OCR Leo
Евгений ПРОШКИН
СЛОЙ
Анонс
Почему заурядный школьный учитель вдруг превращается в хладнокровного
убийцу, а обыкновенный геолог, начисто утратив память, приобретает взамен
навыки профессионального подпольщика? Просто в их тела вселились пришельцы
из иной Реальности. Все, что у них осталось при переходе в новый Слой
продырявленной Вселенной, - это умение убивать. Во имя идеи. Во имя
справедливости. Просто - во имя. Главное - убивать! Не сумевшие
распорядиться одной-единственной жизнью, они блуждают в бесконечных
Реальностях. Вчера - носители государственной власти, сегодня - главари
мафии, бандиты, террористы, все они тщетно пытаются отыскать Слой, который
позволил бы им начать новую, правильную жизнь...
ПРОЛОГ
Тоннель все не кончался.
Переднее колесо скрипело и притормаживало, от этого каталка стремилась
развернуться и чиркнуть о правую стену. Санитар матерился и сбивался с
шага. Не будь у него за спиной сопровождающих, он бы не спешил.
Роговцев лежал с закрытыми глазами, но почему-то видел все: уставшего
санитара, бесконечность голубого кафеля и стойку с перевернутой бутылью.
Из нее по желтоватой трубочке что-то текло - и втекало прямо в него. Тела
Роговцев не чувствовал.
Каталку завезли в лифт, и сопровождающие встали по обе стороны.
Черно-красные береты. Гвардия Чрезвычайного Правительства. Лучше бы он
умер сразу.
По мере того как кабина поднималась, стал слышен треск на улицах - похоже
на лесной пожар. Это и был пожар. Москва горела третий месяц. Дома,
кварталы и целые микрорайоны переходили из рук в руки, от них мало что
осталось, но их символическая ценность во сто крат превышала материальную.
Война шаталась по городу, как слепой бродяга: сегодня она была в Кунцеве,
а завтра могла оказаться в Черемушках.
Но это завтра будет уже без него. Роговцев знал, что не выживет. Если его
и заштопают, за дело возьмется следственная группа, а они потрошат почище
фугаса.
Санитар лязгнул раздвижной перегородкой и вытолкнул тележку в коридор. Их
уже ждали. Сосредоточенная женщина взяла у гвардейца какие-то бумаги, а
мужчина в зеленом халате покатил Роговцева дальше. На этом этаже было
много народу, но еще больше - дверей.
Реанимация? Зачем? А если он не выдержит допросов? А сейчас так хорошо...
тела почти нет. Оно стало ненужным. Дотянуться бы до желтой трубочки и
незаметно пережать...
Роговцева ввезли в большую светлую комнату и переложили на стол. Он
разглядел лица врачей и с тоской понял: его спасут.
"Помогите, - бессильно подумал Роговцев. - Помогите мне уйти".
- Не знаю, - сказала женщина гвардейцам. - Пятьдесят на пятьдесят.
Сбоку что-то зашелестело. Потом звякнуло. Голоса поплыли разведенной
акварелью. Роговцев мотнул головой и, не открывая глаз, увидел столик с
сияющими инструментами. Рядом колыхалась невыносимо яркая оранжевая шторка.
ЧАСТЬ 1
ПРОРЫВ
Глава 1
Оранжевый цвет Константин не любил - возможно, из-за аллергии на
цитрусовые, поэтому, увидев девушку в оранжевом, нервно погладил щеку и
поспешил к лифту.
- Ой, подождите, подождите! - крикнула она, торопливо выдергивая ключик из
почтового ящика.
Звук получился неприятный, ножом по блюдцу, да и голос у девицы был не
ахти. Оранжевый голос.
Наверху что-то грузили, и на второй лифт надеяться не приходилось.
Константин посторонился, пропуская девушку в кабину, и та инфантильно
сообщила:
- Мне на восьмой.
От оранжевой невыносимо перло дезодорантом и сигаретами - кажется,
хорошими, но, поскольку Костя не курил, хорошие сигареты его раздражали не
меньше, чем плохие. Он ткнул пальцем в кнопку "8" и постарался не дышать,
но вскоре сдался. Переступив с ноги на ногу, девушка с нарочитым интересом
принялась просматривать почту. Пачка Рекламного хлама громко шуршала и
воняла типографской краской. Среди разнокалиберных листовок торчала
бесплатная "Центр плюс" - Константин и сам получал такую же. Вместе с
другими жильцами он кидал ее прямо на пол, пока уборщица не додумалась
поставить в углу картонную коробку.
Девица глухо кашлянула и опустила руки по швам. На маленькой острой груди
топорщилась виниловая аппликация "DOLCE & GABBANA" - Костя попытался
вспомнить, что это значит, но ему, как всегда, не удалось. Да он особо и
не надеялся.
Нижний край оранжевой кофточки обрывался в десяти сантиметрах от тугих
атласных брюк, оставляя неприкрытым плоский загорелый живот. Константин
невольно покосился на ее пупок, но заставил себя отвернуться.
Из лифта они вышли вместе. Девушка с сомнением посмотрела на Костю и
остановилась у двери с овальной табличкой "ЗО".
"Не надо тебе сюда! - чуть не вырвалось у Константина. - Не надо, девочка,
ты ведь не отсюда".
Почувствовав, что мужчина не двигается, она отчаянно вдавила звонок.
Жаль девчонку.
С той стороны тихонько брякнули - в выпуклом "глазке" на мгновение
появилась ярко-желтая точка. Затем щелкнул замок, и за открывающейся
дверью сказали:
- Привет, Надюш, хорошо, что зашла. Передай маме...
Константин выдернул лезвие, и оранжевая кулем повалилась куда-то набок.
Женщина в старом спортивном костюме завороженно смотрела на девушку и
по-настоящему испугалась лишь после того, как голова Надюши стукнулась о
шахматную плитку пола. Костя перехватил нож рукояткой вперед и резко ткнул
им женщину в зубы - чтоб не кричала. Потом затащил оранжевую в квартиру и,
прикрыв дверь, спокойно спросил:
- Морозова? Ирина Иванна?
- Кто вы?.. Что вы?.. - просипела она, выдувая кровяные пузыри.
Константин глянул в "глазок" и, убедившись, что на площадке никого нет,
ударил женщину еще раз - опять рукояткой и опять по лицу.
- Морозова? Отвечать!
- Да, да, я Морозова, Ирина, - трясясь и всхлипывая, залепетала она.
- Тебя не узнать. Изменилась, прическу сделала.
- Прическу? - переспросила женщина, машинально коснувшись волос.
- Именем Народного Ополчения... - медленно и внятно произнес Костя.
- Ополчения?..
Ее разбитое лицо засветилось надеждой. Она не совсем поняла, о каком имени
вдет речь, но, услышав про улицу Народного Ополчения, вдруг поверила, что
мужчина просто ошибся адресом. Даже темный ручей, выползавший из-под тела
Надюши, не мог помешать ее внезапной уверенности в том, что все закончится
благополучно.
- Ополчения, - подтвердил Костя, проводя ножом широкую дугу. Рессорное,
зоновской работы, лезвие прошло через горло почти без препятствий. - Есть
кто дома? - громко спросил он.
- Ириша, кто там? - отозвался откуда-то занятой голос.
Вот черт. Морозова, оказывается, мужика завела. А говорили - синий чулок.
- Ириша?! - крикнули из дальней комнаты.
- Иду, иду, - буркнул Костя.
Лишней крови он не любил, но так уж сегодня складывалось.
* * *
Проснувшись, он прислушался к ощущениям в мочевом пузыре и решил не
открывать глаз. Веки пропускали розоватый утренний свет; часов
семь-восемь, предположил он и убедительно захрапел.
Скоро начнут подниматься, кто - по собственной воле, кто - под окрики
медсестры, но так или иначе к половине девятого все уже будут на ногах. Он
догадывался, что его это коснется тоже, но вставать не торопился. Пусть
его разбудят. Тогда он узнает...
- Эй! Хватит дрыхнуть! - огласил палату смолянистый бас.
Хорошо, но недостаточно.
- Слышь, нет? Сегодня Гитлер Югенд дежурит, - предупредил тот же голос.
Еще. Скажи еще что-нибудь.
- Петруха!! Помер никак?
"Петруха". Петр, значит. Ну что ж, Петя, с добрым утром.
Он отчаянно, во весь рот, зевнул и усердно потер глаза. Сел, свесил ноги,
шаркнул пятками по приятному линолеуму и выгреб из-под кровати тапочки.
Он знал, что когда-нибудь его расколют, однако ничего лучшего пока не
придумал. Если б им позволили иметь карандаши, он мог бы написать свое имя
на тумбочке, и тогда по утрам ему не пришлось бы прибегать к этой уловке.
Однажды басовитому соседу надоест его будить, или их разведут по разным
палатам, или что-то еще - долго на одной и той же хитрости не протянешь,
но другой у него в запасе не было. Каждый день он начинал с выяснения
имени. Имя - это уже немало. Это гораздо больше, чем лицо. Это почти
личность.
Стало быть, Петр. "Хорошо бы запомнить", - безнадежно подумал он,
накидывая ветхий халат.
Голосистый стоял у окна и разрисовывал пыльное стекло какими-то
каракулями. Он имел соответствующую басу густую черную бороду и неимоверно
отросшие патлы, в которых пряталось почти все лицо. Петр лишь скользнул по
нему взглядом, заранее зная, что завтра придется знакомиться по новой.
Память хранила только самое необязательное: например, что Борода любит
смотреть в окно, а вон тот сухой дедок в углу насилует соседей на предмет
шахмат. Также Петр помнил, где здесь столовая, и где туалет, и то, что
кран с горячей водой откручен, а труба забита деревянным чопиком, и еще
сотню или даже тысячу всяких мелочей, но вот главного, самого главного...
- Ну что не ясно, больные? - с заметным малоросским акцентом протянули в
коридоре.
В палате появилась молодая медичка с пегими, пережженными волосами и
ярчайшей помадой на тонких, как две веревочки, губах. Ей наверняка не было
и восемнадцати, но в роль строгой наставницы девочка вошла крепко. Как и
всех остальных, Петр видел ее впервые, но почему-то сразу сообразил, что
Гитлер Югенд - это она и есть.
- Подъем, ну?! Заправить койки, в туалет и жрать. После завтрака
собеседование. В десять - Зайнуллин, в одиннадцать - Еремин, в двенадцать
- Караганов. У кого башка дырявая, потом повторю. По отделению не шляться,
сидеть в палатe. И говно за собой спускайте, холуев нет, - добавила
медсестра, словно без этого ее приветствие было бы неполным.
- Небось никто не любит, вот она и бесится, - беззлобно заметил Борода,
продолжая чертить пальцем разнообразные фигуры.
- А как ее, суку, любить? За такой базар у нас бы жопу лопатой
разворотили, - отозвался молодой человек с острым кадыком и глазами
навыкате.
Из пятерых соседей по палате фамилия Зайнуллин подходила только ему, и
Петр завязал узелок на память - может, до вечера пригодится.
- Курить у кого-нибудь есть? - спросил он, опережая ответ какой-то смутной
и трагической догадкой.
- Курить нам не разрешают, - скорбно проронил бородатый.
- Опять, да? - сочувственно произнес вероятный Зайнуллин и, не поленившись
пройти через всю палату, представился: - Ренат. Это - Сережа, наш
художник, там - Вовчик и Сашка, а это - Полонезов, но его надо звать Гарри.
Старик степенно кивнул.
- Вовчик и Сашка косят, поэтому с нами не разговаривают. Брезгуют, суки, -
с вызовом произнес Ренат. - Я в армии таких, как вы, чмарил до последнего,
- сказал он, обращаясь к ним уже напрямую. - Начиналось обычно со стирки
носков, а заканчивалось...
Петр ощутил, как из черной глубины беспамятства всплывает ряд разрозненных
картинок, но сосредотачиваться на них. не пожелал - просто понял, что в
свое время служил. Это было совсем не то, что ему сейчас требовалось.
Вовчик, здоровый и довольно спортивный юноша, угрожающе поднялся, но Ренат
предостерег:
- Не рыпайся, сука, а то заместо статьи в военнике сульфу получишь. И
продвижение на четвертый этаж. На четвертом буйные, - пояснил он
специально для Петра.
Догадка, зудевшая неуловимым комаром, моментально оформилась: это
психушка. Кажется, раньше до него доходило медленнее, а теперь не успел
пописать - уже сориентировался. Два-три года, и память вернется. Сколько
ему тогда будет? А сколько ему сейчас?
Петр застегнул последнюю пуговицу - пальцы помнили, что от нее отломлена
половинка, - и выскочил в коридор. Восстанавливая планировку, повертел
головой: налево - зарешеченное окно с широким подоконником, направо -
другие палаты и столовая. Там же и выход - серая железная дверь с засовом
и стол, за которым днем и ночью сидит какой-нибудь бугай.
Туалет был прямо напротив. Петр зашел в кабинку без двери и снова
убедился, что все моторные рефлексы в норме. Судя по запаху, здесь было
принято мочиться мимо унитаза, но он себе такого хамства не позволил.
Погоняв по раковине скользкий обмылок, Петр умудрился-таки вымыть руки,
потом ополоснул лицо и, собравшись с духом, поднял голову к зеркалу.
За ржавыми разводами в темном стекле проявилась небритая, слегка
одутловатая, но, в общем-то, приличная физиономия. "Лет тридцать пять", -
оценил Петр, замирая в надежде на чудо. Нет, не вспомнить. Обычная морда:
карие глаза, короткие пшеничные волосы. Нос с маленькой горбинкой - не от
родителей, а от... ну, ну! Нет, никак. Знает, что нос ломали, причем два
раза, но где и когда...
Он оторвался от зеркала и с тоской оглядел сортир. Четыре гнезда,
разделенные низкими перегородками, лампочка без плафона. Замазанное
известкой окно - за ним угадываются темные стальные прутья, такие же, как
во всех других окнах этого заведения. Стены раскорябаны показушными
психоделическими надписями типа "кто Я?" - не иначе, Вовчика работа или
его друзей-симулянтов.
Не хотят идти в армию, гады. И правильно. Армия - это война, а война -
это...
Ну?!
Перед глазами пронеслось что-то серое - дым? гарь? - пронеслось и
схлынуло. Не оставило ничего.
Петр погладил раму и осторожно выдвинул шпингалет. Пожелтевший бинт на
щелях вырвался вместе с окаменевшей краской; петли взвизгнули почище
сирены, но поддались. Так и есть, решетка. Обычная арматура, десяточка.
Ну, положим, найдется у Гитлер Югенд пилка для ногтей, так это - месяца
два. Ножовка в больнице, конечно, имеется, но до нее еще надо добраться.
Петр прислонился лбом к прутьям. Второй этаж. Высокий. Сначала подумал -
третий. Нет, второй. Ну и что? Если умеючи, то можно, а он... он это
умеет. Вот фамилию свою не помнит, морду собственную впервые увидел, а как
с третьего этажа сигать - знает. Доводилось.
Кто я?
Нет, не теперь. Бежать - дело хорошее, но лишь при условии, что есть куда.
Вспомнить. На это нужно время.
Время... Петр тяжело вздохнул. Ведь завтра будет то же самое - все с нуля.
Он так и состарится в психушке, день за днем изнуряя память, каждое утро
знакомясь и с Ренатом, и с гроссмейстером Полонезовым.
Сзади зашаркали тапочки - Сашка. Прикрыв дверь, симулянт встал на унитаз и
запустил палец в трещину под потолком. Из тайника медленно выползла
сигарета, а за ней - две спички и крышка от коробка.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг