Даже если Юзеф Теодорович и был старичком лет под шестьдесят и
Оленькиным дедушкой, все равно - голос у него был молодой и... И ужасно
волнующий. И я, разумеется, взволновалась, а когда я волновалась - я
говорила пискляво и невразумительно, и меня никогда не принимали всерьез.
Вот и сейчас... Я рассказала все, как случилось, едва ли не в
подробностях, Юзеф Теодорович выслушал меня очень внимательно, потом -
вежливо попросил больше его не беспокоить и повесил трубку... Не принял
меня всерьез?! Или просто дал понять, что судьба внучки его не интересует?
Вряд ли... Он же любил ее! И любил Лану! Даже Андрей признает это!
Огорчилась я ужасно. И пожаловаться некому... Андрей только
позлорадствует: "Говорил я тебе..."
Наверное, придется снова звонить через пару дней. Нельзя же это так
оставить! Он должен понять, что Ольга действительно нашлась... В
конце-концов, Ольга его единственного запомнила, изо всех, кого знала...
...И все равно - обидно ужасно! Ведь Ольга - их ребенок... Андрея и
Юзефа Теодоровича, потому что больше родных у нее нет. А хлопочу о ней
больше всех - я! А они - позволяют себе бросать трубку, недослушав, или -
просто посылать меня куда подальше...
Мне было плохо и грустно.
И я забилась в ванную - чтобы погоревать.
Ванная - единственная комната в этом доме, где я могу почувствовать
себя спокойно.
Где я могу побыть сама собой. С самой собой...
Иногда одиночество - это великое благо.
Иногда - недоступная роскошь.
И вот я придаюсь недоступному роскошеству в своей роскошной ванной...
Бредово звучит. Но я устала. Я страшно устала от всего случившегося. За
последнее время произошло слишком много... Мы нашли Олю. А я потеряла
себя...
Когда я приняла решение развестись с Андреем, мне казалось, что я себя
обрела вновь, что я вернулась к себе. Целых полторы недели я наслаждалась
давно забытым ощущением собственной целостности и уверенности в
правильности и незыблемости принятого решения!
Потом нашлась Ольга... И я опять потеряла себя. Теперь я принуждена
буду на какое-то время отложить развод, должна буду пожить какое-то время
с Андреем, имитируя абсолютное семейное счастье. Ради ребенка! Чужого
ребенка... Ребенка, к которому я не имею ни малейшего отношения!!!
...Но бросить ее я не могу. Я не могу доверить ее Андрею! Я достаточно
прожила с ним, чтобы понимать: ему нельзя доверить жизнь ни единого
существа, особенно - зависимого и слабого...
Андрей - воплощенная безответственность!
Безответственность, эгоизм и эгоцентризм. А Ольга сейчас особенно
зависима - во всем зависима от нас - от меня, потому что Андрей...
...Не могу я ее бросить!
Материнский инстинкт во мне заговорил, что ли?!
Я готова все, все - или, во всяком случае, многое! отдать для того,
чтобы этот ребенок стал нормальным, обычным, счастливым ребенком!
Я - женщина! Пусть не я ее мать, пусть не я ее носила и рожала... Но я
же ее нашла! Моя наблюдательность стала причиной ее "второго рождения" -
рождения для мира нормальных людей. Я теперь отвечаю за нее. И, пока она
не придет в себя, пока не оправится от пережитых страданий, я не могу, не
имею права оставить ее! И мне придется прожить с Андреем, сохраняя
видимость нежных взаимоотношений, столько, сколько понадобится для
"реабилитации" Ольги!
...Забрать бы ее и уйти от него! Для нас обеих было бы лучше... Но -
увы! - невозможно: это он - родной, биологический и законный ее папочка, а
я - чужая тетя, вторая жена папы, мачеха...
Когда я жаловалась на создавшуюся ситуацию подружке Алечке - Алечка
имеет большой опыт в общении с мужчинами, одних только законных мужей у
нее было три штуки, а незаконных, как жен у царя Соломона, без счета! -
когда я жаловалась Алечке, а жаловалась я именно ей, поскольку перед
остальными мне стыдно снимать маску благородной альтруистки и выказывать
недовольство сложившейся ситуацией... Когда я жаловалась Алечке, она,
переживая за меня, "в сердцах"
воскликнула: "Ой, лучше бы она и вовсе не находилась, или нашлась бы
потом, когда бы вы уже развелись!" И меня - видали вы дуру! - охватил ужас
при мысли о том, что Ольга могла бы и не найтись или еще на какое-то время
остаться в руках у этих людей... Которых и людьми-то стыдно называть!
Мне кажется, я люблю Ольгу. Что странно... Она со мной всего четыре
дня, к тому же - настолько неприветливый, неулыбчивый, молчаливый ребенок!
- а я, вообще-то, не из тех женщин, которые трясутся от умиления при виде
любого малыша.
Что касается Ольги, то любой взрослый поймет, отчего она такая, простит
ей все выходки, какими бы дикими они не были от ребенка, прожившего четыре
года среди бомжей и перенесшего всевозможные моральные и физические
надругательства, можно бы ожидать всего! Можно понять и простить, но
любить? Любить чужого ребенка? "Не бывает чужих детей" - это всего лишь
ханжеская поговорка! На самом-то деле, все дети, кроме тех, которых сама
выносила и родила, все дети, кроме своих собственных, - все остальные дети
ЧУЖИЕ! Ольга - совершенно чужой мне ребенок! И если бы я еще любила ее
отца, тогда бы понятно... Но ведь я его не люблю! Порой - ненавижу, порой
- презираю, иногда - жалею... Но даже жалости недостаточно для того, чтобы
полюбить его ребенка! Значит, я люблю Ольгу ради нее самой.
Я люблю Ольгу.
А она так похожа на отца... Ее мать - я видела фотографию - совершенно
блекленькая блондиночка, словно вылепленная из пресного теста и слегка
подсушенная. И макияж у нее вульгарный, и одевалась она - не блеск, и
волосы...
Стоп! О мертвых принято говорить или - хорошо, или никак! Я не знала ее
лично. Возможно, она искрилась умом и обаянием... Хотя, судя по тем
воспоминаниям, которые остались у Андрея...
Конечно, неизвестно, что он будет обо мне "вспоминать" в беседах со
своею следующей супругой!
А то, что ему придется искать следующую, это уже точно решено. Я с ним
не останусь даже ради Ольги! Год, два, три - сколько там понадобится для
того, чтобы она пришла в себя - но не больше того! Я не намерена губить
свою жизнь ради чужого мне ребенка! Я не хочу стареть рядом с Андреем!
Я найду себе другого человека... Во всем другого! Пусть он будет не так
богат, не так красив...
Ольга так похожа на отца! Она будет красавицей. Прямые блестящие темные
волосы, длинные и густые черные брови, роскошные ресницы, чуть смугловатая
кожа, а глаза - громадные, неожиданно яркие и очень светлые! Чуть
выступающие скулы, четко очерченный чувственный рот... От матери она
"унаследовала"
только носик - чуть вздернутый - но это смягчает некоторую резкость в
чертах Андрея и придаст Оленьке больше женственности и привлекательности.
Да, очень, очень красива!
Если еще научится улыбаться... Но будет ли она когда-нибудь счастлива,
пусть даже при такой красоте?! Будет ли она счастлива после всего этого...
Вопреки всему...
Да, надо попытаться объяснить ей, что надо быть счастливой - вопреки!
И в этом - победа над злом... Настоящая победа!
Но ей же всего десять лет... Что я могу объяснить ей?!
Десять лет... Но не четыре и не шесть! А значит, она может понять уже
многое. Я в десять лет...
Я в десять лет уже читала "Хижину дяди Тома" и "Три мушкетера". Ольга
до сих пор не умеет читать. Но жизненный опыт у нее в ее десять лет
больше, чем у меня - в мои двадцать семь, а у Андрея - в его тридцать
четыре! Причем такой опыт, какой не дай Бог... И что я после этого могу ей
объяснять? Как я посмею?!
Она посмотрит на меня своими бездонными, непроницаемыми, скорбными
глазами... Посмотрит ТАК, что я заткнусь раз и навсегда!
Глава 4
МЕМУАРЫ МЕЛКОГО
Кривой действительно дал мне несколько дней. Последние несколько дней
свободной жизни - как последние несколько дней детства. Кривой сделался
прежним, он ни с кем не разговаривал и приходил только спать. На меня он и
не смотрел будто и не было между нами того разговора... Михалыч тоже со
мной не разговаривал. Раньше, как придет, все время рассказывал мне, что
делается наверху, а теперь молчит. Может быть, уверился наконец, что тот
мир меня не интересует. А может быть, просто я стал для него чужим...
Однажды под вечер, когда я собирался на очередную прогулку и ждал
только возвращения Михалыча, с воплями и воем примчался Урод. Посмотрел на
меня дикими глазами, огляделся кругом и, вцепившись пальцами мне в руку,
утащил в темный угол, где обычно Хряк с Лариской спят. Я сопротивлялся,
как мог - если Хряк узнает, что на его подстилке топтался кто-то, плохо
будет, но Урод, похоже, впал в мистический экстаз, а раз так, то
справиться с ним не представлялось возможным. Объяснить что-то,
разумеется, тоже.
Я существо привычное к духоте и различным запахам и то, чуть не
задохся, когда Урод вдавил меня в стену своим грузным телом. Я попытался
что-то сказать ему, но он приложил палец к губам, и я счел за благоразумие
слушаться.
- Слушай, Мелкий! - задышал он мне в лицо, - Кто-то совершил
неслыханное и страшное преступление! Мелкий!!!
УБИЛИ ПРОПОВЕДНИКА!!!
Пусть я даже был полузадохшимся, но последние слова Урода привели меня
в чувства. Убийство проповедника - это действительно неслыханно, дело не
обойдется без крутых разборок. А для меня, сами понимаете, в свете
последних событий, все это имело особенное значение.
- Как убили? Кто?
Спрашивать - почему? - я разумеется не стал. По какой причине могут
убить проповедника известно всякому.
Урод моих вопросов, похоже, даже не слышал. Его глаза светились, руки
дрожали, - да что там руки! - он весь трясся, как будто на оголенный
провод наступил. Я бы не удивился, если бы его сейчас хватил удар.
- И не простого проповедника, Мелкий!!! Слышишь, Мелкий?!! Не
простого!!! Я видел его рядом с Великим Жрецом на последнем
Жертвоприношении!!! Осознаешь ты это, Мелкий?!!
Рядом с Великим Жрецом!!!
Тут я понял, что у Урода спрашивать что-то не имеет смысла.
Спрашивать - если вообще спрашивать нужно у Кривого.
- Он пропал несколько дней назад, его повсюду искали, а нашли...
представляешь, Мелкий, в ментовском морге! Его убили не здесь, его
убили наверху!
Тут мне в голову словно ударило. И стало мне плохо-плохо. Вот кого я,
оказывается, обнаружил тогда в Текстильщиках!
Черт побери, и я его трогал! Я его за ноги вытаскивал!
Я ему снег с лица стирал!
То, что сказал Урод потом, повергло меня почти в состояние прострации.
- Великий Жрец сам приказал провести расследование, и через ментов
удалось узнать, что убийца оставил улики. Следы и что-то еще... какую-то
вещь потерял, но никто не знает какую - это Великий Жрец хранит в секрете.
Я почувствовал, как земля ускользает из-под моих ног, голос Урода стал
удаляться в какую-то ватную даль, и в глазах потемнело. Что я мог потерять
там?!! Что такое у меня было с собой. что я мог потерять?!!
Я пропал.
Михалыч побрызгал мне в лицо холодной водой, и я очнулся. Надо же, я на
самом деле потерял сознание и, представьте себе, от страха! Интересно,
когда Урод понял это и выволок меня из Хрякова угла?
Лучше бы он меня не выволакивал! Лучше бы я задохнулся насмерть!
Я очнулся в состоянии тоскливой обреченности. Даже, как казалось,
вернувшееся ко мне расположение Михалыча, меня не радовало. Что мне с того
- ведь я уже труп!
Всю ночь я провалялся на своей лежанке, глядя в темноту и слушая
переливчатый храп, доносящийся до меня изо всех углов.
Я думал о Кривом. Я думал об истинных причинах его ко мне внимания.
ОНИ уже вычислили меня и, чтобы заманить меня вниз, прислали кривого...
Но ведь я не убивал проповедника!
Может быть, стоит рассказать Кривому обо всем, как дело было?.. Ведь не
было у меня этого... как его... мотивов! Так и так помирать, надо
предпринять хоть какую-нибудь попытку к спасению!
Лицезреть Кривого мне приходилось каждый день. И каждый день я топтался
поблизости, размышляя, как бы мне к нему подойти и заговорить. Но все
время рядом с нами был еще кто-то третий, и потом, у Кривого было такое
непроницаемое лицо, что я просто не решался! Я исподтишка наблюдал за ним
и, чем больше наблюдал, тем меньше у меня оставалось сомнений в
правильности моей догадки. Кривой врал, что я особенный, что я
избранник... Он выполнял порученную ему работу, чтобы заманить меня...
Грустно умирать в шестнадцать лет...
Интересно, что же, все-таки, я потерял такое, что безошибочно указало
на меня, как на преступника? Или это сам БаалЗеббул указал Великому Жрецу
где искать убийцу?.. Нет, что это такое я думаю? Я же не убийца, на
самом-то деле! Еще немного и у меня крыша поедет...
Я так и не решился поговорить с Кривым, и крыша окончательно поехать у
меня не успела тоже - хотя готова была потому что обещанный день настал.
Последний мой день, видимо.
Я снова собирался идти в метро. Дальних прогулок я давно уже не
предпринимал, просто потому, что не было настроения.
Какое уж тут настроение, согласитесь, когда я все время думаю только о
том, как бы мне от смерти спастись.
Так вот, я собирался в метро. Сидеть и смотреть на поезда. Однако
Кривой отловил меня уже возле тоннеля.
Он нагнал меня сзади, когда я шел и не подозревал, что есть еще кто-то
кроме меня в районе, по крайней мере, километра.
У меня едва инфаркт не случился, когда я почувствовал чью-то руку на
своем плече, а когда обернулся и увидел его...
Мое лицо, наверное, походило на маску ужаса, потому что Кривой даже
удивился.
- Чего ты так испугался?
Я попытался улыбнуться - жалкое, должно быть, вышло зрелище.
- Это я от неожиданности.
- А я думал, что ты ничего не боишься, - зачем-то сказал он, и глаз его
странно блеснул, когда он смотрел на меня.
Ну да, не боюсь! Я не романтический герой, чтобы без страха смотреть
смерти в глаза!
- Что я, идиот, чтобы ничего не бояться? - сказал я мрачно, а сам думал
панически - вот сейчас надо все ему рассказать!
Он мне поверит!.. Да, может быть, и поверит, а что, если им все равно
кого убийцей назвать, лишь бы наказать кого-нибудь?
И что же я потерял, из-за чего меня так быстро вычислили? Просто
неправдоподобно быстро вычислили... Ведь все это в один день произошло - и
найденный мною мертвец и разговор с Кривым, Тут дело не только в уликах, я
думаю, меня явно кто-то видел...
- Ну что, готов ты, Мелкий?
Я смотрел ему прямо в глаза, и сердце колотилось так сильно, что, мне
казалось, стук его разносится по всему метро.
Взгляд Кривого, устремленный на меня, сделался напряженным.
- Мелкий... ты хочешь мне что-то сказать?
Сердце оборвалось и рухнуло.
- Кривой, - пролепетал я, хватая его за руку, - Это не я сделал...
правда не я!
Он смотрел на меня и молчал.
- Когда я нашел его, он был уже мертвым. Он даже заледенел уже. Я думал
- вдруг он живой, потому вытащил его на дорогу и снег стряхнул с лица. Я
не узнал его, Кривой! Я не видел его никогда! Я не знал, что он...
проповедник...
Кривой молчал. Смотрел на меня очень внимательно и молчал. Потом мне
вдруг показалось, что он слегка улыбнулся одними кончиками губ и только на
мгновение. Глупость, конечно - не мог он улыбаться. Это мне от ужаса
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг