высоких столбах - но без окон и дверей.
- Ни фига попали, - присвистнул Немеровский, роняя раскладушку на землю и
опираясь на нее всем весом. - Концлагерь, что ли?
- С чего ты взял? - удивился Росин, сбрасывая свою кровать рядом.
- Ну, - пожал плечами Миша, - большой барак для проживания, избушка без
окон: карцер. Просто мы зациклились на прошлом, а ведь нас могло занести и
в параллельный мир. Может, тут первобытнообщинный строй? Все племя живет в
одном доме...
- Вы чего, совсем очумели? - остановился рядом Картышев. - Русской избы
никогда не видели? У нас всегда дом и двор под одну крышу подводили. Зимы
холодные, иначе нельзя. При минус двадцати на улице в отдельном сарайчике
скотина вся померзнет. Да и овощи заморозков не любят. А поодаль стоят
овины или бани. И те, и другие горят часто, поэтому их всегда в сторонке
строят.
- Вот блин! - восхитился Немеровский. - А нам, помню, в школе объясняли,
что крестьяне жили настолько тесно и бедно, что всю скотину держали в доме.
- Правильно объясняли, - кивнул Игорь, - в доме и держали. А дом делился
на две основные части: жилую и двор. Если вам скажут, что кур тоже держали
в доме, это не значит, что они скакали по полатям и печи, а то, что для
них имелась загородка в подполе.
- Пять никто не шевелится, - вздохнул Юшкин. - Еще одна мертвая деревня.
Уставшие за долгий переход люди, втягиваясь на поляну, не спешили входить
в незнакомую деревню, отдыхая неподалеку от стоящего на опушке дома.
Многие ратники снимали рюкзаки, крутили руками, разгоняя по жилам
застоявшуюся кровь.
- Стемнеет скоро, - посмотрел на часы Росин. - Пожалуй, всех ждать не
станем. Миша, вы с Юрой Симоненко, пройдетесь по домам с левой стороны,
посмотрите там что и как. Только осторожно! Не забудьте, как лихо стрелы
из-за деревьев вылетать умеют. Мы с Игорем по правой стороне пройдем.
Остальные посередине идите, и оружие держите наготове. Если с нами что
случится - выручайте.
Избавившись от рюкзака, Костя отвязал от станины щит, одел на голову
вязанную шапочку и шлем: мало ли кому в доме взбредет сковородой ему по
голове вметелить? Меч на поясе висел игровой, с затупленной режущей
кромкой, а потому в руку он взял топорик. Великолепная вещь: и шлем вместе
с головой разрубить можно, и милиция его за оружие не считает.
- Пошли?
- Угу, - кивнул Игорь, поигрывая тяжелым кистенем.
Костя поднялся на крыльцо ближнего дома, мимоходом отметил, что дверь
висит на двух петлях с длинными крепежными пластинами, и рванул створку к
себе. Они попали в небольшую прихожую, а за ней - в обширное помещение с
побеленной русской печью и старательно выскобленным сосновым полом. В углу
стоял стол, на котором кверху ножками лежали два табурета. Под столом пах
чем-то кислым большой глиняный горшок. Судя по обилию на полках деревянных
ложек и мисок, это была кухня.
В духе американских военных боевиков, Росин жестом указал Игорю налево, за
печку, на притворенную дверь. Картышев кивнул, зашел внутрь, вскоре
вернулся:
- Там в комнатах никого нет, мастер. Только стол да пара топчанов.
Костя понимающе моргнул, толкнул дверь направо. Он оказался на длинном
балкончике над обширным помещением, разбитым на несколько секций жердяными
перегородками. Здесь густо пахло пряностью и немного - землей. Вниз с
балкона вела обычная лестница, упирающаяся в затворенные ворота. У
лестницы, в наружной стене, имелась еще дверь. Росин не поленился дойти до
нее, открыл. Это был привычный деревенский туалет. А над головой,
наваленное поверх сруба, излучало ароматные запахи плотно набитое сено.
- Так вот ты каков, русский сеновал, - пробормотал мастер и понял, что
сегодня останется спать именно здесь.
Он вернулся в дом, махнул Игорю. Они вместе вышли наружу и сбежали вниз по
ступенькам.
- Здесь все в порядке, располагайтесь, - крикнул Костя выходящим из леса
людям и мысленно прикинул: двести человек на шесть домов, это чуть больше
тридцати человек на избу. Вполне нормально получится. Не теснее, чем в
блочной "хрущевке".
Они двинулись к следующему дому, и Росин с изумлением увидел сидящего на
завалинке64 старика. Он тряхнул головой, не веря собственным глазам, а
потом кинулся вперед.
- Добрый вечер, отец, - все еще не веря, что видит перед собой
нормального, живого человека, поздоровался Костя. - Как настроение, как
погода?
- Что ты вылупился на меня, аки на старца на осле? - отверз уста старик. -
Нешто мыслишь ходить по земле израилевой, и ноги свои не отсушить? Но
видит, видит тебя который есть и был и грядет, и от семи духов,
находящихся перед престолом Его, и от Иисуса Христа, Который есть
свидетель верный, первенец из мертвых и владыка царей земных, готовит свои
медные трубы, выпускает ангелов числом четырехxxxvii.
Слегка ошалевший отпором деревенского старикашки и ничего не понявший в
череде вроде бы русских слов, Росин отпрянул. А говорливый туземец,
подперши подбородок клюкой, продолжал и продолжал обличать незваных
пришельцев.
- Подожди, его иначе надо, - улыбнулся нагнавший мастера Картышев. - Вот,
слушай: "В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и
пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою. И сказал Бог: да
будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог
свет от тьмы. И назвал Бог свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было
утро: день один. И сказал Бог: да будет твердь посреди воды, и да отделяет
она воду от воды. И стало так!".
Старик запнулся на полуслове, оторвал одну руку от клюки и осенил себя
крестом:
- Никак христиане?
- Свои мы, отец, свои. Никого не тронем, завтра дальше пойдем.
- "Бытие-то" ты откуда знаешь, танкист?
- Два раза в госпитале смерти ждал, - перекрестился Игорь. - Господь спас.
- Спроси его, где мы находимся?
- Сие есть земли святые, израилевые, дарованные Господом, отдавшим сына
своего за греши наши...
- В эмиграцию, что ли занесло? - огляделся на окрестные сосны Росин. -
Непохоже. А год сейчас какой?
- Семь тысяч шестидесятый год от сотворения мира, - осенил себя
троекратным крестом старик и низко поклонился.
- Тысяча пятьсот пятьдесят второй, - произвел мысленный перерасчет Росин,
и сделал краткий, но емкий вывод: - Жопа...
От крайнего дома послышался крик, чей-то смех и истошный женский визг.
Костя увидел, как Мише Немеровский выволакивает на улицу низкорослого
мужичка, а следом могучий Юра Симоненко выносит за загривки на крыльцо
двух теток. Росин моментально забыл про старика и кинулся навстречу.
- Вот, - жизнерадостно похвастался Немеровский. - В подполе прятались.
- Отпусти.
Миша неохотно подчинился, Юра тоже оставил обеих теток перед председателем
клуба. Перепуганные крестьяне жались друг к другу, но попытки убежать не
предпринимали. Понимали: раз уж попались, то никуда теперь не денешься.
Мужичек с драной бороденкой, баба лет сорока и девчонка лет пятнадцати,
закрывающая обеими руками причинное место. Боялась, видно, что забыть про
него могут.
- Это чья земля? - спросил Росин.
- Боярина Иванова, эта земля, воевода, волостника князя Шуйского, - с
готовностью сообщил пленник.
- А год сейчас какой?
- Семь тысяч шестьдесят первый год от сотворения мира, - ни единым жестом
или словом не выдал крестьянин своего удивления странному вопросу.
- Зовут-то тебя как?
- Харитоном меня зовут, воевода. А это баба моя, Прасковья, и дочь
Алефтина.
- Слушай меня внимательно, Харитон. Мы свои, русские. Трогать вас не
станем, грабить тоже. Переночуем только, а завтра дальше уйдем. Но вот
припасы у нас кончились. Придумай, Харитон, как бы нам всем поужинать, да
завтра с утра перекусить. И с собой нам чего-нибудь придумай. Денек у нас,
правда, нет, но мы по бартеру заплатим. То есть, сменяемся.
- Есть, есть барин, - торопливо закивал мужик. - Рожь в овине оставалась,
крупа кое-какая в подполе. Прасковья бочонок грибков соленых спрятанных
достанет.
- Миша, помоги человеку, - ласково попросил Росин. - Не управится ведь
один.
- Как скажешь, мастер, - и Немеровский звонко хлопнул Харитона по плечу: -
Ну, пошли, сердешный, показывай.
Прасковья, опасливо покосившись на Симоненко, возвышающегося над женщиной
почти на полметра, дернула дочку за сарафан и засеменила следом.
- Одна тысяча пятьсот пятьдесят второй, - пробормотал Костя, глядя на
сверкающую Юрину кирасу. - Охренеть...
Храпша
На пуховой перине Зализе спалось тепло и мягко - и он поднялся куда позже
обычного. Во дворе усадьбы уже позвякивали оружием подошедшие из ближних
деревень воины, а к воротам продолжали подъезжать все новые и новые
всадники. Поскольку дальнего похода не намечалось, ополченцы собирались
без заводных коней. Припасов они также не везли - рассчитывали на прокорм
у боярина. Кроме того, с окрестных селений подъезжали так же людишки с
женками и детьми. Самые зажиточные прикатили на телегах: до Кипени и
Забородья от усадьбы вел хорошо накатанный тракт.
Двое смердов в рубахах с мелкими подпалинами - видать, кузнецы - возились
у камнеметательного механизма, крепя новую петлю65. Где боярин Иванов
добыл это сооружение, опричник не знал - вчера, вроде, не было. На валу
смерды проверяли прочность тына и затаскивали на вал крупные деревянные
чурбаки: свалить на голову врагу все сгодиться. Подготовку к обороне
волостник князя Шуйского наладил хорошо, не в первый раз от всяких шаек
отбивался.
Почти всех воинов Дмитрия Сергеевича Зализа знал: кого под Казанью видел,
к кому и в деревню заезжал. Опричник прошел по двору, здороваясь с каждым
особо, после чего вернулся в горницу боярского дома. Здесь же оказался и
хозяин.
- Мои все собрались, Семен Прокофьевич, - не без гордости сообщил
волостник. - Причем Алексей Курапов сына старшего привел. Мурат вчера
ответил, до полудня подтянется. Успеет до подхода ворога, как считаешь?
- Бог даст, успеет, - перекрестился опричник. - У тебя припасов-то на
осаду хватит? Почитай, год заканчивается, скоро новый урожай поспеет.
- Не боись, - усмехнулся боярский сын, - саламату66 хлебать не придется.
- И то хорошо, - кивнул Зализа.
- Откушаешь с нами, Семен Прокофьевич, али в Копорье поскачешь?
- Откушаю, - кивнул опричник. Он хотел лично убедиться, что странные
сарацины сели в осаду вокруг Храпши, а не отправились дальше бродить по
Северной пустоши.
На этот раз за столом собралось непривычно много народа: здесь сидело
восемь витязей, пришедших защищать крепость от нашествия иноземцев.
Правда, каждый из них предпочел бы, чтобы на длинных скамьях было еще
теснее. Помолившись, они приступили к трапезе. Обычных шуток и смеха в
горнице не звучало: каждый знал, что уже после полудня может оказаться в
самой гуще смертельной сечи против куда более многочисленного врага.
- Барин, - кубарем влетел в горницу мальчишка. - Засечник скачет!
- Идут, - понимающе перекрестился волостник. - Как въедет, зови его сюда.
Пусть подкрепиться с дороги. А нам пора на стены. Ступайте за луками,
братья.
Но луки не понадобились: едва спрыгнув с коня, Василий увидел вышедших на
крыльцо воинов и тут же предупредил:
- Не пошли сюда сарацины! К Мухоловке и Горбункам поворотили, к морю.
- Как же так? - с удивлением оглянулся на опричника Дмитрий Сергеевич. -
Пошто на Горбунки?
- Упредили, Василий? - растолкав витязей, приступил к перилам Зализа.
- Осип вперед по деревням поскакал. Успеют спрятаться.
- Догонять их надо! - тут же предложил кто-то из ополченцев. - Посечь,
пока беды не наворотили.
Боярин Иванов выжидающе смотрел на опричника. Его понять можно: вороги
идут по его земле, разоряют его деревни. И хотя иноземцев в двадцать раз
больше, это не значит, что нельзя малыми силами вырезать их разъезды и
сторожевые отряды. Но хотя хозяин земле Дмитрий Сергеевич, но государев
человек здесь Зализа, и его слово может перекрыть волю поместного боярина.
- Мурата с его ополчением дождемся, - решил Семен. - Потом пойдем,
попробуем вражий доспех на прочность.
От принятого решения по спине побежали холодные мурашки - не от страха,
нет. Просто уже два года ни разу не рубился Зализа в настоящей сече, не
шарахался от падающего на голову клинка, не ощущал бессильных тычков
бьющих на излете стрел. Предвкушение настоящей, горячей битвы, а не
беготни по усадьбам за ополчением заставило сильнее биться сердце и
быстрее струиться кровь.
- Копья нам выдай, Дмитрий Сергеевич, - попросил опричник. - Без них по
лесу ездить хорошо, а латников колоть трудно. И засыпай торбы. Солнце уже
высоко, скоро татарин подойдет.
Задерживающийся боярский сын Мурат Абенович Аваров был дальним потомком
одного из суздальских князей. Несколько поколений его отцов служили на
Волге казанскому хану, а отец, ногайский сотник, под рукой Менгли-Гирея
ходил с Великим князем Иваном Васильевичем воевать Литву67. Татарин, одним
словом. В Литве, под Опановым, ему по локоть отсекли левую руку. Сотника
увезли лечиться в Псков, где прадед нынешнего князя одарил татарина за
храбрость тремя деревеньками в недавно отошедших под Москву новгородских
землях. Внешне боярин Мурат никак не отличался от прочих русских витязей.
Разве только шелом носил с опушкой из чернобурки и совсем без
бармицыxxxviii. Лет ему было уже немало, но рука твердо держала меч и
поводья. В поход с собой Мурат выводил не вооруженных смердов, а своих
собственных сыновей, и малая дружина его держалась друг за друга очень
крепко.
Все тело Никиты словно покалывало крохотными иголочками, голова кружилась,
воздуха в легких не хватало и приходилось дышать мелкими маленькими
вздохами. Лежа с закрытыми глазами, он все пытался понять - что за заразу
и где он мог подцепить? Иногда даже Хомяк начинал подозревать разносчицу в
Насте, но признаки не сходились: первый раз он ощутил слабость практически
сразу после близости с ней, а любой болезни, как известно, необходим
инкубационный период.
- Налить тебе пить, суженый мой? - услышал он голос девушки и открыл глаза.
- Кофе бы горячего, - попросил Никита, увидел растерянное ее лицо и
покачал головой: - Просто горячей води налей.
- Я сбитень сделала, - сообщила Настя. - Очень хорошо с медком от
болезней. Принести?
- На стол поставь, я сейчас встану.
- Тебе же тяжело, Никитушка.
- Встану, - упрямо повторил Хомяк. - Сети второй день не проверены. Рыба
тухнуть начнет, всех прочих распугает. Это свиней ты покормить можешь, а
сети тягать - не женское дело.
Он с силой рванул на себе простыню и рывком сел, а потом, опершись на
лавку, поднялся на ноги.
Настя метнулась за ковшом, зачерпнула из горшка пряного горячего напитка
испуганно протянула ему. Он осушил корец одним глотком, даже не
почувствовав его температуры, протянул девушке:
- Еще!
Выпил второй, потом третий. Почувствовал, как по телу растекается тепло.
Одновременно с теплом в сознание начали проникать запахи - вкусные ароматы
от печи, и запах летней свежести с улицы. Он услышал шелест ветра, стрекот
кузнечиков, пение птиц. Хомяк отодвинул хрупкую бледную Настю, шагнул
наружу, подставил лицо солнцу.
- Боже мой, я и не думал, что замерз до такой степени! - пробормотал
Никита, впитывая всем телом полуденные лучи. - Давно поры было на улицу
выползти...
- Завтракать будешь, родной мой? - послышался заботливый голос девушки.
- Потом, - отмахнулся Хомяк. - Поплыву снасть проверить, пока силы есть.
- Ты береги себя, - тревожно напутствовала его Настя. - Осторожнее.
- А, - отмахнулся мужчина, направляясь к реке. - Что со мной случиться
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг