Я не чувствовала себя чужой в этой стране. Я не была здесь одинока -
так, как бывают одиноки наши девушки, вышедшие замуж в Италию, в Америку,
в Германию ( вот уж чего совсем не понимаю - как русская может выйти замуж
за немца, неужели пепел деда, погибшего на той великой войне, пепел
сожженной хаты не застучит в ее сердце?!! ), в Японию или на Ближний
Восток.
Я не была здесь одинока, несмотря на то даже, что Юзеф с момента
приезда не слишком-то много уделал мне внимания.
Он решал какие-то свои творческие проблемы... Что-то связанное с его
фильмом, который вот-вот должен был выйти на экраны... И с другим
проектом, под который он хотел получить деньги... К тому же - Юзеф много
писал... Он лишь ночами иногда приходил ко мне, но уже не устраивал таких
спектаклей, как в Москве. Все было просто и скучно. Но он хотя бы не был
так груб, как покойный Андрей...
Ольгу Юзеф собирался отдать в пансион, чтобы домой она возвращалась
только на выходные. В чем-то Андрей оказался прав... Юзефу мешал ребенок в
доме.
А пока Юзеф нанял для Ольги очень милую девушку, студентку
педагогического ( коллега! ), которая обучала Ольгу русскому языку.
Мне казалось, что Юзеф слишком много уделяет внимания этой девушке...
А я была предоставлена сама себе.
Я много гуляла по городу... Костелы, музеи, магазины...
В магазинах я особое внимание уделяла отделам, где продавались товары
для будущих мам и для младенцев. Сколько всего эти капиталисты
напридумывали! Все на благо человека! Даже - совсем еще крохотного, едва
появившегося на свет...
Впрочем, я прожила в Кракове всего-то полторы недели.
А потом наступило Рождество.
Рождественская ночь, которую так ждал Веник!
А потом должен был наступить новый 1997 год.
А потом - день рождения Веника: 14 января ему исполнилось бы
девятнадцать лет!
Ужасно...
Голубую звезду с духами "Ангел" я решила подарить Юзефу. Потому что так
и не выбрала для него подарок. Я понадеялась, что он оценит мой вкус и не
обратит внимание на то, что эти духи все-таки женские! Тем более, что
теперь модно мужчинам пользоваться женскими ароматами, а многие духи и
туалетные воды выпускают сразу и для мужчин, и для женщин!
В Рождественскую ночь шел снег...
И мне было очень грустно. Так уж вышло, что впервые свое одиночество в
Кракове я ощутила именно в Рождественскую ночь, когда в доме Юзефа
собралось множество людей - знакомые Юзефа и ни одного моего знакомого! -
в гостиной горел камин и сияла огромная, до потолка елка, увешанная по
европейской моде одинаковой величины стеклянными золотыми шариками и
гирляндами лампочек в виде свечей. Под елкой была навалена груда подарков
в обертках из блестящей бумаги...
Ох, бедный Веник! Не дожил ты... Всего пару недель не дожил!
Как обидно! Гости веселились очень бурно, плясали вокруг елки:
какой-то веселый национальный танец, сопровождаемый выкриками и
прыжками. Может быть даже "краковяк" - а что еще можно танцевать в Кракове
в рождественскую ночь? - я не знаю, как танцуют "краковяк" и чем он
отличается, допустим, от так же польских национальных "мазурки" и
"полонеза".
Среди гостей ( так же, как и на улицах Кракова, только в еще большей
концентрации ) было много восхитительно - возмутительно! - красивых
женщин, в роскошных вечерних платьях, с обнаженными плечами. Они все
ластились к Юзефу, как грациозные юные кошки, а я рядом с ними выглядела
этакой неуклюжей серой уточкой, тем более, что и выглядела я в ту ночь
плохо, несмотря на макияж. Женщины ластились к Юзефу, и он даже приобнял
двоих - совсем юных, лет семнадцати, блондинку и рыжую - их
фотографировали вместе, девушки смеялись, Юзеф снисходительно улыбался...
В столовой был накрыт стол. Блюда подавались только польские национальные:
польский красный борщ с ушками, карп по-польски под серым соусом, отварной
судак по-польски, старопольские праздничные пряники, польский маковник -
кажется, эти поляки с ума сошли от своей вновь обретенной независимости! И
даже Юзеф! Даже Юзеф, родившийся и всю жизнь проживший в России! Юзеф,
конечно, представлял меня - гостям, а гостей - мне, но я не могла
запомнить столько новых лиц ( кажется, человек тридцать собралось! ), а из
них - никто не интересовался мною! Я была здесь чужая... И я была
одинока... Чудовищно одинока!
Ольга была "царицей бала", ходила важная, в новом сливочно-белом
кисейном платье, все наперебой ласкали ее, заигрывали с ней, совали
конфеты - единственная внучка хозяина дома!
Сколько молодых актрисок, мечтающих получить роль в фильме Юзефа,
надеялись пробиться к его сердцу, завоевав симпатию Ольги! И мне все
казалось, что они с насмешкой поглядывают на меня, неловкую, с опухшими
ногами, с мешками под глазами, убого - по их понятиям! - одетую в свои еще
московские тряпки... Оказывается, то, что у нас в Москве - дорого и
роскошно, у них в Кракове - дешевый ширпотреб! А Андрей был не настолько
богат, чтобы одевать меня в вещи от Диора и Шанель!
Я ушла из гостиной за двадцать минут до пика праздника: в полночь над
Вифлиемом засияет звезда-вестница, и во всех костелах Кракова забьют в
колокола и вознесется к небесам благодарственный хорал - "Благословенна
ты, Мария!"
Я решила пережить этот священный миг в одиночестве... И укрылась в той
единственной комнате, в которую уж точно не ворвется ни один, даже самый
наглый гость, и в которой меня вряд ли надумают искать ( если вообще хоть
кто-нибудь заметит мое отсутствие и захочет меня вернуть! Очень
сомневаюсь, чтобы кому-то здесь я понадобилась... ) - в святая святых
дома, в кабинете Юзефа.
Я никогда не входила сюда.
Только заглянула один раз украдкой...
Мягкий ковер на полу, огромный письменный стол у окна, левая стена
занята стеллажами с книгами, а на правой стене, над старинным кожаным
диваном - фотографии Ланы! Маленькие и большие, любительские и
художественные, Ланамладенец на руках матери и Лана-женщина с Ольгой на
руках...
Ни одной фотографии Веника.
За все эти полторы недели в Кракове, Юзеф ни разу даже не вспомнил о
нем!
Наверное, боялся бередить еще живую рану...
Свет я не решилась включить, чтобы не обозначить своего присутствия
здесь. Мне было достаточно серебристого света уличного фонаря, тем более,
что фонарь находился прямо перед окном!
Я обошла кабинет, потрогала корешки книг...
Ни одной - на русском языке!
На высокой этажерке, среди старых игрушек явно советского производства
( Ланины игрушки! ), я увидела маленький "вертеп" - пещеру, в которой
родилось святое дитя. В пещере - фигурки:
младенец, Мария, Иосиф, три царя, три пастуха, овечки, корова с
теленком, ослик, пухлая розовая свинка...
Наверху - два ангела и Вифлиемская звезда.
Тот самый "вертеп", о котором мечтал Веник! Снова увидеть его...
Завести...
Стоял ли он здесь постоянно?
Или - как прежде, в детстве Ланы и Веника, вынимался только под
Рождество?
Я осторожно коснулась золотоволосой коленопреклонной Марии в белом
платье и голубой накидке... На фигурке скопилась пыль! Да и вообще - весь
"вертеп" был в пыли! Это была не такая густая пыль, какой "зарастают"
совсем забытые вещи... Нет, наверняка "вертеп" стоял здесь постоянно и его
раз в неделю протирали.
Бедный Веник... Вот она, твоя сказка!
"Вертеп" на был заведен: я специально повернула его и посмотрела - он
заводился, как таймер на кухонной плите, с помощью круглой ручки с
циферблатом, с красной стрелочкой, устанавливавшейся на определенный час.
Я попыталась покрутить ручку... Хотела завести его, в память о Венике, и
посмотреть, действительно ли светятся младенец в яслях и нимбы над
головами Иосифа и Марии. Но - не получилось... Я быстро поняла причину:
"вертеп" работал от батареек, а сейчас "кармашек" для батареек был пуст!
Да и все три "гнезда" для лампочек, располагавшиеся под сводом "пещеры",
так же были пусты...
Я оставила в покое игрушку, подошла к столу Юзефа, села в его рабочее
кресло... И попыталась представить себя удачливым знаменитым сценаристом.
Нет, ничего не получалось...
Ведь моя единственная изданная книга разошлась, но не оставила следа о
себе, а остальные сказки мертвым грузом лежали в нижнем ящике моего
собственного письменного стола в Москве!
И мне вдруг захотелось в Москву...
К моим сказкам...
К друзьям...
К маме...
И тогда я начала представлять себе, как завтра же закажу себе билеты в
Москву, соберу потихоньку чемоданы и скажу Юзефу:
"У меня для тебя есть две новости: хорошая и плохая.
Какую ты хочешь услышать раньше?"
А он ответит: "Хорошую."
И я скажу: "Хорошая новость - у меня будет ребенок, плохая - я уходу от
тебя."
И он упадет передо мной на колени и будет умолять остаться...
Нет, не будет! Я его знаю! Он просто посмеется надо мной. Он всегда
надо мной смеется, когда я пытаюсь серьезно поговорить с ним.
И никогда я не осмелюсь сказать Юзефу, будто ухожу от него. И уж
подавно - в таком идиотически-легкомысленном тоне!
Хотя - хотелось бы...
Серебристый свет лился в комнату, чуть подернутое инеем стекло холодно
сияло, шел снег, такой густой и пышный, словно лебяжий пух, словно
действительно где-то на небесах Матушка Зима выбивала свою перину!
На фоне льдисто-сияющего холодного окна я темное очертание вазочки,
показавшейся мне знакомой. Я подошла, взяла ее в руки... Фарфор был
настолько холодным, что обжег мне пальцы!
Неестественно-холодным, если учесть, что стоял он не снаружи, а в
комнате, на подоконнике, под которым проходила батарея!
Это была вазочка с пеплом Веника.
Юзеф собирался купить для нее нишу в одном из краковских колумбариев...
Но нашлись другие дела, более важные, тем более, что теперь Веник мог и
подождать, он уже не предпринимал даже тех робких попыток привлечь к себе
отцовское внимание, как иногда случалось, когда он был жив!
Я поспешила поставить вазочку обратно на подоконник.
Мне стало вдруг холодно и страшно в темном кабинете, освещенном лишь
мертвящим светом уличного фонаря.
Музыка, гремевшая в гостинной, вдруг оборвалась...
Значит, сейчас забьют колокола и запоют благодарственный гимн!
Сейчас, сейчас родится Христос!
Я глубоко вздохнула и сложила руки на груди, хоть и не знала, о чем мне
молиться... Но ведь грядущая минута - самая чудесная в будущем году! И
любая молитва, произнесенная в эту минуту, сбудется!
...От благочестивых мыслей меня отвлекло легкое поскрипывание.
Поскрипывание исходило от этажерки с игрушками! Я сделала шаг к ней...
И увидела...
Я увидела, как круглая ручка таймера на подставке "вертепа" сама собою
поворачивается!
Мне не почудилось, я действительно видела это!
Я верю в то, что я это видела!
Верю в то, что это действительно было!
Ведь была Рождественская ночь, самая чудесная ночь в году, причем - шла
самая главная минута этой ночи...
Ручка таймера медленно поворачивалась, словно невидимая рука крутила
ее, устанавливая красную стрелочку напротив отметки двенадцать...
...Но ведь в "вертепе" нет батареек! И лампочек тоже нет - значит, он
не засияет!
Во всех костелах Кракова зазвонили колокола.
Благодарственный гимн, транслируемый по радио, донесся из гостинной.
А маленький "вертеп" вдруг осветился изнутри теплым золотистым светом,
и заиграла музыка - тот же самый рождественский гимн, но только в
исполнении райских колокольчиков!
- и засияли нимбы над головами Иосифа и Марии, и засиял младенец в
яслях, и засияла Вифлеемская звезда над пещерой.
Можете не верить мне, если не хотите!
Если вы осмеливаетесь не верить в чудеса... В рождественские чудеса!
Но я знаю - это было!
И я верю!
Я верю, что это чудо было сотворено специально для меня - для глупой,
несчастной, беременной фантазерки! Чтобы утешить меня, чтобы дать мне
доброе знамение на всю оставшуюся жизнь...
Я стояла на коленях перед этажеркой с игрушками, плакала и, кажется,
пыталась молиться, хотя я не знаю целиком ни одной молитвы.
Дверь в кабинет распахнулась...
"Вертеп" погас и колокольчики утихли...
И я услышала голос Юзефа:
- Что ты здесь делаешь? Почему ты ушла?
- Я решила встретить Рождество в одиночестве, так приятнее, чем с этими
твоими гостями, - сквозь слезы прошептала я.
- Господи! Ты что, плачешь? И почему ты на коленях?
- Я молюсь! Во всяком случае, я пытаюсь!
- Девочка моя!
Он явно был умилен... Он бросился ко мне, поднял меня с колен, обнял.
- Девочка моя! Какая же ты славная!
( Читай - "Какая же ты глупая!" - мужчина всегда чувствует себя
увереннее с глупой женщиной, понятно, почему Юзеф так радуется очередному
доказательству моего дегенератизма! ) -Идем, там уже подарки
распаковывают, посмотри, что я...
То есть, что Дедушка Мороз тебе приготовил! Кстати, спасибо тебе за
твой подарок... Правда, боюсь, я не могу оценить его так, как оценил бы
его Вениамин. У меня плохо с обонянием - последствия гайморита.
Мы спустились вниз.
Гости недоумевающе уставились на мою зареванную физиономию, но
воспитанность победила - они не стали задавать глупых вопросов, как это
сделали бы русские гости!
Юзеф подвел меня к елке.
Под елкой лежал только один сверток - большой, круглый, мягкий - на нем
была приколота бумажка с моим именем, написанным по-русски!
Всхлипывая, я принялась разматывать бумагу.
Один слой, второй, третий, пятый, восьмой...
Сверток все уменьшался в размерах и терял округлые очертания.
Наконец, в моих руках оказалась маленькая бархатная коробочка, в каких
продаются ювелирные украшения.
Я открыла коробочку...
Это не были бриллианты или сапфиры - вроде тех современных, элегантных,
обыденных по виду и средних по цене украшений, какие дарил мне Андрей (
одно из таких колец и серьги у меня украли поклонники Вельзевула ) - нет,
это было старинной работы, массивное, но чрезвычайно изысканное кольцо:
золото, круг черной эмали, в центре круга - крохотное золотое распятие -
не крест, а именно распятие с фигуркой Христа! Не представляю, сколько
могло стоить это кольцо.
И уж подавно - где его Юзеф добыл? На каком-нибудь аукционе?
- Тебе нравится? - голос Юзефа так трогательно дрогнул, что я сразу
забыла все свои обиды и повисла у него на шее!
- Конечно! Это такое чудо!
- Этому кольцу пятьсот лет. Пятнадцатый век...
- Правда?!
Пятнадцатый век... Сколько разных людей носило его до меня... Быть
может, оно мне расскажет пару историй, которые помогут мне написать,
наконец, бестселлер?!
- Дай, я его на тебя надену... Могу я объявить о нашей помолвке?
...Хотя я давно уже ждала этого вопроса, он застал меня врасплох.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг