- А я слышал, - сказал Филин. - Я знаю, что оно значит. Это когда живой
морской свинке отрезают голову.
Дымов ничего не сказал.
- Но они этим не ограничиваются, - продолжал Филин. - Они извлекают из
трупа мозг, сердце и другие органы. Они берут ступку, растирают все это
наподобие пюре и исследуют то, что им нужно. Потом они пишут статьи. Не
наступите на этот камень.
Дымов шел молча, внимательно глядя себе под ноги.
- Когда я там был, - продолжал Филин, - на первый этаж спускалась
симпатичная девочка, спрашивала пилу. Зачем, по-вашему? У них наверху -
эксперименты поинтереснее. Там работают с кошками и собаками. С обезьянами
работают мало - обезьян трудно достать.
Дымов молчал.
- И они набирают статистику, - продолжал Филин. - Вы думаете, он
декапитирует одно животное и на этом успокоится? Нет. Для получения одной
достоверной цифры ему нужно декапитировать их штук двадцать. В любой
приличной статье этих цифр тьма. И после этого он смеет называть меня
мясником!..
Дымов молчал. Он не подозревал, что Филин может так разволноваться.
- Он называет меня "мистер Мясник", - повторил Филин. - А сам жрет
тушенку, отправляясь на свои паршивые эксперименты. Если охотник нарушит
правила, он браконьер. Если ты подстрелил с вертолета какое-нибудь
двуглавое чудище - ты преступник. Тебя посадят в тюрьму и правильно
сделают. Но на этих вивисекторов нет ни правил, ни тюрем. Для нужд науки
они могут декапитировать кого угодно. Ну вот, кажется, пришли.
Они стояли на небольшом возвышении в центре гранитного лабиринта. Лега,
пройдя зенит, клонилась к закату. Кругом извивались глубокие каменные
канавы. Вдали дымилась гряда холмов.
- Вот так, - сказал Филин. - Выскажешься - и легче станет. Теперь нам
тоже лучше разделиться. Вы идите к холмам. По-моему, там есть парочка. А я
направо, здесь дело верное. Счастливо. Ни пуха ни пера.
Дымов следил, как Филин уменьшается на фоне тронутого закатом неба.
Потом отвернулся и начал спуск.
Сильный порывистый ветер дул прямо в лицо вдоль извивающейся траншеи.
Она была свежая, проложенная совсем недавно. Ее стенки были высокие и
крутые. Она здесь была широкая - метра три, но к повороту сужалась.
Хорошо, что ветер в лицо, подумал Дымов, остановившись, чтобы
передохнуть. Конечно, если бы ученые знали, что их придется добивать, они
сделали бы им обоняние похуже. И "они могли еще что-нибудь придумать,
шедевр прикладной генетики получился бы куда более выдающимся. Например,
окраска. Что им стоило сделать бока скалоеда черно-белыми, как у зебры? И
чтобы полосы шли кругами. Чтобы бок животного был разрисован, как мишень
для спортивной стрельбы. Недоработочку допустили наши доблестные ученые.
Дымов отдыхал, прислонившись к каменной стенке, а ветер поднимался ему
навстречу размеренными волнами. Ритмичными, как удары маятника. Как пульс
сердца. Как спокойное дыхание спящего исполина...
И вдруг Дымов понял, откуда взялся ветер. Скалоед перерабатывает породу
в воздух и выбрасывает его в атмосферу. Вот что имел в виду Филин. Ветер.
Откуда ни подходи к скалоеду, ветер всегда будет в лицо.
Дымов стоял, размышляя над своим открытием, вдыхая волны ветра,
несущиеся из-за поворота. Возник образ - там, за поворотом, работает
машина, могучая металлическая установка. Но образ сразу исчез. Если бы там
стояла машина, воздух не был бы таким ароматным, насыщенным кислородом.
Все обстояло бы наоборот.
Дымов стоял и вдыхал ветер, когда внезапно новый воздушный поток
обрушился на его спину. Он обернулся.
И попятился.
Прямо на него из-за поворота траншеи спускалось чудовище. Оно было как
уродливый бронированный механизм. Оно передвигалось на четырех парах
массивных когтистых ног. Его гигантская пасть была широко разинута, нижняя
челюсть погружена в скалистый грунт. Оно занимало почти всю ширину траншеи
и быстро ползло, перебирая толстыми лапами, вниз по траншее, прямо на
Дымова.
Безразличное, равнодушное, оно надвигалось с неторопливой быстротой
танка. Спина Дымова уперлась в стену. Отступать дальше было некуда. И он
вспомнил про карабин.
Его карабин стоял, прислоненный к противоположному борту траншеи, где
только что был и сам Дымов, и его уже не было видно за тучей пыли, которую
гнали вдоль траншеи порывы ураганного ветра.
Нижняя челюсть, как плуг бульдозера, вспарывала грунт совсем рядом с
Дымовым. Он вжался в скалу, ощущая ее твердую шероховатость. Мимо с
равнодушным спокойствием проплывал необъятный бок, и лапы одна за другой
вздымались в воздух с размеренностью часового механизма. Поднимались, а
потом опускались, вновь вцепляясь в камень крепкими растопыренными
когтями. Перед Дымовым проходила уже крупная чешуя высокого волочившегося
хвоста, и в каждой пластине он видел свое искаженное отражение. Потом все
кончилось, и лишь клубящаяся стена пыли вниз по траншее отмечала путь
удалявшегося чудовища, да каменная канава стала на метр глубже, чем была
раньше.
- Собственно, пока им не на кого было нападать, - сказал Горский. Он
сидел на гнилом пне рядом с обрывом и протирал тряпочкой ствол карабина. -
Но я не подозревал, что знаменитый охотник на людоедов может быть
сентиментальным.
- Нет, - возразил Дымов. Он лежал на траве лицом вверх и смотрел в
синюю яму неба. - Я не сентиментален. Но зарубок на прикладе я никогда не
делаю.
- Я тоже этим не увлекаюсь, - сказал Горский. - Разве только в самых
исключительных случаях. По-моему, если вы вышли на медведя с одной
рогатиной и победили его, вовсе не зазорно поставить зарубку. Пусть не на
прикладе, а на рогатине, не в этом суть.
Дымов ничего не сказал.
- Или песчаный дракон, - продолжал Горский. - Он совершенно неуязвим. У
него непробиваемая броня, и точка на его голове, куда нужно попасть,
гораздо меньше копеечной монеты. И голов у него две. А водятся драконы
только в пустынях, на открытом месте, где спрятаться некуда.
- Кому - некуда? - спросил Дымов.
- Охотнику, кому же еще, - объяснил Горский. - Когда на меня пополз
первый скалоед, я даже обрадовался. Когда я увидел этот разинутый зев и
вспомнил, что в его глубине все превращается в воздух, меня прямо затрясло
от возбуждения. Вы знаете, какая это пасть? Божественная пасть. Телега
въедет, без преувеличения. Жалко, что вам не повезло и вы ни одного из них
не выследили. Потому что это уникальное зрелище.
Дымов молчал.
- Ничего, еще повезет, - сказал Горский.
Дымов молчал, глядя в синюю яму неба.
Он стоял, прислонившись к неровной стенке, и смотрел вниз, на поворот.
На него обрушивались волны чистого воздуха. Ветер дул прямо в лицо и все
время усиливался.
Здесь когда-нибудь вырастет город, думал он. Ты не должен забывать
этого, обязан помнить об этом. Здесь будет царство добра и света, здесь
поднимутся стеклянные горы зданий и протекут бетонные реки, оправленные в
подстриженную зелень бульваров. И здесь будут жить люди.
Здесь будут жить миллионы счастливых людей, думал он, глядя на
клубящееся облако, выползающее из-за поворота. Вы будете здесь жить, и
работать, и наслаждаться жизнью, и воспитывать счастливых детей, которые
когда-нибудь станут счастливыми взрослыми. Но будете ли вы помнить?..
Не нас - нам забвение не грозит. Вы начертаете наши имена на стенах
своих светлых строений - навечно, рядом с именами генетиков Дзеты. Или
воздвигнете памятник - один или несколько. Или придумаете что-то еще. Но
будете ли вы помнить, откуда взялся воздух в вашей светлой и доброй
стране?..
Сквозь прицел карабина Дымов смотрел на приближающееся животное. Он
знал, что не промахнется.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг