Одмассэн молча вышел. Мать и дочь даже не заметили этого - хлопотали у
кровати незнакомца.
"Но все-таки где же я его видел? - мучительно пытался вспомнить
Одинокий. - Где?"
8
Было холодно, мокро, а в рот набился песок и не давал дышать. Эльтдон
разлепил веки и с запозданием понял, что песок набился не только в рот, но и
в другие места, вот, например, в глаза. Он выругался самым непристойным для
воспитанного эльфа образом и потянулся руками к лицу, чтобы стереть песок.
Но вовремя успел остановиться и сжать ладонь в кулак. Так и есть! Рука тоже
была вся в песке.
Где-то сзади шелестел прибой, и астролог отполз туда в надежде вымыть
руки и лицо. Вода оказалась грязной, в ней плавали какие-то щепки, листья и
тушки мелких насекомых - результаты прошедшей бури. Эльтдон умылся (он знал,
что скоро морская соль начнет досаждать и потребуется смыть ее пресной
водой, но пока предпочитал не задумываться об этом) и огляделся. Песчаный
пляж шириной примерно в двадцать шагов сменялся невысоким кустарником,
который в свою очередь уступал место деревьям, образующим довольно-таки
густую чащобу.
Неплохо.
Потом он учинил осмотр своей экипировке. Нож и нижнее белье остались
при нем, а вот тарр куда-то исчез. Эльтдон философски пожал плечами:
астролога больше бы огорчило, если б вместо тарра пропал он сам.
Делать было нечего - эльф отправился вдоль берега, надеясь найти пусть
даже малюсенький, но пресноводный ручеек, впадающий в море.
Судьба сегодня, похоже, пребывала в благодушном настроении, и поэтому
через некоторое время мечта астролога исполнилась. Да еще как! Прямо перед
ним в море вливалась река и, судя по всему, отнюдь не из маленьких. Ее
противоположный берег весело зеленел вдали неширокой полоской. А на пляже у
моря лежал тарр. Эльтдон просто ошалел от такой удачи.
И чуть было не поплатился за это.
Когда он с тарром в руках шел по прибрежному песку, омываемому
набегавшими волнами, лишь испуганно метнувшаяся в сторону рыбка спасла
эльфа. Благодаря ей он успел отпрыгнуть подальше от воды, удобнее
перехватывая тарр, и увидел огромные клешни, звонко клацнувшие в том месте,
где только что стоял, - а мгновением позже рассмотрел и их владельца -
огромного прибрежного ракоскорпиона, достигавшего в длину едва ли не двух
метров. Членистоногое лежало, зарывшись в желтый, как и его панцирь, песок,
и только глаза напряженно следили за окружающим. Вначале Эльтдон хотел
оставить хищника в покое, но тут в его раздумья вмешался желудок, громко
пробурчавший, что голод, между прочим, не тетка. И даже не дядька.
Тарр меганевреров представлял собой сверхпрочную и очень легкую
длинную, тонкую палку. На одном конце она заканчивалась полумесяцем, рожки
которого выгибались наружу, а на другом - копьеподобным острием. Эльтдон,
особо не раздумывая, выбрал копье - уж он-то за свою долгую неспокойную
жизнь узнал, как можно справиться с ракоскорпионом. Острие вошло точно между
головным сегментом и следующим за ним члеником тела и, судя по тому, что
тварь дернулась только один раз, а потом обреченно затихла, перебило нервную
цепочку. Эльтдон понадежнее насадил тушу на тарр и отволок подальше от воды.
Потом другим концом перерезал еще шевелившиеся клешни и отхватил шипастый
хвост. Так, на всякий случай. Он видывал эльфов, пренебрегших этим и
поплатившихся за беспечность. Как правило, они оставались калеками на всю
жизнь.
Разумеется, было бы шикарно, если б ракоскорпиона удалось поджарить, но
сейчас это не представлялось возможным. Астролог раскроил тушу. Он
постарался наестся впрок, и отнюдь не из жадности. Во-первых, мясо
ракоскорпиона очень быстро портилось, а во-вторых, его запах должен был
привлечь окрестных любителей поохотиться или попировать на трупах. Ни с теми
ни с другими Эльтдон не имел желания встречаться.
Он запил сладковатое мясо водой из речки и пошел вдоль берега вверх по
течению, отдаляясь от моря и углубляясь в лес. За едой у эльфа имелось
достаточно времени, чтобы составить себе план дальнейших действий. Он и
составил.
Эльтдон решил искать ближайшее поселение разумных существ. Там он
надеялся узнать, где именно находится, а также раздобыть хоть какую-нибудь
одежду. А где могут селиться разумные существа, как не у реки?
Опираясь на тарр и раздвигая рукой ветви, эльф пробирался сквозь чащу,
напряженный, как туго сжатая пружина. Он знал, сколько разных опасностей
скрывается здесь, в этих влажных зарослях с огромными, в ладонь, а то и
больше, плотными листьями самых немыслимых оттенков зеленого.
Глаза, наблюдавшие за ним сквозь просветы в листве, сразу отметили
опытность одинокого путешественника. И копыта, неслышно ступая по траве,
понесли их обладателя вслед за эльфом, но на некотором расстоянии. До тех
пор, пока он не решит, что делать с незнакомцем.
9
"У Прометея хоть орел был", - отрешенно подумал Черный. У него вместо
одной божественной птицы имелось целое полчище крыс.
Если точнее, это бессмертный звал их крысами. И вправду, маленькие
рептилии с острыми мордочками и цепкими зубами чем-то напоминали земных
грызунов. Например, своей вечной прожорливостью. Или, если вам угодно,
дурной привычкой появляться сразу в огромном количестве, садиться на пол
камеры и ждать, пока приговоренный заснет. А тогда острые когти тихонько
цокали по полу и острые зубы впивались в живую плоть. И жертва заходилась в
крике.
Пока что Черному удавалось каким-то неведомым, сверхъестественным
образом удерживать их на расстоянии, не позволив оттяпать больше, чем
пару-другую кусков мяса. Пока. Но он знал, что будет день (или ночь, скорее
всего, именно ночь), когда крысы осмелеют достаточно, чтобы не бояться
совершенно бессильного пленника. Между местными крысами и крысами его
родного мира существовала огромная разница, заключавшаяся в их умственных
способностях. Но скоро эта разница не будет иметь для Черного значения -
когда они поймут.
В соседней камере кто-то заливисто хохотал, наверное вспоминая удачный
анекдотец.
10
Он уже почти подчинил себе чужую сущность, когда вдруг понял, что
творит, и ужаснулся. Ведь если б он завершил начатое, чужак просто бы слился
с ним, передавая ему свое стремление двигаться.
Он содрогнулся от омерзения и вытолкнул чужака прочь.
И успокоенно погас.
11
Кирра видела, что незнакомец умирает. И ничего не могла с этим
поделать.
Она знала, что парню, потерявшему так много жизненного тепла, сейчас
холодно, очень холодно и даже огонь очага не в силах его согреть. Мальчику
бы сейчас ту самую Виниэль, о которой он все кричал в столь редкие моменты,
когда приходил в сознание. А не ее, так хотя бы мать, сестру - в общем,
по-настоящему любящее сердце. Чтобы легла рядом, прижалась всем телом, всею
душою рванулась к нему: "Не уходи. На, возьми частицу моего тепла, возьми
частицу меня, только останься, любимый!" Да откуда ж ей взять родичей этого
незнакомца? Ведь неизвестно даже, живы ли они вообще, а если и живы, то где
сейчас, уж не на другом ли конце мира?
Эх, а паренек-то красивый, ладный. Жаль будет, если...
Да, тяжела ты, жизнь, тяжела и жестока. Играешь с нами, как паук с
мухою, - то отпустишь, то завертишь, а всегда в конце концов оказывается,
что все это - только чтобы пуще нас запеленать. И пожрать.
Ну ничего, мальчик, ничего. Мы еще поборемся, мы еще поглядим, кто
сильнее. Поглядим.
...И плакала украдкой, когда дочки с сыном не было поблизости.
Я должен вспомнить все:
закаты и рассветы,
студеный водопад и перевал в горах.
Я должен вспомнить сон -
там, на пороге лета, -
и чью-то злую боль на собственных плечах.
Я должен возродить
все, что во мне пылало:
отчаянье, любовь и кровь на рукаве.
Но где-то впереди
услышу вздох усталый:
"Что толку возрождать, коль все оно - в тебе?"
И в этот страшный миг
я вспомню,и, внезапно
глаза закрыв, надолго замолчу.
И пожелаю смыть
ту кровь и смерти запах -
и лишь оставлю боль, прильнувшую к плечу.
Глава пятнадцатая
Меняем реки, страны, города...
Иные двери... Новые года...
А никуда нам от себя не деться,
А если деться - только в никуда.
Омар Хайям
1
За следующий час, проведенный в лесу, Эльтдон убедился, что река,
несущая свои воды неподалеку, не так уж спокойна и безопасна, как могло
показаться на первый взгляд. Его глаза, привыкшие когда-то высматривать даже
тень возможной опасности, не утратили навыка за долгие годы отшельничества и
теперь безошибочно отмечали узловатую корягу, плывущую против течения,
очертания гигантских клешней сквозь тонкий слой ила или излишне правильной
формы прутик, склонившийся над водой. Да, в этой реке Эльтдон не стал бы
купаться.
Деревья, росшие по берегам, были несколько иного мнения и изящно
свешивались над течением, создавая приятную прохладу и спасительную тень.
Правда, эльф настороженно относился даже к ветвям, нагнувшимся над его
головой, подсознательно ожидая прыжка сверху. И дождался.
За его спиной что-то шевельнулось, и астролог, не успевая сделать
ничего другого, присел и выставил тарр копьем вверх и назад. Хитрость не
сработала - гибкое мускулистое тело пролетело над эльфом и приземлилось
перед ним. За миг до того, как тварь снова прыгнула, Эльтдон успел ее
рассмотреть. Это была лягушка размером с молодого грифона: высота в холке по
эльфийское бедро, длина - шага три. Кожа амфибии напоминала смесь
разнообразнейших листьев, небрежно наложенных один на другой. В принципе
ничего особенного, так - лягуха-переросток. Вот только ротик у "лягухи" был
необычный: с зубками. И на лапах - шпоры, направленные вперед. Видимо,
зверюга подстерегала добычу, сидя на ветке дерева, а потом прыгала,
оттягивая кисти назад и выставляя острые, немного загнутые вверх шпоры. И
прыгала быстро. Вот как сейчас.
Эльтдон успел дернуть опущенный конец тарра вверх. Вовремя: рожки
полумесяца встретили тварь еще в воздухе; встретили, но не остановили. Ее
верхние лапы зависли, печально дернувшись, зато нижние рассекли пространство
- и шпоры вошли в обнаженное тело эльфа. Он рывком поднял тарр вперед и
вверх, высвобождаясь от шпор, и ударил лягушку о землю. Это уже было лишним,
так как тварь издохла. И делал он это больше с досады, подозревая, что
лягушка при охоте не слишком полагалась на остроту шпор. Скорее уж на их
ядовитость. А если так, жить ему осталось ой как мало!
Эльтдон осмотрел раны. Обе были неглубокими, в палец шириной. Кровь уже
вытекала из них, и эльф опустился на песок, разочарованно думая: "Умру.
Жалко, Черный-то на меня понадеялся. И Ренкр".
Из зарослей за спиной раздался сочный басистый голос:
- Слышь, браток, ты, главное, за оружие не хватайся.
Эльтдон обернулся и увидел перед собой кентавра. Сверху кентавр
напоминал мощного мужика с каштановыми курчавыми волосами, пышной бородой и
чуть раскосыми глазами. Хотя этот народ было принято считать самым что ни на
есть варварским, а следовательно, представлять их всегда абсолютно нагими,
кентавр носил пеструю, как кожа убитой лягушки, куртку-безрукавку; волосы на
голове пришельца перехватывал металлический обруч с чеканными листьями.
Нижняя часть кентавра представляла собою туловище единорога, правда,
размерами раза в три больше самого крупного из них. Вооружение пришельца
составлял широкий охотничий нож на поясе, короткий лук за плечом... ну и,
конечно, мощные острые копыта.
Кентавр улыбнулся и подошел поближе.
Эльф поднялся, стискивая зубы, чтобы не закричать от пронизывающей
живот боли, и протянул ладонь для рукопожатия. Широкая пятерня кентавра
бережно стиснула побелевшие от напряжения пальцы Эльтдона, а другая легко
опустилась на плечо, усаживая астролога на траву.
- Сядь, - сказал кентавр.- А лучше ляг, - добавил он, поразмыслив.
Эльф хотел было что-то спросить, но тот выставил перед собой ладонь:
- И помолчи. Я должен поискать для тебя лист кровяницы. Потерпи.
И ушел.
Эльтдон закрыл глаза и полностью переключил внимание на внутренние
ощущения. Они его не радовали. Резкая спазматическая боль клубилась в
районах обеих ран, все разрастаясь, сплетаясь в единый клубок и медленно
подкатываясь сначала к легким, потом к горлу, а потом...
На живот легли две холодные пластинки листьев. От неожиданности Эльтдон
дернулся, но потом затих. И подумал: кентавр так неслышно передвигается по
лесу, что даже он, эльф бывалый, не смог уловить звук его шагов.
А тот широко улыбнулся:
- Слышь, браток, ты еще маленько потерпи. Боль - она скоро пройдет, но
яд-то останется. Так я тебя свезу к нам в стойбище, к Фтилу - он, слышь,
мигом тебя на копыта, то бишь на ноги, поставит. Так что ты потерпи, браток.
"Потерплю, - сонно подумал Эльтдон, - только ты, браток, вези меня
поскорее. Куда хочешь вези, хоть к Фтилу, хоть к троллям в пасть, только
давай поскорее. А то я, боюсь, помру раньше, чем свезешь".
Кентавр принял молчание пострадавшего за согласие, взвалил его на свой
широкий круп, подхватил с земли тарр, сбросив с него тушу амфибии, и
поскакал через чащу к стойбищу. И Эльтдон понял, что по наивности своей
ошибался, считая, что боль от яда лягушки - самое тяжкое страдание. Ветви
хлестали его по телу, голова качалась из стороны в сторону, а в мозгу
метался, не находя выхода, сочный бас: "Свезу. Так что ты потерпи, браток".
2
Хиинит уже вторую неделю не могла заснуть. Она влюбилась. И в кого? В
того, кто никогда не станет ее мужем. Даже если выживет. И потом, она-то
прекрасно понимала, что женское имя, которое выкрикивают в горячечном бреду,
зависнув между жизнью и смертью, не может принадлежать матери. Потому что
по-настоящему у сына для матери есть только одно имя: Мама.
"...Даже если выживет". А глядя на усталое осунувшееся лицо Вдовой, на
мешки под ее глазами, Хиинит понимала - не выживет. Умом понимала, а
сердцем... - сердцем уже поздно было что-либо понимать. Потому что она
влюбилась.
Она долго ходила, не решаясь спросить у матери прямо: "Что с
незнакомцем?" Но сегодня утром Хиинит не вытерпела. И поинтересовалась - как
бы мимоходом, невзначай.
Лучше б не спрашивала!
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг