тоже дрожали от напряжения, только скрытого. Они пытались успокоить дядю
Юру, но поскольку сами нервничали, ничего у них не выходило. "Зразумей, -
просил Ягор Василич, - рабенок пасля дароги, стамиуся, перагрэуся. Заутра
раницай адужае, вось пабачыш". "Послушай, Ягор, - вздыхал Юрий Николаевич,
- я ж тебе сотый раз рассказываю про ту цыганку. Она его прокляла,
понимаешь!" "Дурницы! - отмахивался тот. - Ну вы у горадзе и суяверныя!"
"Слушай, Ягор, - раздраженно шипел дядя Юра, - я, между прочим, такой же
городской, как и ты! Это во-первых. А во-вторых, есть вещи..." "Пакинь
ругацца, сынок, - вмешалась баба Настя. - А ты, Ягор, забяры яго и
выйдзице адсюль". "Будзешь лячыць?" "Выхадзице", - повторила бабушка.
Лица растаяли в темноте комками мартовского снега, осталось только одно.
Потом исчезло и оно, вместо лица в комнату явился звук льющейся воды,
свежий и прозрачный. Вот звук прервался - что-то звякнуло, зажглась свеча;
голос бабушки зашептал непонятные слова, тихо, привычно. Нечто легкое и
теплое коснулось Максового лба, приподняло ему голову, поправило подушку
так, что мальчик теперь лежал на ней, но затылок к наволочке не
прикасался. Секундой спустя по макушке что-то забегало - точно
свихнувшийся Шалтай-Болтай, который не может найти подходящую стену, чтобы
забраться на нее и как следует подразнить всю королевскую конницу со всей
королевской ратью. Одновременно голос бабушки продолжал шептать слова;
Макс даже сумел расслышать кое-что: "Оцче наш, иже еси..." Вдруг катание
прекратилось... - и теперь вместо Шалтая-Болтая к голове прикоснулось
холодящее лезвие ножа! Макс... Макс даже не успел ничего подумать - а нож
уже ходил над ним, делая круговые движения, точно голова мальчика -
картошка и ее нужно почистить; а иногда еще и будто резал ее на куски.
Когда (по мнению ножа) голова-картошка осталась без кожуры и была
накрошена, - лезвие заерзало, но теперь уже не над Максом, а где-то рядом.
При этом оно издавало такой звук, словно ходило по стеклу. Чуть раньше то
же самое действо (то есть, бег по стеклянному краю) производил невидимый
Шалтай-Болтай. Потом раздался треск, что-то булькнуло и где-то легонько
плеснула вода.
Макс пересилил слабость в теле и повернулся посмотреть наконец, что же
происходит. Но увидел только бабушкину руку - с дряблой кожей, с тугими
венами - с зажатой в кулаке литровой банкой. В банке расплывалось что-то
мутно-желтое. "Яйцо", - отстраненно подумал Макс. Бабушка внимательно
всматривалась в пятно, замершее в толще воды, потом тяжело вздохнула и
поставила банку на невидимый столик. И снова начала произносить молитву.
Произносила уверенно, четко, спокойно, так что теперь Максу было слышно
каждое слово. Потом бабушка окунула пальцы в стакан (стоявший рядом на
столике), резко взмахнула руками - и на мальчика упали холодные камешки
брызг; они растеклись по лицу, застывая.
И сам он словно застыл от этих слов, забыл себя, забыл где он и кто он.
Остался только ритм произнесенных фраз и капельки воды на коже; и то, и
другое казалось тоненькими иголочками, вонзившимися в определенные точки
сознания и тела. Давление иголочек увеличивалось с каждым вдохом, и в
конце концов Макс "отключился", не способный и дальше выдерживать силу
подобного притока энергии.
3
На голове что-то лежало. Макс открыл глаза (в комнате было светло, как
будто уже наступило утро), посмотрел наверх, но ничего не увидел. Лоб
перевязали то ли полотенцем, то ли бинтами, и под материей находились
какие-то прохладные пластинки неправильной формы.
Мальчик высвободил руку из-под одеяльного плена и осторожно сдвинул
повязку. На глаза съехало нечто белое; Макс снял это, чтобы рассмотреть.
Оказалось, под полотенцем (голову все-таки перевязали полотенцем)
находились обыкновенные капустные листы. И, как бы там ни было, они
здорово помогли. Жар прошел, альпинисты пропали - Макс чувствовал себя
почти совсем здоровым. Он выскользнул из-под одеял, сгреб с кресла рубашку
и штаны и начал одеваться. Вместе с тем не забывал оглядываться по
сторонам.
Судя по тому, что мальчик увидел в окне, и впрямь наступило утро, причем
давно.
Свет, падавший со двора, проникал в комнату, в которой оказался Макс, и
разливался в ней, освещая все подряд. Например, кровать мальчика, тусклый
ковер над нею, черно-белые фотографии под засиженным мухами стеклом. На
фотографиях были изображены пары молодоженов, среди них Макс узнал и папу
с мамой. Еще одна пара, похоже, состояла из дедушки с бабушкой в
молодости. Мальчик некоторое время разглядывал снимки, а потом решил пойти
поискать дядю Юру.
Толкнув левую створку высокой, до потолка, двери, Макс очутился в соседней
комнате. Здесь стояла самая настоящая печь, прямо как в сказках. И даже
наверху что-то шевельнулось, черное и пушистое. Появление мальчика
заставило существо спрыгнуть с печи - оказалось, это кошка, невероятно
растрепанная и огромная, словно фокстерьер. Мягко соскочив на пол,
животное замерло, посмотрело на Макса большими изумрудными глазами, после
чего шустро шмыгнуло куда-то под стол.
В это время еще одна дверь в комнате скрипнула, раскрываясь - вошел Юрий
Николаевич. На лице дяди отображались усталость и озабоченность,
связанные, вероятно, со вчерашней Максовой болезнью. Заметив племянника,
Юрий Николаевич остановился и внимательно посмотрел на мальчика, как будто
пытался отыскать признаки хвори и в то же время боялся увидеть их.
- Как себя чувствуешь, козаче?
Макс чуть виновато улыбнулся:
- Спасибо, нормально. А где все?
- Ягор уехал еще вчера, сразу после того, как ты заснул. А бабушка сейчас
на огороде. Есть хочешь?
Мальчик проверил собственные ощущения и подтвердил, к явной дядиной
радости:
- Хочу!
...Картошка оказалась поджаристой, с упругой золотистой корочкой, огурцы
обладали невероятным ароматом, а помидоры, казалось, пахли солнцем -
никогда в городе Макс не ел ничего подобного! Он с аппетитом набросился на
порцию и очень скоро потребовал добавки. В это время как раз вошла
бабушка; она, вздохнув, присела на краешек диванчика, который стоял у
печи, рядом с дверьми в большую комнату, и с умилением стала наблюдать за
внуком. Сперва молчала, но потом не вытерпела и, не дождавшись, пока Макс
доест, начала спрашивать его: как учеба, как живется в городе, не обижают
ли старшие мальчишки и прочую... Ну, не чушь, конечно - он понимал, так
надо - но все равно, согласитесь, несерьезные это какие-то вопросы;
особенно про старших мальчишек! Макс отвечал, попутно накалывая на вилку
полоски картошки (или, как ее тут называли, бульбы); вдруг бабушка на
полуслове запнулась. Но поправилась и перевела разговор на другое. Мальчик
только с минутным запозданием понял, что бабушка хотела спросить про папу,
да вовремя перехватила предупреждающий взгляд Юрия Николаевича и не стала
спрашивать. Наверное, дядя Юра ей уже все рассказал.
- Ты не перажывай, - говорила она тем временем Максу, - тут, прауда, зараз
амаль дзяцей, усе разъехалися, але и табе аднагодак знайдзецца. Да
Гардзейчыхи якраз прыехау унук, Дзяниска. От и патаварышуеце.
Мальчик мысленно пожал плечами: не особенно ему и нужны друзья-товарищи,
он и сам с усам. В том смысле, что, конечно, Макс ничуть не стесняется
незнакомых ребят, просто ему ж не обязательно играть "с кем-нибудь", он
вполне самодостаточная личность.
В это время во дворе скрипнула калитка и резко залаяла невесть откуда
взявшаяся собака.
Бабушка выглянула в окно:
- Во, якраз Дзяниска - тольки об им згадали, и ён тут як тут! Заходзь,
заходзь, не сцесняйся.
Скрипнула дверь, соединявшая "печную комнату" и веранду - отводя рукой
прибитое к притолке покрывало (чтобы всякая насекомая мерзость не
налетала), вошел "Дзениска". Это был мальчишка примерно Максового
возраста, каштановолосый, кареглазый, с невероятно загорелой кожей,
кое-где начавшей уже шелушиться. Он с любопытством зыркнул на Юрия
Николаевича и гостей, поздоровался со всеми и протянул Максовой бабушке
нечто, похожее на теннисную ракетку.
- Вот, - сообщил Дениска, - гэта сяструха прасила занесци. И гэта - так
сама, - к "теннисной ракетке" прилагалась миска со свернутыми трубочкой и
наполненными кремом вафельными блинами. - Дзякуем, Настасия Мацвеяуна.
- Ну дык сядай ды паяси з нами, - сказала баба Настя, ставя миску на стол.
- Заадно з маим унукам пазнаёмися. Гэта Максимка, а гэта - дядя Юра, мой
сынок.
Юрий Николаевич протянул Дениске руку:
- Привет. Помнишь меня?
- А чаго ж ня помниць - помню, - по-свойски ответил Дениска и запросто
пожал предложенную руку. - Вы у пазапрошлым годзе прыязджали, так?
- Точно. Ну а это Максим, мой племяш.
- Привет.
- Привет.
- Першый раз у дзярэвни? - поинтересовался Дениска. - А я тут кожный год
летам бываю. Тут добра. Ты, як паяси, заходь да нас - на Струйную збегаем,
я табе дам на веласипедзе праехацца.
Он соскочил с табуретки, попрощался и вышел - только слышно было, как
заливается во дворе невидимая собака.
- Чего он? - удивился Юрий Николаевич. - Рябый, вроде ж, никогда на людей
без толку не кидается, а тут как будто завели пса.
- Ды кались дауно Дзяниска нечым яго абидзеу. Не са зла, случайна. А той
нияк забыць не можыць.
- Ясно, - протянул дядя Юра. - Ну что, козаче, поел? Как самочувствие?
Только честно!
- Нормально, - Макс потянулся было за пирожным, но понял, что места в
животе уже не осталось. - И завтрак вкусный, спасибо, - повернулся он к
бабушке. - Можно, я теперь пойду погуляю?
- Ну-ка, - Юрий Николаевич приложил ко лбу племянника ладонь. - Вроде бы,
температуры нету. Мам, посмотри...
Баба Настя поднялась с диванчика, прикоснулась губами к Максовому лбу:
- Здаравёханёк. Няхай, бяжы, унучыку, гуляй. Тольки з двору сёння, кали
ласка, не хадзи. Хиба да Дзяниски - ды й то да абеду. И нияких Струйных -
яшчэ паспееш накупацца.
- Договорились? - подытожил Юрий Николаевич.
- Договорились, - кивнул Макс.
4
Вообще-то, он собирался обследовать двор и сад (и огород за садом, и
выгон, что за огородом...) - но разве ж можно устоять против такого
искуса, как велосипед?! То-то!
Дениска жил в доме напротив, очень похожем на бабин Настин: точно такой же
полуцветник-полусадик со скамеечкой у дороги, точно такие же ворота и
калитка сбоку... - только узоры на коньке крыши и на ставнях были другие.
Когда Макс вошел через калитку во двор ("Гордеичиха, - вспомнил он имя
хозяйки. - И как, скажите, с ней здороваться?"), мальчик увидел на веранде
двух девушек. Одна чем-то неуловимо напоминала Дениску, и Макс решил, что
это и есть "сяструха". Другая, похоже, скоро должна была стать мамой; она
с особой мягкостью и плавностью повернулась в сторону вошедшего - и вообще
двигалась так, словно была королевой. Обе девушки с интересом уставились
на Макса и ждали, что он скажет. А что ему было говорить?!
- Я к Дениске, - бросил мальчик как можно небрежнее. - Он дома?
- А гдзе ж яму быць? - удивилась "сяструха". - На гарышчэ вон тыняецца,
чагось шукае. А ты - Мацвеяуны унук?
- Да. Мы с дядей только вчера приехали.
- Я-асна, - протянула дознатчица. - А...
- Аблыш яго у спокайи, - велел Дениска, явившийся в это время из-за угла
дома. - Ну што ты як кляшчыха - тольки чалавек прийшоу, ты да яго з
расспросами.
- Дзяниска! - в один голос возмущенно воскликнули обе девушки.
- Хиба так гадзицца размауляць з сястрою? - строго спросила та, которой
скоро предстояло стать матерью.
- Ну што вы за людзи? - устало вздохнул Дениска. - Дапусцим, Святланка у
меня языкастая, гэта справа невырышальная, гэта у яе храничнае. Ну ты-то,
Марына, ты-то... А-а, - он раздосадованно махнул рукой, - ну аб чым з вами
размауляць? Пайдзем, Макс.
И под неодобрительные возгласы девушек они удалились.
Свернув за угол и оказавшись вне пределов досягаемости праведного гнева
сестры и ее подружки, Дениска уселся на колоду у стены и хмыкнул:
- Што за народ гэтыя дзеуки! Ни на хвилину пакинуць не магчыма!
Он хлопнул себя по коленке и скривился, потому что угодил как раз по
обгорелому и оттого болезненному месту:
- Ну, адно добра - цяпер я тут са скуки не памру. А то иншы раз аж дурею -
рабиць няма чаго, нудна.
- А речка? - искренне удивился Макс. - А лес?
- Рэчка, лес... - отмахнулся Дениска. - Гэта перваю нядзелю цикава. А
потым - ну зразумей, нельга ж увесь дзень у рэчцы пляскацца. Вон сёння
бацька з братам ды баба з дзедам у ягады пайшли. Гадаеш, цикава у лясу?
Кали ж то! Камарьё тольки ды ветки пад нагами. Спачатку, само собой,
прывлякацельна - потым набрыдае. Ничога, цяпер-то усё пераменицца. Удвох -
гэта не в адзиночку. Тут ёсць пару месц, куды я сам лезци... - неожиданно
он оборвал себя и махнул рукой: - Ну, гэта мы пасля абсудзим.
Впрочем, Макс и так уже понял: каникулы обещали быть интересными.
5
- Вот они где! - дядя Юра немного укоризненно покачал головой, но потом
заметил результаты "охоты" мальчишек и только присвистнул: - Гляди,
Светка, они ж тебе на огороде всех кузнечиков повыловили.
Денискова сестра только дернула плечиком:
- Няхай. Иншыя набягуць. Чаго-чаго, а кузнечыкау у нас выстачыць.
Макс и Дениска, оторвавшись от выслеживания очередных жертв, вынуждены
были вернуться к краю огорода, где сейчас, поджидая их, и разговаривали
Юрий Николаевич со Светланой. Рядом, на грядке, стояла под широкими
литьями лопуха ("Чтобы в тени, а то погорят", - объяснял непонятливому
Дениске Макс) трехлитровая банка. В банке сидело штук двадцать крупных
кузнечиков. У многих были обломаны усики или лапки - к сожалению, метод
"стаканчиковой" ловли оказался не идеальным.
- Шкада, - протянул Дениска, пока они шагали к взрослым. - Вотакенный
сядзеу, я ужо пачци спаймау яго. Два разы уцякау, хитруга, а тут...
- Ну и как вам удалось наловить такой зоопарк? - удивленно спросил Юрий
Николаевич.
Когда он услышал рассказ Макса, то долго прицокивал языком, улыбаясь: вот
ведь, надо ж так уметь! Оказалось, метод был прост. Кузнечики сидели на
картофельных кустах и время от времени стрекотали. Заметить их,
практически, невозможно, пока не подошел вплотную. Вот ребята и крались на
звук, замирая, когда насекомые замолкали, и возобновляя движение, когда те
снова начинали "петь". А потом, отыскав взглядом солиста, оставалось
только осторожненько, с двух сторон, подвести руки с зажатыми в них
пластмассовыми стаканчиками и - бац! - быстро соединить один с другим. А
потом уже сбрасывать добычу в банку.
- Ну, хорошо. Вы потом разберетесь и поделите своих пленников, а сейчас
пойдем-ка, козаче, обедать, - подытожил Юрий Николаевич.
Макс кивнул. Он хотел сказать, что кушать совсем не хочет, что вообще
ничего не хочет, вот только водички бы попить, да и жарко как-то стало...
вернее, холодно... одним словом....
Но он уже ничего не сказал, только медленно начал оседать на землю.
- Бог ты мой! - прошептал Юрий Николаевич, подхватывая безжизненное тело
племянника под руки. - На солнце, наверное, перегрелся.
Дениска испуганно пожал плечами: уж он-то чувствует себя в норме, а были ж
вместе, под одним, вроде, солнцем...
Светлана вместе с Юрием Николаевичем понесла Максимку в дом, к Настасье
Матвеевне, и Дениска поплелся вслед за ними, досадуя на слабое здоровье
"городских" (и забывая, что и сам из города).
В забытой всеми банке возмущенно стрекотали кузнечики.
6
Нечто круглое и холодное прикасалось к затылку, каталось по нему
обезумевшим Шалтаем-Болтаем. Потом исчезало, и слышно было, как оно же
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг