носильщиков да хмурый?).
И руку обещал подлечить, если мальчик согласится.
Тот поглядел на мать с отцом и смущенно кивнул:
- Добра. Саглашаюся.
- Процяни ладонь, - он схватил в свои лапищи, сжал в горсти, прошептал
туда чего-то, дунул, повел пальцами - и вот, стоит Юрась над берегом
Струйной, неподалеку от погоста, играет, аж сверчки замолкают.
Или насекомыши по другому случаю затаились?
- Чаго зупынилися? - спрашивает крупнозубый, улыбчатый Санек Лошадник. Он
здесь (как и большинство носильщиков), чтобы деньги заработать, и задержка
ему не нравится.
Как и большинству носильщиков.
Зато дядька Григорий, кажется, понимает, что к чему.
- Усё правильна, Санёк. Молад ты яшчэ, законау ня знаеш.
- Я ня знаю?! - кипятится Лошадник. - Ды я, штоб ты ведау, праз законы
гэтыя...
И правда, сидел он, и неоднократно, за кражу колхозных коней. Уголовный
кодекс, наверное, наизусть выучил.
- Я табе не про тыя законы талкую! - сердится дядька Григорий. - Пра иншыя.
- Законы, слыш, адны. Для усих!
- Для усих адны, для... - осекся дядька, поглядел искоса на молодого
отшельника, продолжает - да видно, не то, что хотел сказать: - ...а для
вядуноу - асобыя! Вядунския законы. Жывуць яны за гэтыми законами - и
памираюць па им жа.
А Юрась играет, ой, людоньки добрые, как же он играет! Что сверчки? -
лягушки приумолкли, ворона серая, которая на недалеком отсюда заборчике
погостовом примостилась - и та слушает!
И сами собою приходят на память слова стихотворения, то ли в школе
выученного, то ли где-то услышанного:
Надо вечно петь и плакать этим струнам, звонким струнам,
Вечно должен биться, виться обезумевший смычок.
И под солнцем, и под вьюгой, под белеющим буруном,
И когда пылает запад, и когда горит восток...
В точку слова, хорошо сказано!..
Даже Санек Лошадник язык свой попридержал: раз стоим, значит, надо. Кто
платит деньги, тот и музыку заказывает.
- Пастауце, - велел отшельник. Встретил непонимающие взгляды и объяснил: -
Дамавину на зямлю пастауце. А ты - играй, - (это Юрасю).
Опустили мужики гроб, переглядываются. Недоброе, чуют, затевается.
- Адкрывайце!
- Да куда, растуды тваю налева, адкрываць! - не выдерживает Потапыч,
бывший партизан, нынче - пенсионер в отставке. Этот вызвался в помощники
добровольно, связывает, его, наверное, что-то с покойным.
Вернее, связывало.
- Адкрывай, - мрачно отзывается дядька Григорий. - Дзела гаворыць. Трэба
так.
- Эй, мужики, вы сурьезна?
Но Лошадников вопрос остается без внимания. Кряхтят, поднимают веко, в
сторону кладут.
- Ты, ты и ты - дапамажыце, - командует отшельник, показывая на Потапыча,
дядька Григория и еще одного носильщика. - Перавярнуць яго патрэбна.
На сей раз обходится без заминки: покойного размещают наоборот, ногами
назад.
- Трэба б на жывот пакласци, - подает голос дядька Григорий. - И яшчэ б
пятки падрэзаць.
Отшельник качает головой:
- Ня бойся. Ён не павернецца. ...Не павинен. А ухадзиць яму лягчэй будзе.
В руки покойному снова вставляют вынутую на время переноса свечку,
зажигают ее и закрывают домовину.
- Цяпер да Струйнай! - и поди разбери, что на речке-то он позабыл, хмурый.
Может, совсем с ума сошел от горя по отцу?.. Не похоже вроде.
Ладно, кто платит деньги... Одним словом, мужики, скользя по мокрой траве,
спускаются по тропке к берегу. Само собой, дорожка эта не предназначена
для несения домовин, поэтому многие в сердцах дают выход своему
раздражению и на фоне мелодии Глюка из "Орфея и Эвридики" то и дело слышны
отдельные звуки "ё...", "ю..." и прочие.
Уже когда, казалось, без происшествий опустили гроб к берегу, передний
правый носильщик таки не удержался и на мгновение утратил равновесие.
В этот момент, почудилось, под крышкой кто-то шевельнулся.
- А-а! - заорал Санек. - Шавелицца! Ой, мужики, точна гавару: як ёсць,
шавелицца!
- Штаны свое перавер, ци ня мокрыя? - обронил кто-то. - И давайце-ка,
хлопцы, паэнергичней. Штось мы зусим расквасились.
- Правильна, - поддержали его. - Гэтак да другага прышествия будзем нясци,
а ён жа ж тожа чэлавек, аддахнуць хоча. Слыш, Стоян Мироныч, куды далей?
- Усё, - отозвался отшельник. - Пачъци. Крыху вышэй аднясём.
- Чаго ж па березе?
- Нада.
Несут. Сзади вышагивает Юрась; плачет скрипка.
Впереди - осыпь. Древняя ива, которая росла в этом месте много лет, во
время недавней бури (кажется, случившейся в ту самую ночь, когда помер
старый отшельник) рухнула под собственной тяжестью. Ее вырвало вместе с
корнями, и теперь здесь зияет огромная яма; на дне скопилось немного воды
и даже нашли убежище несколько зеленых лягух, каждая с ладонь размером. А
дерево селяне вынули из реки и оставили на берегу - сейчас оно лежит рядом
с ямой и ивовые ветви склонились над тем местом, откуда когда-то росли
корни.
- Стойце.
Понятное дело! Куда ж дальше - дорога-то перегорожена!
- Апускайце дамавину у яму.
- Чаго?
- Ты што, Стоян Мироныч, зусим здурнеу? Дамавину у яму! Вы чули?
- Апускайце, - неожиданно поддерживает отшельника дядька Григорий. - Ён
ведае, што кажа.
- Хапиць! - взрывается Филипп Гнатович Седый. - Дзе жывём, мужыки? Кали?
Гэта ж не сярэднявякоуья, каб зусим забывацца. Чарауники наукола; у
дамавине пакойнага пераварачываем - дзе ж такое бачыли?
Филипп Гнатович - школьный учитель. Неясно, почему он согласился помочь
нести гроб - то ли по доброте душевной, то ли и у него были какие-то свои
причины... Ясно одно: дальше следовать приказам молодого отшельника он не
намерен. И так уже жалеет о том, что ввязался в это дело. Он ведь и в
партии состоит.
- И што скажа Серабрак?
Вот и прозвучал самый главный вопрос. Тот, что волнует всех
присутствующих.
Кстати, ответ на него известен заранее. Ивашка Серебряк, хоть номинально в
высокие начальники не выбился, в местной парторганизации играет не
последнюю скрипку. Более того, если уж поднимет гвалт, безнаказанных не
останется. А он поднимет, он хоть из молодых да ранних - цепок и едуч,
"товарищ" наш ненаглядный.
Надо бы удивиться: откуда, помилуйте, может Серебряк узнать о том, как и
где похоронили старого отшельника? Свидетелей всего-то восемь человек, и
ни один из них болтать не станет, ибо себе дороже обойдется.
Однако не сомневаются: узнает. История его противостояния с "колдунами"
старожилам хорошо известна (а Юрасю, пока еще непосвященному, чуть позже
ее расскажет дядька Григорий). Уж кто-кто, а Серебряк лично проверит,
упокоился ли в земле старый отшельник!
Потому и не торопятся мужики исполнить волю Стояна Мироновича. Вдруг -
передумает?..
Пауза затягивается, напряжение между людьми растет, и музыка, до сих пор
летящая над водами Струйной, ничуть его не снимает.
Вдруг отовсюду - словно крылатое конфетти - бабочки, бабочки... Они
слетаются к сломанной иве, садятся на ее ветви, весь склон уже усеян ими,
черными, с желтой каймой по краям. Это траурницы, их десятки и десятки -
мотыльки пляшут в воздухе и даже садятся на плечи и волосы людям.
- Не дазнаецца, - говорит молодой отшельник. - Тры дни будзе стаяць, и
нихто не узнаець.
- Апускаем, мужыки, - командует дядька Григорий. - Чаго там... апускаем.
Кряхтя, они поднимают домовину и переносят в яму: колышутся ветви,
покачиваются на них бабочки. По велению отшельника веко снимают и свечку,
упавшую, когда гроб несли к берегу, ставят и зажигают снова. Всё. Теперь
можно расходиться - но они почему-то стоят, склонив головы перед последним
прибежищем старого отшельника.
Завершающие ноты - и вот Юрась приподнимает подбородок, чтобы опустить
скрипку. Любое движение шеи сопровождается сильнейшей болью, и он
стискивает зубы, чтобы не закричать.
К нему подходит хмурый Стоян-отшельник:
- Добра сыграу. Дзякую. На маих, спадзяваюся, так сама зыграеш.
Тут уж Юрась вообще перестал перестал панимаць!
- Прости?
Игорь выглядел растерянно и смешно. Словно обиженный мальчишка.
- Который час?
Юрий Николаевич взглянул на часы:
- Начало второго.
- А на маих - дванадцаць.
- Не завел вовремя?
- Дык эляктронныя ж!..
- Тогда батарейка села.
Остапович покачал головой:
- Идуць.
- Ну уж не знаю, что сказать.
- Атож! ...и сцяблины гэтыя, як у землю утоптаныя, - пробормотал Игорь,
обращаясь скорее к самому себе. - Цяпер часы. И камень у крузе, точна
пасярэдзине ляжиць. Няправильны якысь. Странный.
4
Пока журналист исследовал круги, ребята отправились к погосту. Не затем,
чтобы на могилы поглядеть (тоже еще, "интерес" какой!), а совсем с другими
целями. Им надо было поговорить без свидетелей.
- Слушай, ну не может ведь так быть! - выпалил Макс, стоило им отойти
подальше от взрослых. - Мы ж рисовали - и не один. Четыре штуки. И - нету.
Дело в том, что по ту сторону моста, когда они впервые отлучились, ребята
бегали поглядеть на дело своих рук. С которого, по сути, все и началось...
И собственных кругов не нашли.
Как будто они их и не рисовали!
- Нават слядочка няма, - вздохнул Дениска. - Што ж получаецца?
- Ерунда какая-то. Что делать теперь будем? Расскажем?..
- Не! Ни у яким разе! Ды и навошта?
Макс задумался.
А ведь Дениска прав! То, что они пару дней назад сделали фальшивые круги,
теперь не имеет никакого значения. Тут бы с настоящими разобраться. Хотя,
если поразмыслить, это уже забота Игоря Всеволодовича, на то он и
специалист.
- Пайдзем лепш, пацаноу найдзем, - предложил друг.
Они зашагали к берегу.
- А это кто, гляди!
Дениска присмотрелся:
- Ня знаю.
Какая-то женская фигура бродила намного выше по течению, по ту сторону
погоста. Развевалось на ветру голубое, в крупных белых ромашках, платье.
- И чего она тут ищет?
- Всяка можа быць. Мало ли...
"Странно, конечно. Но не подходить же, не спрашивать. Да и вообще, может,
это только мне везде угроза мерещится".
Но еще разок оглянулся на ходу, силясь рассмотреть лицо. Не получилось -
слишком далеко.
5
Компания Толяна Белого расположилась в очень удобном для рыболовли
местечке. Берег здесь земляной волной нависал над редкими камышинами,
глубина была приличная и рыба ловилась отменно. Да и старая яма,
оставшаяся, вероятно, от вывороченного в незапамятные времена дерева,
позволяла устроиться всей братии без обид и особой тесноты. Красотища!
Если б еще не шумели, клев был бы суперский. Но тут уж никак, без
разговоров - больно много всякой-разной интересности вокруг приключается.
Сначала - круги на полях, потом - корреспондент из самой столицы прикатил.
А кстати, не забыли про чертячника, как он ходил внука бабки Матвеевны
лечить?
О, а вот и он!
Да не чертячник, чтоб тебя!.. внук. Ну-тка, поспрошаем, чего было. Да и
вообще, поглядим, что за фрукт - видать, что из городских, но и среди
городских нормальные пацаны попадаются. Тот же Дениска...
- Прывет, хлопцы! А мы да вас.
- И табе прывет, - отвечают с хорошо отыгранной, привычной ленцой: все в
мире исследовано-переисследовано, тайн нет и быть не может; о будущем
знаем наперед. Потому и не торопимся жить. Скучно.
Слово "акселерация" слыхал? То про нас. Не, "вундеркинды" другое. "Киндер"
- это ж дети, телик надо смотреть! А какие мы дети?
- Дык што, Дзяниска? Гаворыш, знимаець круги?
- Атож!
Возникает пауза. Обе заинтересованные стороны ждут, кто же заговорит
первым.
Не выдерживает Захарка. Он завсегда так, балабол, каких еше поискать!
- А што, з людзями размауляць будзе?
- Хто? - Дениска делает вид, что не понял.
- Ды карэспандзент, няужо не разумееш?
- А-а... Будзець. Але не з усима.
- Само сабой! - торопливо соглашается Захарка. - Навошта ж - з усима? Ён
тольки з тыми, хто першыми знайшоу, правильна?
- Пагодзь, - вмешивается наконец Толян.
Остальные почтительно замолкают.
Толян - человек серьезный, он на ерунду не разменивается - ни в словах, ни
в поступках. Потому пользуется среди пацанов заслуженным авторитетом.
Сейчас он выстреливает досмаленным бычком в реку, поправляет упавшую на
лоб белесую прядь и интересуется:
- Размауляць-та ён, твой карэспандент, будзець. И? Нам-то яно патрэбна,
га? Пра нас и не згадаець у стацци! Знаем их!..
Володька Дылдоня, "шестерка" Белого, хмыкает и сплевывает в траву, мол,
конечно, знаем. Учёные, не наивняк молодой. Нас не обжухаешь!
Чужак, приятель Дениски, уже собирается возразить, но тот успевает
сказать: "А хто ж вас заставляець ицци до ньога?" - и удивленно пожимает
плечами: вот чудаки, сами напрашиваются и сами же отказываются.
Теперь, когда все стороны отыграли свое, складывается патовая ситуация. Но
Дениска спокоен: он знает, что наживка проглочена, а остальное только дело
времени.
Так и есть. Угадайте, кто прерывает затянувшееся молчание?..
- А... Гэта... - тянет кота за хвост Захарка. - А карэспандент гэтый
адними кругами цикавицца?
- Ды нет...
Но договорить Дениске не дают.
- Макс! Денис! Возвращайтесь, козаки! Мы уходим!
Ребята прощаются со всей честной компанией и удаляются.
Пару секунд Толян задумчиво глядит на неспокойную поверхность Струйной,
потом откладывает удочку и кивает Дылдоне:
- Прыглянь.
И вот он уже шагает вслед за мальчишками, а сзади тянутся остальные
пацаны. Сходить поглядеть на журналиста - в этом ничего такого нету. Они
независимые и самодостаточные, им захотелось, и они пошли.
Только Дылдоня обиженно сопит в камышах.
6
Когда мальчишки явились - сперва племянник Журского со своим другом, а
потом остальные ребята - Игорь уже немного успокоился. Что же, ему на долю
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг