Поутру чухонцы накормили засечников рыбной кашей с грибами, поднесли
сладковатого сыта, и стали отгонять с лес пронзительно визжащих поросят,
величественно пережевывающих жвачку коров, пузатую лошадь и весь куриный
выводок. Все прекрасно понимали, что уткнувшиеся за Кузькиным ручьем в
непроходимые болота, неведомые чужаки сегодня пойдут назад.
Дворкину и Старостину, явившимся поутру с довольными, лоснящимися рожами
он приказал отвести подальше коней, а сам удобно разлегся за небольшой
кочкой, прикрытой с одной стороны широкой лужей, а с другой - густым
малинником: незаметно не подберешься.
Сарацины - впрочем, в том, что на берегах Невы объявились именно
басурмане, Зализа уже начал сомневаться - сарацины появились задолго до
полудня. Видно, ушли от Кузьмина ручья спозаранку. Бестолково столпившись
на поляне у часовни, они о чем-то недолго поспорили. Опричник вновь
подивился опрометчивости странных ратников, не выставивших дозоров, не
поставивших сторожей. В сторону деревни от чужаков отошло несколько
бездоспешных, безоружных мужиков, каковые вскоре вернулись. Возник новый
спор. Наконец кованые ратники первыми ступили на дорогу на Копорье идущую
через Вилы и Храпшу, скрылись среди густого ельника. Следом двинулись
безоружные смерды и бабы, а замыкали колонну воины, удивительно похожие на
ливонских латников. Похоже, колдуны надеялись уже не только на чародейскую
силу, но и на грамотно организованный походный строй.
Немного выждав, дабы чужеземцы успели уйти подальше, Зализа поднялся с
земли, перекрестился на гордо вскинутый часовней крест и громко, истошно
замяукал на голубое небо. Тому были свои причины: пройди сейчас хоть
небольшой дождь, дорога в жилые места Северной пустоши мгновенно
размокнет, и до Вил ворогам придется идти не полдня, а недели две, не
меньше. Но небо сияло девственной чистотой: господь не желал облегчать
жизнь своим преданным рабам.
Вскоре затрещал кустарник, к реке выехали засечники. Опричник поднялся в
седло своего коня, пришпорил его, помчался к устью Ижоры. Перейдя речушку
вброд, всадники по берегу поднялись на несколько гонов, миновали засеянное
гречихой поле, обогнули лесной тропкой небольшое болотце, снова вышли к
речушке, пересекли ее вброд, по песчаному руслу ручья поднялись на
пересохшее к середине лета болотца и по нему легко обогнали пеших чужаков
на несколько верст. У березового россоха отряд повернул налево, проскочил
мимо озер и остановился на привал. Коней Зализа велел держать под рукой, а
самим засечникам разрешил отдыхать, поглядывая в сторону дороги.
Чужеземцы появились на дороге спустя несколько часов. Россох миновали без
остановки и малейшего колебания - и двинулись дальше на Вилы.
- Садитесь им на хвост, ребята, - поняв, что его землям ничего не
угрожает, Зализа заметно повеселел и птицей вспорхнул в седло своего
верного Урака. - Я в Храпшу, к боярскому сыну Иванову поскакал. Туда и
вести везите.
Сам опричник широким наметом обогнул окруженное березами озеро пересохшим
болотом, выскочил на дорогу примерное в версте перед чужеземцами и
помчался в Вилы. Часа через два он оказался на россохе между вытянувшимися
в два ряда шестью русскими избами. Прямая тропа уходила еще к двум
ивановским деревушкам и дальше, к Невской губе, а проезжая дорога
сворачивала налево, к Храпше и дальше, на Копорье.
В деревне царила полная тишина - видать, Осип успел предупредить местных
людишек об опасности. Только у крайнего дома, на самой опушке, сидел,
опершись подбородком на клюку, дед Путята. Сколько ему лет, не мог счесть
никто, но уже годков десять ноги деда не носили совсем, а от набегов он
перестал прятаться еще раньше, считая, что свое отжил. Вот так, на
скамейке у избы, он благополучно пересидел аж шесть мелких и крупных
набегов. Безобидного старика не тронули ни буйные жмудины, ни дикие свены,
ни даже пустоголовые ливонцы.
Зализа спустился на землю, не спеша переседлал коней. Откуда-то со стороны
вылетела лопоухая псина и принялась заливисто брехать на государева
человека, аж подпрыгивая от старания. Опричник осторожно подтянул к себе
колчан, вытянул лакированный татарский лук, тупую охотничью стрелу, резко
развернулся и щелкнул тетивой. Собачка коротко тявкнула в последний раз и
распласталась в пыли.
Семен подошел к ней, вытаскивая острый засапожный нож, быстро и умело
отсек голову, продернул сквозь загривок ремешок.
- Выгрызать измену, как собака, выметать изменщиков, как метла, - негромко
пробормотал он государев наказ, и подвесил оскаленную мертвую голову к
седлу. Чай не в дикий лес, в поместье княжеского волостника направляется.
Значит, выглядеть должен, как настоящий государев человек, а не земский
боярин какой-нибудь.
До Храпши оставалось верст десять. Два часа хода неспешной рысью.
Слабость растекалась по всему телу с каждым ударом пульса. Казалось, по
жилам вместо крови течет зимний холод, и сердце старательно перекачивает
его к каждой, самой маленькой и далекой клеточке организма. Никита
тихонько кашлянул и открыл глаза. Нет, в горле не першило, пар изо рта не
шел, ранние заморозки к нему на постель не упали. И нем не менее, он
чувствовал сильнейший озноб, а попытка просто подняться с тюфяка стоила
огромного напряжения.
- Ты проснулся, суженый мой? - появилась из-за печи Настя. - Сейчас, каша
поспеет.
Ладная, статная - хотя и неожиданная миниатюрная, в свободной рубашке,
просвечивающей на фоне открытой двери, она вызвала в Никите приступ
желания и удивления: как такая красавица могла оказаться в глухом
медвежьем углу, как решилась сама придти ночью к нему в постель - хотя у
нее отбою от кавалеров быть не должно.
- Доброе утро, Настенька, - улыбнулся он и увидел на ее губах ответную
улыбку.
Хомяк сделал над собой усилие, поднялся, твердым шагом дошел до дверей, а
от нее - до кустиков под холмом. Туалета в деревне он вчера не нашел и
бегал, как принято за городом - в кустики. Строить и строить надо было в
этой деревне, чтобы в приличный вид ее привести!
Поднимаясь к дому он вдруг упал - неожиданно для себя самого. Ноги наверх
нести отказались, и все! Никаких болей, никаких недомоганий - только
слабость и недоумение от нее. Никита немного отдышался, оперся руками о
землю, встал, торопливо преодолел оставшиеся метры, вошел в жилище и
присел на перевернутое ведро.
- Сейчас, милой, сейчас, - Настя ухватом ловко вытянула из печи низкий
широкий горшок, заглянула внутрь, прикрыла крышкой. - Хлеба испечь не
смогла. Не обессудь, Никита.
Хомяк открыл было рот для привычной фразы: "Сейчас сбегаю", но вовремя
остановился. Куда сбегаю? В Питер? В Москву? Да существуют ли они вообще...
Девушка смахнула со стола что-то невидимое, придвинула лавки:
- Садись, Никитушка.
Это расстояние мужчина преодолеть смог.
Настя поставила горшок на угол стола, так, чтобы обоим достать было
несложно, протянула ему ложку, сняла крышку. Вырвалось облако пахнущего
дымом, еловой горчинкой и речной свежестью пара. В животе моментально
заурчало. Девушка ждала. Никита взял у нее ложку и , как хозяин дома,
первым зачерпнул разваристую пшенную кашу.
После нескольких ложек горячей снеди оказалось, что под верхним слоем
пшена уложена белое рыбное мясо, из которого хозяйка тщательно выбрала все
косточки, потом шел еще слой каши, ниже - грибы, а на самом дне - крупные
луковые колечки. От сытости Хомяк мгновенно осовел - Настя помогла ему
перебраться на тюфяк и заботливо укрыла.
- Устал, мой желанный. Спи.
- Свиней покормить надо, - вяло дернулся бывший чиновник. - Косу найти.
- Я все сделаю, - погладила она его по груди. - Спи.
Хомяк снова словно провалился в бездну, и все падал, падал и падал, а
когда открыл глаза, то увидел сидящую рядом, яркие глаза улыбающейся
Насти. Судя по освещению окна, он понял, что проспал несколько часов и
прислушался. Нет, свиньи недовольно не хрюкали, не возмущались. Значит,
покормлены. По дому витали запахи новой снеди - похоже, он проснулся как
раз к обеду.
Никита выпростал из-под простыни руку, погладил девушку по щеке. Она с
готовностью прижалась к его ладони, потом отпрянула, торопливо стянула с
себя рубаху и нырнула в постель и прижалась к нему. Тело ее в первый миг
показалось невероятно холодным, но быстро согрелось, а ласковые губы и
тонкие пальчики быстро дали понять, чем он может отблагодарить свою
нежданную знакомую за заботу.
Настя опять опустилась на него сверху и медленно, никуда не торопясь
довела, явно сама получая от происходящего наслаждение, до самого пика. От
сильного толчка она едва не слетела на пол, но торопливо вернулась назад,
провоцируя своего любовника на все новые и новые приступы страсти. Никогда
в жизни Никита не кончал так долго - словно запасы семени копились в его
огромном теле всю жизнь именно для этого момента. Наконец все завершилось,
и он опять провалился беспамятство блаженной истомы.
На беду, или на удачу, но мимо Храпши, почему-то именуемой в московских
писчих книгахxxxvi Ропшей, проходило сразу два пути. В жаркие месяцы -
летник60 от орехового острова по Неве и к Копорью, а когда лесную тропу
заваливало снегом, от замерших Шингары и Стрелки путники протаптывали
зимник к Ижоре. Всякого рода коробейники-афени, разный путешествующий люд
платили деревенским за еду и ночлег, продавали подешевле товары, если
были, иногда расщедривались на "прогонные61". Однако по тем же путям
бродили и лихие люди - а потому вместо выгоды местным жителям порою
случался и разор. Еще неподалеку от деревни, в местечке Кипень, по сей
день скрывались тайные язычники, поклоняющиеся бьющим там горячим ключам,
ако Господу. От этих идолопоклонников всегда можно было ждать измены,
продажи рабов христовых пришедшим со стороны басурманам. Вдобавок, вокруг
Храпши раскинулись редкие в Северной пустоши места, где имелась хорошая
землица и почти не чавкало болот. Знающие лиходеи шли сюда специально в
надежде на хорошую поживу с зажиточных людишек.
Лет сто назад прадед нынешнего волостника покончил с этим безобразием,
заставив своих смердов в качестве барщины или оброка обнести Храпшу
земляным валом, и поставив поверху частокол. Укрепление показало свою
неожиданную надежность и в последнее время, когда дикари начали брать с
собой в набеги пушечки и пищали. Каменные ядра легко ломали деревянные
стены, но в земляном валу застревали, не причиняя вреда. Теперь окрестные
людишки в случае опасности не таились по окрестным лесам, боясь
предательства или умения ворога читать следы на тропинках, а скрывались в
крепостице, помогая барину отбивать станичников.
Службу подворники Ивановские несли справно: у распахнутых двойных ворот
повод коня торопливо перехватил рыжий кудрявый мальчишка, спешившемуся
опричнику с дороги тут же поднесли холодного шипучего кваску. И только
после того, как гость утолил жажду и чуток размял ноги, навстречу ему
вышел боярский сын Иванов:
- Ну, здравствуй, Семен Прокофьевич, как здоровье твое, как дела
порубежные?
- И ты здоров будь, Дмитрий Сергеевич! - Зализа широко раскрыл руки и оба
служилых человека крепко обнялись.
С боярским сыном Ивановым Зализа так же познакомился под Казанью. Хотя
поместники князя Шуйского числились в Царском полку, а черносотенцы попали
в Сторожевой, караульные разъезды нередко заносило в чужие порядки, и пару
раз будущий опричник грелся с потомственным помещиком у одного костра.
- Проходи в дом, Семен Прокофьевич, - пригласил хозяин, - к столу
присаживайся. Сейчас девки щей горячих нальют, буженины порежут. Что
скажешь, чем порадуешь?
- Экий ты, Дмитрий Сергеевич, - укоризненно покачал головой Зализа. - Ты
гостя сперва накорми, баньку истопи, а уж потом про дела спрашивай.
- Будет банька, - кивнул хозяин, - сей же час распоряжусь.
Он уселся перед пустым столом, жестом пригласив опричника присесть рядом,
раздраженно стукнул кулаком:
- Да где они там?! Спите, что ли?
Мелко засеменили шаги, трое пухлых румяных девок внесли медницы с хлебом,
нарезанной толстыми ломтями бужениной, несколько плошек с солеными
грибами, мочеными яблоками, порубленной с капустой морковью, несколькими
расстегаями62. Похоже, гость приехал не ко времени, и горячей снеди, кроме
недоеденных за обедом щей, не имелось.
Одна из девок принесла, обхватив полотенцем, горячий горшок, поставила на
стол, тут же налила из него в медную тарелку с искусно прочеканенным краем
пахнущую грибами похлебку, поклонилась:
- На здоровье, Семен Прокофьевич.
- Спасибо, Лукерья, - узнал ее опричник, отломал себе краюху хлеба и
взялся за ложку. - А вести у меня, Дмитрий Сергеевич, такие: идут сюда
чужеземцы числом около сотни кованной рати и полусотни бездоспешных.
Хозяин поперхнулся невовремя выпитым квасом.
- Ты так не пугайся, Дмитрий Сергеевич, - невозмутимо продолжил Зализа,
продолжая прихлебывать щи. - К твоей деревеньке Вилы они выйдут никак не
раньше, чем сегодня в темноте. Их Осип ужо упредил. А сюда попадут разве
завтра после полудня.
Боярский сын подскочил к открытому окну и громко заорал:
- Савелий, Федор, Порфирий! Коней седлайте, немедля!
- И к татарину вестников пошли. Может, успеет до завтрашнего полудня
подойти.
- Ливонцы? Свены? - оглянулся на опричника хозяин.
- Странные люди, Дмитрий Сергеевич. С бабами идут, но оружные, нескольких
варягов живьем сожгли, но у Ижоры ни одной курицы не тронули, и часовню
Александрову не осквернили. Однако сотня ратников в броне. Да и откуда
взялись, непонятно.
- Ты засечников своих оставишь, Семен Прокофьевич? - настороженно
поинтересовался Иванов.
Зализа немного подумал, и кивнул. Волостник Иванов мог поднять со своих
земель пятерых ополченцев, его сосед Мурат - троих. С его засечниками
получится больше десятка бронных. Да еще подворники боярские, да смерды
соберутся. Баллисты63 две издавна во дворе стоят. Можно отбиться, можно.
Вот только самому Зализе придется мчаться со всех ног в Копорье, пятину
ополчать, боярскому сыну на выручку идти.
- Извини, Семен Прокофьевич, оставлю тебя ненадолго, - кивнул опричнику
хозяин. - Распоряжусь пойду, кому куда скакать.
Опричник понимающе кивнул. Он свое дело сделал, об опасности предупредил
почти за день. Теперь волостник кого нужно в крепость вызвать успеет, кого
нужно - в лесах прикажет укрыть. К вечеру управится.
В баню хозяин с Зализой все-таки сходили, но удовольствия привычного не
получили. Постоянно витала в парном воздухе мысль о пришедших на землю
ворогах, и не могли от нее отвлечь ни обжигающие березовые веники, ни
сенные девки, подошедшие кровь разогнать. Служилые люди думали о
завтрашнем дне. После бани Зализа даже отказался от того, чтобы Лукерья
показала ему спальня, бухнулся в мягкую перину и долго ворочался с боку на
бок, словно на жесткой утоптанной земле.
Поутру в лагере возникла перебранка: кому уже сегодня на работу пора, кто
куда поехать собирался, но никакой пользы она не принесла - все равно путь
с болотного острова оставался один. Все, что могли сделать участники
фестиваля, это обойти болото и попытаться пробиться к городу с другой
стороны.
Память о прилетающих из леса стрелах еще не успела рассосаться, и путники
двигались плотной группой. Даже на привалах женщин и индейцев ливонцы и
ратники из "Черного Шатуна" норовили посадить в середину, подставляя
таинственным недоброжелателям кольчужные или латные спины. Люди еще
надеялись попасть в родные дома, и только этим можно объяснить, что до
вечера путники смогли отмахать по узкой натоптанной тропинке, виляющей
среди деревьев и поросших камышами прогалин больше двадцати километров
почти без отдыха. По прикидкам Росина, они уже успели миновать и Колпино,
и Пушкин с Павловском, пересекли Московское и Киевское шоссе - но не
встретили никаких признаков, и даже следов цивилизации! В голову все чаще
и чаще лезли мысли о реальности того, чего в принципе быть не могло.
Около восьми часов вечера тропа вывела их к колосящимся еще зелеными
хлебами полям. Все приободрились подобному близкому признаку жилья, и
действительно - минут через двадцать деревья раздвинулись и на широкой
просеке показалось несколько огромных сараев, напоминающих старые
деревенские клубы. Бревенчатые строения метров семи-восьми в ширину, не
меньше двадцати в длину и под пять метров высотой, не считая кровли. Окна,
закрытые ставни, имелись только на торцах и поднимались на высоту почти
трех метров над землей, крылечки, к которым вели широкие лестницы - на
высоту примерно двух метров. Между домами стояли небольшие избушечки на
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг