тропка, которой решил выбираться наверх
Ярчук, тоже была не такой уж удобной и прямой, как на первый взгляд.
Копыта Орлика проваливались на вроде бы плотной, утоптанной поверхности. В
конце концов Андрий спешился и повел коня под уздцы, а в седле остался
Мыколка, умолкавший только для того, чтобы перевести дыхание или поглазеть
на очередную диковинку Вырия.
А диковинок, надо сказать, хватало. Начать хотя б с той же "чаши". Кустики
алой травы как будто должны бы были не менять своего расположения (трава
все ж таки!) - ан нет, стоило отвернуться - и вот уже там, где раньше
только темнела выжженная земля, переливается всеми оттенками пламени целая
поросль багряницы этой выриевой!
Пока ехали наверх, там, где горизонт смыкался с краем "чаши", изредка
мелькали то кромки чьих-то крыльев, то диковинные звериные и человечьи
головы, то просто разноцветные сполохи. Но все они казались не то чтоб
ненастоящими, но несерьезными какими-то, словно ряженые Черт да Смерть в
вертепе. Мыколка почуял это своим детским чутьем и не думал пугаться
(больше его страшили угрозы Ярчука). Андрий же пару раз клал кресты на всё
это бесовское безобразие и даже прочел "Отче наш", но без толку; тогда
попросту перестал обращать внимание, озабоченный более предстоящим
путешествием.
Хлопчик здорово осложнил его, и без того нелегкое. Признаться, Ярчук
совсем не был уверен, что сможет до завершения своей миссии вернуть
Мыколку домой - или вообще в Явь. Все зависело от указаний зеркальца,
которое вручил обладатель сундучка.
- Дядьку Андрию, а что, весь Вырий такой... пустырьный такой?
И впрямь, пустырь не пустырь, но и не привычный пейзаж. Позади черно-алым
зевом распахнулась "чаша", а вокруг, сколько хватало глаз, тянулась унылая
местность - ни степь, ни лес, а что-то среднее. Словно понавтыканные там
да сям в землю, корчились, тянулись к мрачному небу низкие сосны с
изломанными стволами. Земля, казалось, исторгала их наружу, не желала
принимать в себя, поить своими живительными соками... а может, это соснам
было неуютно питаться тем, что давала им здешняя земля?..
Ну, хоть обладателей виденных из "чаши" крыльев и голов сейчас поблизости
не наблюдалось. И на том, как говориться, спасибо!
- А куда мы едем, дядьку Андрию? Вы дорогу-то знаете?
Ярчук только рассеянно кивнул. Он уже сообразил, что если не отвечать на
Мыколкины вопросы, тот теряет интерес и увлекается чем-нибудь другим.
...А дороги-то, между прочим, и не видать! Одни сосны эти проклятущие,
здесь их стало побольше, вся земля усыпана ихними иголками, Орлик идет,
иголки под копытом шелестят, шуршат, точно змеи!
И - давящее предчувствие скорой беды.
- Дядьку Андрию, то мне кажется, или они в самом деле шыволются?!
* * *
Бывают такие леса, что заместо жизни смерть в своих чащобах выращивают.
Только сунься туда - и косточек не найдут потом.
Нежить, говорил Свитайло, она разная бывает. Какая вихрем обернется, какая
водяником, а какая и озером. Или рощей. Тут не угадаешь, сынку...
Иголки под Орликовыми подковами извивались, словно махонькие гадючки.
Безобидные такие с виду, забавные даже. Конь не сразу почувствовал их
шевеление, но хвоинки упорно стремились забраться по его ногам как можно
выше - и некоторым это удавалось. Там они крепко-накрепко
обвивались-вплетались меж волосинками коня, но, против Андриевых недобрых
предчувствий, не торопились присасываться пьявками и тянуть в себя кровь.
Что, впрочем, Орлика, кажется, мало успокоило. Учуяв на своей коже
чужаков, он сперва пытался обмахиваться хвостом, пышным и длинным,
которому завидовала добрая половина всех козацких коней. Однако
обмахивание не пошло Орлику на пользу - не в меру живые хвоинки цеплялись
за длинный хвостовой волос и отправлялись дальше в странствие по коневой
шкуре.
...Собственно, все это Андрий понял только потом, когда наконец сумел
успокоить испуганного Орлика. Вычесывать его сейчас было бессмысленно,
поскольку вокруг, куда ни глянь, тянулся уже сплошной сосновый лес -
оставалось лишь постараться скорее выбраться отсюда. Орлик, переживший с
Ярчуком немало приключений и похлеще, молча терпел мучение и нес седоков в
выбранном Андрием направлении - на закат. Да, признаться, и особых
мучений-то он не испытывал, скорее неудобство и испуг от непривычности
происходящего: хвоинки, поднявшись и надежно устроившись на волосах,
замирали, словно выжидая чего-то.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг