/не смели!/
препятствовать, они знали: если только Глаз закроется, это приведет к
страшным переменам в жизни Горы. Вертикаль будет заперта сверху. Возможно,
им придется покинуть Эллин-Олл-Охр. Возможно, не им одним.
Долинщик даже не стал заговаривать об этом с Гунмелем или Сирэмом,
чтобы убедиться в своих предположениях. Уже по одному тому, как горгули,
враждовавшие раньше между собой, держались теперь вместе и все чаще вели
долгие разговоры, можно было понять: их объединила общая беда. А тролли и
альв оказались вне этого маленького общества, состоявшего из двух
собеседников; они, альв и тролли, были чужими, непричастными, мало того -
именно они принесли эту напасть с собой. Нет, они не желали зла - они
нагрянули, словно стихийное бедствие. А кто станет говорить со стихийным
бедствием?
Хвилл и Скарр тоже начали сторониться Ренкра. Теперь, после прошедших
событий, продемонстрировавших им его необычайную связь с тем, что именуется
судьбой, тролли ощущали... не боязнь, нет. Это было примерно то же, что
чувствовали горгули, - нельзя вести себя запанибрата со стихией. В лучшем
случае растреплет волосы, плеснет в лицо соленой едкой водой, пошатнет - и
ты потеряешь равновесие; в худшем...
Это одиночество, внезапно навалившееся сверкающей плитой
/"Герой Ренкр. Второй ткарн после Драконьей Подати"/,
к его собственному удивлению, не мешало ему. И потом, в эти дни
долинщик как раз и стремился к одиночеству. Происходящее с трудом умещалось
в сознании, колыхалось, готовое перелиться через край, словно жидкость в
сосуде, и требовалось время, чтобы эта таинственная жидкость успокоилась и
застыла.
Теперь, шагая по темному рукаву вертикали, Ренкр впервые сформулировал
мысль, которая давно уже лежала в уголке сознания, свернувшись в холодный
клубок, и следила за ним (сознанием? Ренкром?) немигающим взглядом. А сейчас
зашевелилась, разворачиваясь, шурша остроконечными чешуйками. Зашипела: "Ты
один! Все они - другие, вернее, ты другой. Тебе говорилось об этом так или
иначе, но ты не желал понимать, закрывал глаза и уши. Зря. Может, все было
бы по-другому. А может - нет. Но это не меняет того, что ты - другой. Кто-то
предпочитает называть тебя героем, хотя у тебя нет ничего общего с героями
былых времен. Кто-то назовет тебя как-то иначе. Это неважно. Важно то, что
ты отличен от них всех. И сколько бы ты ни пытался стать похожим на
окружающих, это будет лишь притворство, лишь подобие. У тебя свой путь".
Страшное было это шипение, страшное, как правда. Оно и было правдой.
Осознание этого изменило что-то в душе Ренкра. Там воцарилось неживое
спокойствие камня. Теперь Ренкр был уверен в том, что их восхождение
закончится так, как нужно. И пусть колодец ждет за спиной - долинщик тоже
ждал.
Он поднимался все выше и выше - и с каждым шагом, с каждым днем
менялся. Одиночество откалывало маленькие кусочки Ренкра прежнего, и там,
под паутиной трещин, проступал Ренкр новый - настоящий. Тот самый, которого
желали видеть нынешние времена. Тот самый, который уже не сомневался в своих
возможностях. Тот самый, который стал тенью судьбы, послушный ее малейшим
побуждениям, безвольный... Безвольный ли?
4
Изнутри выход, именуемый Глазом, выглядел обычно: горизонтальный
коридор поначалу шел немного вверх, потом обрывался, а снаружи хладно дышало
снежное небо. Здесь, в вертикали, все еще было более или менее тепло, но,
стоило Ренкру оказаться снаружи, под этим ставшим неожиданно близким и
объемным небом, мороз с гиканьем хлопнул альва по спине: "Привет, старина!"
Ренкра мгновенно пробрало до косточек, он вздрогнул, поплотнее запахивая
куртку чеша, латаную-перелатаную, ту еще, которая была с ним у других гор и
в других странах - но под этим же самым небом.
Гунмель и Сирэм нервно подергивали нижними кончиками ушей, с ожиданием
глядя на Ренкра. Он повернулся и встретил еще два точно таких же взгляда -
Хвилл со Скарром тоже предоставляли ему право действовать.
Сама собой рука долинщика потянулась к веревочке на шее, чтобы вытащить
кровавый амулет. После чудесного излечения Монна обломок Камня, висевший на
груди альва, больше никогда не нагревался (даже от тепла Ренкрова тела),
неизменно сохраняя одну и ту же температуру - температуру кусочка льда. Это
было неприятно и непривычно, но почему-то Ренкр не сомневался, что
необходимо носить обломок Камня под сорочкой. Вот и сейчас он холодным
комком прильнул к груди и не хотел вылезать наружу - цеплялся краями за
одежду, царапал кожу.
Теперь настал час завершить эту долгую историю, и долинщик тянул и
тянул за веревочку; камень не поддавался, альв сердито дернул за нее - и
порвал. Холодный обломок комком снега скользнул под рубашкой и замер у
живота. Пришлось расстегиваться и доставать его.
Ветер ледяными щупальцами погладил обнаженную кожу, и Ренкр поспешил
застегнуться. Но было поздно - пронизавший насквозь все тело холод не
уходил. Пальцы мгновенно задеревенели - альв сжимал обломок Камня изо всех
сил, боясь ненароком уронить. И готовясь к главному.
Наверное, что-то такое отразилось в его взгляде, потому что горгули и
тролли уже отступали назад по заледеневшему склону, где, присыпанные
небесной белизной, торчали почерневшие обломки камней. А Глаз - Глаз
внезапно вздрогнул, словно в его каменное отверстие попала соринка.
Земля выскользнула из-под ног Ренкра, и он начал заваливаться на спину,
заранее предощущая острые клыки скальной породы, на которые ему надлежало
упасть.
Небо, словно осознав исключительность момента, замерло чудовищной,
неохватной картиной - и через все это гигантское полотно пролегала
незаметная дотоле полоса, перечеркивая изображение и вонзаясь смертельным
дротиком в Глаз. Ренкр еще успел удивиться, что до сих пор, поднимаясь по
вертикали, не видел этой полосы черного света, хотя, конечно, при том
количестве ответвлений и отростков, мимо которых они проходили, свет
наверняка мог свернуть в один из них и скользнуть к котловану змей; вернее,
от него - к небесам. Но это было уже не важно. Ренкр падал. На камни. И уже
не встанет. Не закончит начатого. Вальрон ошибал...
Что-то толкнуло его в бок и смягчило удар.
Альв, скосив глаза, посмотрел на влажный резец камня. Еще чуть-чуть, и
этот зуб разорвал бы ему щеку. Или пробил затылок. И точно так же, как течет
сейчас по камню чья-то кровь, текла бы его собственная.
"Чья-то кровь?!"
На то, чтобы вскочить с промерзлой земли и увидеть лежавшего на камнях
Хвилла, ушло два мига. Ренкру казалось - две вечности. Он хотел было
кинуться к троллю, зажать руками рану, перевязать, спасти, но Глаз продолжал
смыкаться - вытягивающееся в узкую щель отверстие, - и Сирэм неожиданным
повелительным жестом указал туда: "Ступай!"
На сомнения ушло еще несколько секунд, и темная кишка черного света
вздулась нажравшейся пиявкой, а Глаз продолжал сжиматься. Помертвевшие
пальцы не чувствовали обломка Камня.
Взгляд.
Да его там и нет!
Ренкр лихорадочно огляделся, заметил в снегу алый отблеск и упал на
колени, разгребая белую россыпь. Наконец он достал обломок и шагнул к Глазу,
ступая по содрогающимся камням, словно по растревоженной трясине.
Пиявка, застывшая между вершиной Эллин-Олл-Охра и небом, начала
извиваться - и расти, расти, расти...
Все это происходило в абсолютной тишине. Ренкр не слышал ни звука, даже
когда падал, даже когда разгребал руками снег и вынимал из узкой ложбинки
алый обломок Камня. И только теперь сквозь ватную пелену тишины пробился
крик Гунмеля: "Бросай!"
Глаз почти закрылся. Невозможно поверить, что не так давно именно из
него они выбрались наружу. Ренкру показалось даже, что Камень не пролезет в
эту узкую щель. Он опустился - нет, рухнул на колени, наклонился к
сощурившемуся в злобной агонии Глазу и, не обращая внимания ни на толстую
кишку-пиявку, ни на боль в коленях, втиснул обломок в щель.
Что-то вздрогнуло в самом нутре Горы, волна судорог пробежала по ней, и
Ренкр, не удержавшись, снова упал. Тонко вскрикнул Гунмель, захрипел Хвилл.
Посыпались вниз камни - они выпадали из своих гнезд, словно гнилые,
расшатанные зубы.
Звуки, как будто бы скрывавшиеся до того мгновения за плотной невидимой
дверью, вырвались наружу и нещадным водопадом обрушились на Ренкра. Он лежал
скорчившись, щекой прижавшись к обломку Камня, и не желал двигаться. Он
хотел заснуть - навсегда. Ничто в этот момент не могло заставить его
пошевелиться; в диком мировороте, кружившемся вокруг, он один был недвижим.
Но вот он уже не на холодном склоне, не под ледяным небом - он совсем в
другом месте. Как и почему? Здесь было тепло и темно, как в пещере где-то
глубоко-глубоко под землей. Тела он не ощущал - да и было ли тело? Только
кто-то тихонько нашептывал на ухо: "Все правильно. Ты сделал все так, как
должно".
"Но почему?" - спросил альв. Он не мог не спросить, хотя не надеялся,
что получит ответ.
"Потому что Глаз, продолжай он закрываться, разрушился бы. И вход в
вертикаль открылся бы, и темный свет получил бы возможность беспрепятственно
проникать на небеса".
"Но почему Глаз начал закрываться?"
"Присутствие обломка Камня подействовало".
"Как?"
"Не знаю. Знаю только, что теперь связь оборвалась. А котлован обрушил
свой свод на тех змей, что были в нем. Остальные со временем вымрут".
"Отлично. Значит, конец всему".
"Нет. Ты должен встать и идти дальше. Ступай!"
"Я не хочу".
"Ты должен. Ступай!"
И - словно ему дали пинка под зад - Ренкр вылетел (вылетел? - может
быть...) наружу... внутрь своего тела.
Камнепад продолжался.
По коже змеились влажные струйки крови, которая текла из ссадин.
Кто-то дергал за рукав, за шиворот сыпалась каменная крошка вперемешку
со снегом. Ренкр разодрал слипшиеся веки и попытался приподняться,
окутанный, словно спальными шкурами, острой и нудной болью, исходившей от
тысячи ссадин и кроподтеков, что покрывали его тело. И неудивительно - его
ноги были придавлены несколькими увесистыми камнями - слава Создателю, что,
как оказалось, не перебило костей. Скарр, рывком подняв его, привел в
вертикальное положение, спросил:
- Идти можешь?
Ренкр кивнул, хотя совсем не был в этом уверен. Гунмель и Сирэм,
помятые, вывалянные в снегу, суетились около лежавшего на боку Хвилла.
Тролль тяжело дышал и пытался зажать руками рану на горле. Но это уже не
могло его спасти. Ренкр даже удивился, что тот прожил так долго, и лишь
потом, с запозданием, понял: на самом-то деле прошло не так уж много
времени.
Земля под ними все дрожала и съезжала вниз, камни шевелились и
намеревались поглотить, подмять под себя странных чужаков - и следовало
бежать. Хотя - куда бежать? Везде одно и то же.
Горгули, видимо, были другого мнения. Стоило только Ренкру со Скарром
приблизиться, Сирэм вскочил и спросил, повелительно и громко:
- Сможем донести?
Спрашивал он, скорее всего, у Гунмеля, и речь шла о Хвилле. Но куда
нести?
Куда?!
Сирэм знал. Или считал, что знает. Сейчас это мало что значило.
Тем более что Хвилл отрицательно махнул рукой:
- Нет! Вы же видите!.. Зачем тогда? Ступайте, мальчики, ступайте! Я
всем доволен...
Скарр покачал головой, не желая соглашаться, но мастера были явно
согласны с Хвиллом и ждали, когда можно будет отправиться к этой самой
спасительной цели. А Ренкр... Ренкр понимал Хвилла, как никто сейчас. И
завидовал ему.
- Идем! - потянул за рукав Сирэм. - Потом будет поздно!
Скарр уже шагал за Гунмелем, механически переставляя ноги и растерянно
оглядываясь на лежавшего Хвилла.
Тот встретился взглядом с альвом и кивнул: "Все понимаю. Ступай,
мальчик, ступай".
Глаза тролля погасли, как задутый ветром ночной костер.
Ренкр поклонился мертвому телу и последовал за своими спутниками. Гора
дрожала и не желала стоять на месте.
Уже спускаясь по непостоянной, коварной тропе, забитой обломками горной
породы, Ренкр обернулся. В небе, смятом в складки-облака, таяла хрупкой
сосулькой пиявка-кишка и смотрело Око, самое настоящее, не каменное, а живое
- и всего одно. Потом Око исчезло - вместе с воспоминаниями о темном и
теплом месте, где с альвом говорил голос
/обладателя Ока/
невесть кого. Жизнь опять взялась за свое, и нужно было думать о
нынешних бедах, а не о прошедших. А почва уходила из-под ног, и...
безразделье
...почва уходила из-под ног, и многоэтажки подмигивали блестящими
огнями.
И было чертовски плохо.
Человек с бледным узким лицом зашатался и ухватился рукой за фонарный
столб, весь покрытый обрывками старых объявлений, словно клочьями полинявшей
кожи. Какая-то толстая женщина, потрясая яркими кульками с надписью
"Marlboro" ("Минздрав предупреждает..."), шарахнулась в сторону. Он
презрительно скривил губы, хотя было совсем не смешно. Было больно, и все
внутри ворочалось огромным любопытным ежом, тыкаясь носом и скородя иголками
по кишкам.
Дойти до дома. Там... Там можно будет что-нибудь придумать. Дойти до
дома. Дойти!
Облезлый пес настороженно покосился на него, лениво приподнял край
губы, но рычать не стал. Эта картина заставила человека снова пошатнуться,
он яростно посмотрел на блохастую тварь, и та в ответ раскрыла пасть и
смачно зевнула. Потом безразлично отвернулась.
Дойти! Добраться до дома!
Что же произошло? Что происходит? Что вообще могло произойти?
Вечерело, сумрак опускался на город грязной тряпкой. Стало тяжелее
дышать; человек неистово помотал головой, чтобы избавиться от гнетущего
удушливого ощущения, словно на голову накинули полиэтиленовый мешок.
Ощущение не прошло, стало еще хуже. Человек резко выдохнул и снова вдохнул,
с шумом втягивая в себя воздух, приобретший странный привкус железа.
Шедший мимо мужичок с помятым окурком в желтых зубах понимающе
покосился на него, покачал головой и пошел своей дорогой. Диво ли, пьянчужка
какой-то. Понимаем-с, но что поделать.
Что же произошло?! Боги, как больно! Впрочем, боги не помогут. Потому
что ты сам - Бог.
/Был Богом./
И помочь себе можешь лишь сам. Если это вообще возмож...
О боги, как больно дышать! Земля качается и норовит выскользнуть из-под
ног, ровно прижатая палкой склизкая гадина. И сгибаются под дыханием
вечности многоэтажки, как древние старцы-пилигримы - или как камни
Стоунхенджа. Кривляются ерниками-шутами деревья, размахивают угловатыми
ветвями и швыряют в лицо внезапно потяжелевшие до веса булыжников листья.
Осень.
"Не об этом сейчас нужно думать! Думать нужно о доме - дойти! Дойти!
ДОЙТИ!"
Он не заметил, как вошел во двор. Здесь мир, вроде бы прекративший свои
дурные выходки, снова закачался, и человек вынужден был ухватиться за стойку
качелей. Качели испуганно скрипнули и задергались, силясь удрать. В окне
первого этажа вспыхнул свет, чье-то любопытное лицо приклеилось к стеклу. Он
повернулся, и лицо мгновенно спряталось, свет погас.
Уже недалеко. Еще чуть-чуть.
Подъезд.
Лифт.
"Боги, ну почему именно сегодня лифт не работает?!"
Лестница.
Дрожащие, дребезжащие поручни; с одного слетает деревянная пластина и
раскатистым громом разрывает тишину скрученного колодца лестничных пролетов.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг