прикосновения и отряхивающие его, упавшего несмышленыша, большие розовые
руки. Помнил Витолда, сперва ходившего у седла, а потом долго ездившего
позади, пока татарчонок окончательно не прирос к скакуну. Сейчас они,
наверное, тоже ничего не стоят... И, разумеется, мурза, владеющий четырьмя
кочевьями, подавать им пиалу с водой на смертном одре не помчится. Но вот
так... Подползти к гостю за косточкой милости и уткнуться в землю...
Увидеть такое, или просто узнать про такую кончину... ему бы не хотелось.
- Эй, ты!
Он подозвал к себе веснушчатую невольницу, все еще продолжавшую танцевать
с тремя другими, и когда она подошла на несколько шагов, небрежно запустил
в нее оставшуюся от седла кость. Теперь полонянка уворачиваться не
посмела, и мурза попал ей в плечо. Девушка остановилась, наклонилась к
подолу платья и сняла его через голову, обнажившись снизу доверху. Широкие
бедра, пологие бока, большая грудь. Хороши все-таки русские пленницы!
Мурза поднялся, крякнул, разминая затекшие ноги, взял ее за руку и пошел к
шатру: не прилюдно же ее брать! Чай, не в набеге.
Ожидавшей внутри невольнице он махнул рукой, прогоняя наружу, скинул халат
и принялся развязывать шаровары:
- На четвереньки становись, подставляй задницу. И плечи вниз опусти, чтобы
твоя дырка вверх выпирала.
Он встал позади принявшей указанную позу пленницы, попробовал рукой:
влажная давно, ждет милости господина. Уверенно вошел - как и полагается
повелителю и господину. Начал пробиваться вперед, к самому ее нутру,
одновременно скользнув руками по обнаженной спине, потом опустив вниз и
сжав ладонями обнаженные груди. Невольница жалобно застонала, и мурза
ощутил, как внизу живота зарождается раскаленный шар, который спустя
мгновение выплеснулся вперед, и ушел в лоно ее, женщины, - и она ощутила
этот жар, громко закричав и вытянувшись на ковре.
Алги-мурза лег рядом, немного отдохнул. Потом поднялся, подтянул шаровары
и завязал поясную веревку. Невольница тоже вскочила, но хозяин кочевья
успокаивающе махнул на нее рукой:
- Лежи, не уходи. Сейчас поем немного и вернусь, еще раз тебя опозорю. Так
ведь у вас считается?
Полонянка кивнула.
- Вот и жди.
Перед дастарханом осталось всего пяток рабынь, причем в шароварах - одна.
Но под непрерывным потоком костяных кусков долго она продержаться не
могла. Заметно поредело и число гостей - пленницы уходили, естественно, не
сами. Русский, почти полностью истребив предложенное мясо, с видимым
удовольствием пил кумыс, иногда лениво поглядывая на пытающихся изобразить
танец голых женщин.
Вернувшись на свое место, мурза взялся за холодную голову, расколотил
череп, жадно выгреб ладонью мозг, проглотил его, старательно облизав
пальцы. Оглядел еще не разошедшихся гостей:
- Шаукат, - окликнул он опытного нукера, которого в последнем набеге
ставил сотником. - Когда гость устанет и соберется отдохнуть, положи его в
отдельном шатре. И выстави охрану: его жизнь доверена нашему роду самим
беем Кароки-мурзой.
- Да, господин, - поклонился тот.
- Если хочешь взять на ночь невольницу, Менги-стр, - повернулся хозяин
кочевья к гостю, - выбирай любую.
Тот поддернул верхней губой, выражая полное свое презрение к увиденным
полонянкам.
"А ты как думаешь?! - мысленно возмутился мурза. - Что я тебе татарку на
ночь пришлю?! Не хочешь русскую бабу - спи один!"
Вернув нож на пояс, Алги-мурза метнул расколотый череп в пленниц. Никуда
не попал, но смех и крики одобрения среди татар вызвал. Потом поднялся и
ушел в свой шатер.
Веснушчатая, как он и приказал, лежала на ковре возле почти прогоревшего
очага. Увидев господина, она поднялась на четвереньки и уткнулась лицом в
ковер, принимая предыдущую позу.
- Подбрось кизяка в огонь, - распорядился хозяин, скидывая халат и
расстегивая пояс. - За моим местом у стены ватная подстилка лежит и
одеяло, атласом обшитое. Постели там у края и ложись на спину. На этот раз
я хочу тебя видеть.
* * *
Утреннее желание Алги-мурза удовлетворил тоже с полонянкой, на этот раз
оставив своих жен совершенно ни с чем. Пленница ему понравилась: холодная,
но покорная вначале, она быстро вспыхивала в объятиях господина, становясь
страстной и жаркой. Вся из себя гладкая и бархатистая, без оспин и почти
без родинок. Такую, пожалуй, продавать жалко, хотя цену за нее дадут
изрядную. И при стойбище в общем услужении жалко оставлять: или ошпарят на
кухне, или подростки ненасытные спортят - весь жар отобьют, сладости и
способности к ласке лишат. В общем, либо шрамов получит, либо холоду
наберется. Ни золота тогда от нее не станет, ни удовольствия.
Хозяин кочевья еще колебался, хотя единственный вывод напрашивался сам
собой...
- Тебя как зовут?
- Даша, - потупила полонянка глаза.
- Покажи руки.
Невольница, ничего не понимая, вытянула руки перед собой.
- Нет, - мотнул головой татарин. - Ладони покажи...
Ладони у девушки были розовые и горячие - Алги-мурза скользнул по ним
кончиками пальцев, отвернулся, поднял широкий пояс из толстой бычьей кожи
с висящими на нем саблей, двумя ножами, огнивом и кошелем, подпоясался.
- Старшую жену мою знаешь?
- Да, господин.
- Придет Фехула, скажи, что я беру тебя в гарем. Пусть переоденет и место
отведет. И кибитку отдельную! Поняла? - Он обернулся на всхлип и
обнаружил, что новая наложница плачет. - Ты чего?
- Домой... Домой хочу...
- Да как ты!.. - Мурза хотел дать ей звонкую оплеуху, но как-то само
получилось, что вместо этого он просто прикоснулся к мокрой щеке. - Здесь
теперь твой дом. Привыкай. Меня жди. Вернусь - подарки привезу.
- Не бросай меня! - Наложница упала на колени.
- Вот шайтан!
Мурза растерялся. В голове промелькнули рассказы о том, что из русских
женщин получаются самые ласковые и преданные жены... И самые ревнивые.
Сколько случаев было, когда детей других жен они изводили, когда соперниц
по вниманию мужа резали - не счесть.
- С собой возьми, господин! Любить каждый день стану, господин. Я ласковой
могу быть, я внимания требовать не стану. Не хочу опять одна!
- Да не могу с собой повозок брать! Верхом мы идем, торопясь... -
Алги-мурза поймал себя на том, что оправдывается. Оправдывается перед
наложницей, которая еще и часа в гареме пробыть не успела. - Вот шайтан! -
разозлился он. - Сказал: здесь оставайся! Воля моя теперь тебе защитой.
Фехула тебя оденет и место отведет хорошее, я ей сам скажу.
Татарин подумал о том, что раньше ему приходилось оправдываться только
перед старшей женой, и уже начал сожалеть о том, что взял полонянку в
гарем. Продать ее надо. И золота в казну прибудет, и лишние волнения долой.
- Я умру без вас, господин. Я руки на себя наложу. Не хочу больше одна
оставаться, не стану!
"Врет наверняка", - промелькнуло в голове Алги-мурзы, и он решительно
отмахнулся:
- Здесь оставайся. Коли смогу, нукера за тобой пришлю, позову. А пока
оставайся, я так приказываю!
Он набросил на плечи халат и вышел из шатра, с силой отшвырнув в сторону
полог.
Нукеры взятого в сопровождение десятка уже дожидались своего господина на
месте вчерашнего пиршества. Русский тоже ждал, поставив локти на холку
своей кобылы, перед седлом. Однако, видимо, с силой не опирался, поскольку
стояла лошадь спокойно.
- Припасы взяли? - излишне громко поинтересовался мурза.
- Навьючены уже, господин, - отозвался нукер Гумер, сорокалетний воин,
имеющий немалый опыт и в набегах, и в мирных переходах.
- Тогда отправляемся. - Он торопливо взметнулся в седло. - Поедим, когда
Ор-Копу увидим.
Слово свое Алги-мурза сдержал, хотя до сделанного несколько лет назад
Сахыб-Гиреем перекопа они добрались только к полудню. Животы путников к
этому времени изрядно подвело, но нукеры не смели перечить своему
господину, а русский... Ему, похоже, было и вовсе все равно -
сытно-голодно, холодно-горячо, жестко-мягко. Он рвался вперед, и пока
дорога ложилась под копыта, все остальное его вовсе не интересовало.
Подкрепившись хорошо прокопченной, слегка подсоленной кониной, они
двинулись дальше, на восток, через земли могущественнейшего крымского
бейского рода Шириновых. Один из родов, похоже, недавно откочевал с этих
мест, поскольку вместо отар и табунов маленький отряд видел только пеньки
подъеденной под корень травы да навозные катыши. Впрочем, к вечеру они
выбрались в нетронутую скотом степь, и остановились на ночлег, отпуская ни
разу не кормленных за день лошадей пастись.
Наутро они подкрепились жестким вяленым мясом, запив его густым кобыльим
молоком, и поднялись в седла. Опять потянулась бесконечная седая равнина,
полная ленивых, широких и пологих взгорков и столь же пологих низин,
совершенно одинаковых и, на взгляд Тирца, никак не отличающихся друг от
друга. Порою ему начинало казаться, что они бродят по бесконечному кругу,
- как вдруг среди дня по левую руку не появилась вдруг, словно призрак,
одинокая мечеть, ослепительно белая, с голубым куполом и четырьмя
светло-розовыми минаретами.
Незадолго до вечера впереди показалась зеленая полоса, похожая на далекий
лес. Отряд перешел в галоп и вскоре приблизился к широкой полосе растущих
поперек пути тополей и серебристых ив. Татары спешились и вошли под кроны,
ведя своих коней в поводу. Магистр последовал их примеру и, спустя
несколько минут протискиванья через густой кустарник, вышел к широкой,
полноводной реке.
Впервые за все время пути они развели костер и поели не всухомятку, а
нормальной овсяной каши с тщательно разваренным мясом, наполнили до
горлышка все бурдюки, да и сами отпились водой вдосталь.
- Поутру вверх пойдем, - пояснил развалившийся на толстом войлочном
потнике Алги-мурза. - Брод должен быть неподалеку.
"Неподалеку" в устах татарина на деле вылилось еще в полдня пути, однако
реку они пересекли, не замочив ног, - воды на перекатывающейся по
каменистому руслу стремнине оказалось немногим выше, чем коню по брюхо.
Зато на противоположном берегу они почти сразу наткнулись на отару
свежестриженных овец, похожих на яблочные огрызки на тонких ножках. Гумер,
подчиняясь кивку мурзы, поскакал к пастухам и вскоре вернулся с радостным
известием:
- Ставка мансуровского рода у Кривого колодца. Дотемна доберемся!
- Причем тут мансуровский род? - насторожился русский. - Мне ведь
Девлет-Гирей нужен!
- Девлета отец беем над Мансуровым и Меревым ногайскими родами поставил, -
кратко пояснил Алги-мурза, подгоняя пятками коня. - Где ставка Мансуровых,
там и Девлет-Гирей сидит. Теперь уже рядом.
Глава 4
Батово
C холма казалось, что пространство вокруг залито водой. Что до самого
горизонта плещется огромное озеро, из которого тут и там выглядывают
поросшие лесом макушки холмов, темнеют тростниковые заросли, почему-то
сильно смахивающие на макушки пирамидальных тополей. Местами островки
почему-то выглядели, как сметанные вокруг высоких шестов стога сена.
Временами по поверхности озера прокатывалась волна ветра, и по нему
начинали течь медленные, величественные волны.
- Красиво-то как, - вздохнула Юля.
- Сейчас, боярыня, - потрепал по гриве своего скакуна Сергей Храмцов. -
Сейчас ярило наше поднимется, враз туман разгонит. Моргнуть не успеете.
- Жалко, - тряхнула головой женщина. - А впрочем, пускай. Земля наша в
любом виде прекрасна.
Корочаевский боярин покосился на перо, торчащее высоко над беретом, но
промолчал. В этот миг полыхнуло заревом над далеким горизонтом, появился
край ослепительного диска, начал вырастать, расплескивая яркие лучи - и в
тех местах, куда они падали, озерная гладь действительно мгновенно
пересыхала, обнажая скрытые под собой луга, заросли кустарника и дубовые
рощи. Смерды, скинув шапки, торопливо крестились и кланялись древнему
божеству, бояре тоже не удержались и осенили себя крестами.
- Смотрите, река! - вытянула руку Юля. - Это Оскол?
- Нет, - покачал головой боярин Сергей. - Это Бабий ров. Оскол туда,
дальше, еще около версты.
- А почему Бабий?
- Сказывают, когда Змей-Горыныч полон на юг гнал, то притомился очень,
поспать захотел. А чтобы бабы, пока он дрыхнет, не сбежали, ров прорыл, от
Оскола до Оскола. Вот они все на острове и оказались. Ваши, кстати, земли.
Лес там небольшой, и луга. Плохо только, половодьем его заливает. Так что
усадьбы там не поставить: не снесет, так затопит. Не затопит, так погреба
подмочит.
- Если это наши земли, - встрепенулась Юля, повернувшись к мужу, - давай
здесь дом поставим, на холме? Самое красивое место!
- Это земли воеводские, - разочаровал ее кареглазый витязь, - до ваших еще
верст пять. Но там тоже холмы есть.
- Так тогда поехали! - ожег плетью коня Григорий Батов. - Чего ждем?
Остановившийся встречать зорьку обоз сдвинулся с места и покатил вниз по
заросшему сочной травой склону. Они выехали на берег Бабьего рва, проехали
несколько верст под раскидистыми ветвями вековых дубов, по песчаной отмели.
- Татары это место любят, - хмуро отметил боярин Храмцов. - Коней поить
удобно. Они ведь в набег как раз вдоль рек идут. Орду колодцами не
напоить, она реку выхлебать способна. Вот и идут на Русь вдоль Оскола и
Донца.
Варлам и Григорий переглянулись. Получалось, многотысячные татарские рати
будут ходить север через их поместья! Только теперь они начали осознавать,
какую именно награду получили от государя за лихой набег на Дерптское
епископство. Дескать: любите саблями махать - вот и машите. А заодно на
своей шкуре попробуйте, что такое - набег. По делу и награда...
- Да не пугайтесь вы! - завертел головой Храмцов. - Сейчас степь выгорела,
хода по ней нет. Зимой тоже, кони от бескормицы подохнут. По весне степью
не проехать: такая грязь на ногах виснет, что сдвинуться невозможно. Ну,
да сами увидите. Вот как подсохнет, тогда надо опасаться. Впрочем,
разъезды уходят в дозор постоянно. Мелкие разбойничьи племена могут и в
неурочное время подойти... Жизнь как жизнь, бояре! - неожиданно повысил он
голос, заметив нахмурившиеся лица. - Тридцать лет здесь живем, и целы!
Отец мой сюда переехал, когда я под конем во весь рост проходил.
Оскола-крепости в помине не стояло. Дикие земли, ни единой христианской
души вокруг. И ничего, в своей постели умер. И я пока еще жив!
Он огрел коня плетью, вынесся вперед на полсотни саженей - там, перед
широким лугом, упершаяся в каменистую россыпь дорога снова поворачивала от
реки.
- Ну что, боярин Варлам, топор далеко спрятал? Пора чурку втыкать. Земля
твоя отсель начинается. - И, пригладив русую бороду, Храмцов добавил: - С
приездом, бояре!
* * *
По уговору братьев, усадьбы для каждого они собирались рубить все вместе,
но по очереди. Первому, естественно, Варламу - как единственному
семейному. Но с делом этим не торопились: усадьба не шалаш, не на день -
на века ставится. Посему место следовало выбрать доброе, чтобы правнуки
потом предка не ругали. Хорошо, коли река рядом - но нельзя, чтобы
половодье погреба подтапливало или избы подмывало. Такое место обычно на
холмах встречается: но на случай набега вражьего колодец свой нужен -
стало быть, не скалистый холм должен быть, земляной. И чтобы заезд на
повозке оказался удобный, чтобы скот, в усадьбу поднимающийся, ноги не
ломал - но и чтобы чужой человек так просто к стенам подобраться не смог.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг