недруга. Человек оказал: "Давай я построю дом, в котором ты и твои дети
смогут укрываться от холода. А ты за это отдашь мне половину стада,
чтобы я мог прокормить своих детей..."
Не знаю, большое было у паука стадо или маленькое, но он согласился.
И зажили пастухи в одном доме сытно и спокойно. Потому что, когда
входили в лес люди, пауки прятались в доме, а человек говорил: "Здесь
живу я и мои овцы, а больше нет никого". И воины уходили, никого не
тронув. А если в лес приходили пауки - прятался человек, а сосед его
выпроваживал непрошеных гостей. Долго ли, коротко ли жили они так, но
слухи о спокойной жизни в лесу на границе разошлись меж обоих народов, и
скоро вырос там целый поселок. А поселок - это уже не пустой лес.
Услышали люди, что двуногие воины хотят поселиться в богатом поселке и
ходить оттуда воевать пауков. Услышали и пауки, что их воины тоже хотят
поселиться в поселке и ходить воевать из него людей. Стали гадать они,
как быть.
И вышел тут на улицу Горхор-кузнец и бросил клич:
"Да доколе будем прятаться мы, как черви в земле навозные! А
пойдем-ка да скажем сами, как жить хотим!"
И вышла из поселка Граничного армия из людей и пауков, вошла в земли
человеческие да поставила на центральной площади столицы столб власти, а
на столбе был паук с человеческим лицом. Запретил Горхор-кузнец убивать
людям пауков, а паукам - людей под страхом мучительной смерти.
Не хотели глупые люди признавать правды Горхора-кузнеца, затеяли они
смертельную сечу. Но парализовали пауки глупцов своей волей, и стали те
вялыми, как зимние мухи. Рубили их воины из Граничного сколько хотели,
пока не склонили те головы да не признали правды.
Повернул тогда Горхор-кузнец свою армию, пошел на земли паучьи,
поставил и там столб власти. И опять была сеча великая, но что не могли
сделать с врагами люди, делали за них соседи-пауки, а что не умели пауки
- делали люди. И остановилась битва на землях пауков, признали и они
правду новую.
А когда вернулось войско назад в Граничный, звали предводителя уже не
Горхор-кузнец, а Горхор-князь.
Страна Граничная росла в те давние времена, как брюхо клопа во время
обеда. Везде появлялись столбы власти, изображавшие паука с человеческим
лицом. Под страхом лютой смерти паукам и людям запрещалось сражаться
между собой. А еще запрещалось пасти скот на равнинах и вытаптывать
поля. В те годы много земледельцев расширили посевы, а почти все
люди-пастухи разорились в прах. Но князь охотно брал их в свою армию:
пахари-люди и пастухи-пауки могли прокормить много воинов. Армия
Граничной сделалась грозой для соседей, а на землях страны навсегда
воцарился мир.
- Значит, вы пришли из страны Граничной? - спросил Найл.
Паук в ответ тихонько засмеялся.
- Эта история произошла давно. Очень давно. С тех пор страна стала
намного больше. Намного... А из Граничной пришел мой отец. Он
рассказывал, что жить там ныне тесно. Каждый клочок пашни на вес золота,
а мясо дешево, как воздух. В конце концов он решился продать все стадо,
заплатил самке за детей, а через год забрал нас с братьями и подался на
юг...
Разве ты не знаешь?..
Паук может оплодотворить самку только один раз в жизни. Говорят,
раньше существовал обычай: после брачной встречи самка поедала паука -
чтобы он больше не отвлекал ее внимания понапрасну.
Когда пауки обрели разум, этот варварский обычай прекратился, но
законы природы остались прежними: паучиха рожает детей каждый сезон, а в
конце года без сожаления бросает предыдущий выводок. Паук может иметь
детей только раз в жизни и поэтому готов заботиться о них до конца дней.
Обычно, прожив год с матерью своего потомства, отец забирает своих детей
и дальше воспитывает сам.
Матери я не помню вообще. Первое воспоминание - это жук-древоточец,
который пытается затащить меня в нору. Я визжу от страха, а он тянет. И
слюнки глотает в предвкушении... Представляешь, каким маленьким надо
быть, чтобы этот жучок казался гигантом? Потом он чего-то испугался и
убежал. С тех пор я ненавижу древоточцев. Пока не вырос, убивал при
каждой возможности. Но уже к концу года эти вонючки показались слишком
мелкой добычей.
Обитало их в материнском доме несметное количество. Дом был
деревянный, но питались они, похоже, только новорожденными паучками...
Жирные такие, на нас отъелись... Их никто не уничтожал - ведь за это
нужно платить. А наша мать была дешевой, отец не мог позволить себе
дорогую. Не мог заплатить за врачей, за охрану. Поэтому к концу года нас
осталось только пятнадцать. Не знаю, сколько нас родилось. Из детства в
памяти сохранился только огромный жук-древоточец, коричневые деревянные
стены и влажная духота. А в один из дней дохнуло свежим воздухом, я
увидел яркое небо, зеленую траву и большого паука со сломанными
передними когтями. Паук сказал: "Рад видеть вас, дети. Нам пора" - и
повел по дороге.
Вот так мы и оказались в предгорьях Северного Хайбада - отец и
пятнадцать моих братьев. На оставшиеся деньги папа купил ягнят и самое
дешевое пастбище. Это были скалы с редкими зелеными кочками. Одну из
расселин мы затянули паутиной полностью, для себя, а в другой сделали
только навес от дождя и ветра - для овец.
Сперва над нами насмехались: в тех местах никто и никогда не
занимался скотоводством. Но местные жители и понятия не имели, каковы
пастухи-пауки.
Мы можем приказать каждой овце подняться на отдельный уступ и щипать
там травку, можем заставить ее вставать на задние ноги или свешиваться
вниз. Можем почувствовать, когда она захочет пить или устанет, когда у
нее что-нибудь заболит. А люди способны только бегать вокруг стада да
кнутом щелкать.
Потом двоих братьев забрали осы. Потом еще одного. А когда погиб
четвертый, отец пошел в деревню, к местному кузнецу. Того звали Таро, да
продлятся бесконечно годы его жизни. У отца не осталось денег, и он
просил кузнеца сделать пластины в долг, обещал осенью по два барана за
каждую.
Вообще-то нас в поселке недолюбливали. В этих местах столб власти
поставили совсем недавно, и люди смотрели на пауков косо. А тут стадо.
Пришли мы на бросовые земли, а овцы наши жирели так, словно их молоком
откармливали. Завидовать нам стали. А это - злое чувство. Но Таро
сказал: "Дети не должны умирать, будь у них две ноги или восемь".
Так я получил первую пластину... Ты знаешь, что оса парализует пауков
только одним способом - укусом точно в нервный центр? Если закрыть спину
металлической пластинкой, то оса потыкает, потыкает жалом да и улетит.
Все пауки носят на спине пластины. Если, конечно, не совсем нищие.
Я страшно гордился новенькой пластиной. Мне казалось, что я
неприступен, как каменный утес. Осенью мы с отцом пригнали к дому Таро
стадо из лучших баранов. Того долго мучила совесть - считал, что взял
слишком много. И выковал мне в подарок стальные когти на лапы - чтобы я
свои не поломал. У пастухов это часто бывает.
Потом папа продал в городе стадо, и мы ушли в горы на зимовку. Спать.
Следующий год выдался засушливым. Лес стоял желтый, на полях ничего
не росло. Голодали все, кроме наших овец. Да еще семью Таро мы иногда
подкармливали. Местные почему-то решили, что засуха из-за нас, и хотели
убить. Мы два дня просидели на скалах. Вместе с овцами. Потом пришла
армия, и бунтовщиков разогнали. Трое моих братьев ушли вместе с
солдатами. Они стали "связистами". Знаешь, сидят в домиках на дорогах,
на расстоянии три-четыре перехода друг от друга, и сообщения из города в
город передают. Работа сытная и простая.
Примерно через неделю дом кузнеца сгорел. Может, подожгли, а может,
просто беда случилась. Мы тогда оставили двоих братьев при стаде, а сами
пошли помогать. Дом поставили вдвое больше прежнего да еще паутиной
проклеили для прочности. Надеюсь, до сих нор стоит. Еще отец полстада
отдал Таро в долг, чтобы тот обстановку для дома купил.
Вот после этого наша жизнь стала напоминать легенду: кузнец предложил
нам зимовать в его доме. И стадо зимой держать: осенью цены на мясо
падают, а по весне за тех же баранов вдвое выручить можно. Я в тот год
первый раз в жизни увидел снег. Как сейчас помню: маленькое окошко
чердака, а за ним все - белое, сверкающее. Таро тогда еще грелки купил.
Название такое сложное: "каталитические". Дочки его накидки нам сшили.
Три дочки у Таро было и два сына.
Зима - лучшее из времен года: накидку наденешь, грелку под брюхо - и
в лес, сонных мух и жуков искать. Столько дичи наловили, что у отца
хватило денег двух братьев отправить на врачей учиться. Ведь ни один
больной никогда не может толком объяснить, что болит и как. Боль нужно
почувствовать самому. А кроме пауков никто этого не умеет. Потому-то
восьмилапые доктора без людей-помощников существуют, а людей-врачей без
пауков-помощников нет.
После зимовки в доме Таро я начал понимать, что такое дружба. Я
всегда был готов на все ради своих братьев. Но они - родичи. Точно так
же я был готов на все ради любого из семьи кузнеца. Сыновей Таро в
поселке быстро отучились задирать: мы с братьями прилетали мгновенно. К
дочкам стали относиться с уважением. Они нам тоже всегда помогали. Ведь
мы, пауки, не имеем рук. Я даже пластину у себя на спине закрепить не
могу. И ограду отремонтировать не могу, и колтун у овцы вычесать... Так
вот - пока я жил в поселке, то чувствовал себя так, словно руки у меня
есть.
Но на третий год, отгоняя стадо в город, отец взял меня с собой.
Продали мы овец, потом отвел папа меня к высокому каменному дому. Три
этажа, стеклянные окна, медный колокольчик у дверей. Навстречу выходит
махонький такой паучок, старый, как вершины Хайбада. Когти все лаком
покрыты, пластина на спине серебряная.
"Здоровье твоему дому, Лун", - сказал отец, и я понял, что стану
переводчиком.
Обучение старик начал с того, что мы с ним ходили по рынку и слушали
разговоры. Лун учил меня различать, когда человек хочет оскорбить
собеседника и когда это получается случайно, когда обижается и хочет
обиду скрыть, а когда хочет, чтобы она стала заметна, как выражает
радость и как скрывает ее... И еще многому, многому другому. Ведь
переводчик должен полностью воспринять мысль, которую один из
собеседников хочет выразить, и очень точно передать ее другому.
Только через месяц Лун первый раз взял меня на настоящие переговоры.
Два торговца пытались определить цену повозки со шкурками радужных
гусениц. Там, в темной и душной конторе, я молчал, но, когда купцы
ударили по рукам, расплатились и отправились обмывать сделку, спросил:
"Скажи, Лун, почему ты не перевел, что шкуры плохо выделаны?"
"А откуда ты знаешь?" - не поверил старик. "Приезжий торговец
вспоминал, что при дублении кожевенники пользовались слишком старым
раствором, и через год кожа загниет".
В тот раз старик не ответил, велел только помалкивать при следующих
клиентах. Но следующие были честными. Рыбак продавал свой улов и все не
знал, как доказать, что рыба коптилась самым лучшим образом. Заезжий
гость оказался прижимистым и цену настоящую так и не дал. Хотя знал,
желтомордый, - товар отменный.
Потом Лук меня уже сам расспрашивал, кто чего сказать хотел, кто чего
вспомнил... Ну а на третьих переговорах был я помощником в последний
раз. Впервые тогда князя увидел... Зал во дворце огромным - хоть салют
устраивай, - окна высокие, широкие, верх из настоящего програчного
стекла. Паркет лакированный. Люстра размером с поселковую избу. А в
самом центре этого громадного зала - маленький столик на двух человек. С
одной стороны князь сидел, а напротив - гость его, барон. По сторонам мы
с Луном - переводчики. Барон все просил помощь ему дать, с местными
пауками справиться. А князь и не отказывал, и согласия не давал... А
барон все думал, что переводчик бестолковый. Так и ушел ни с чем, только
разозлился.
Как гость дверьми хлопнул, Лун ко мне поворачивается и предлагает:
"Расскажи-ка, сынок, о чем я тут перевести забыл".
"О том, - говорю, - что барон со своими смертоносцами замирился и
армию готовит, а помощь приехал просить, чтобы слабым прикинуться, чтобы
князь западные рубежи усиливать не стал".
"Так и хотел сказать?" - удивился князь.
"Нет, - отвечаю, - это он скрыть хотел. Только он хитрость эту затеял
зря. Ты, князь, забеспокоился, что волнения на наши земли перекинуться
могут, и решил вместо новобранцев опытных воинов на западе поставить".
Посмотрел на меня князь молча и подумал:
"Такого "переводчика" нужно или казнить немедля, или слугой преданным
сделать".
Опустился я тут же на колени и сказал:
"Клянусь служить тебе, князь, пока силы есть в теле, и ни о чем,
кроме блага твоего, не думать".
Князь расхохотался, снял перстень с руки, протянул Луну:
"Это тебе, паук, за хорошую работу".
Потом второй снимает:
"Это тебе, паук, за хорошие вести".
Потом третий берет:
"Это тебе, паук, за твоего ученика и моего нового слугу".
Потом повернулся ко мне, рассмеялся добродушно:
"А тебе ничего не дам. Чует мое сердце - не обойдут тебя награды
стороной!"
Вот так и стал я личным переводчиком князя. Простился с Луном
навсегда и переселился во дворец. Старик на прощание один совет дал:
"Запомни, сынок, самое главное в этом мире не золото и не власть.
Самое главное - мастерство. Будешь мастером в своем деле - получишь и
богатство, и почести. Нет - никакие деньги не помогут. У тебя
удивительный талант, Тройлек, и вряд ли кто-нибудь сможет научить тебя
мастерству. Ты должен постигать его сам. Не останавливайся, не засыпай,
не радуйся тому, что умеешь. Совершенствуйся".
Если бы не эти слова, я, может, и вправду сидел бы в своей комнате от
переговоров до переговоров, но теперь твердо решил искать для себя новые
возможности. Целыми днями ходил по дворцу, смотрел по сторонам и думал:
"А не смогу ли я что-нибудь здесь сделать?"
И скоро нашел... Отправился к князю и спросил:
"Зачем преступников в подвале пытают? Они думают только о боли и
ничего ответить не способны".
"А что же мне, целоваться, что ли, с предателями?!" - разгневался
князь. Но я не испугался:
"Нужно просто спрашивать. Тогда они волей-неволей будут вспоминать
все, что нужно".
"Вспомнить мало. Они должны все рассказать".
"Необязательно. Я и так услышу..."
Вот так заработал я свою первую награду. Когда пойманным преступникам
задавали вопросы, я на них отвечал. А если кого подозревали в
предательстве, но не знали, что спросить, то просто рассказывали всякие
байки. У человека возникали невольные ассоциации, из которых тоже можно
немало узнать. Вторую награду получил, когда во время Короткой Войны, в
походе, услышал мысли стоящих в засаде баронов. И вместо того, чтобы
внезапно напасть, они сами попали под нежданный удар...
- Постой, - перебил похолодевший Найл, до которого стал доходить
истинный смысл монолога смертоносца, - так ты сейчас что... меня
допрашиваешь?
- Да, - подтвердил Тройлек, - и очень успешно. Когда я рассказывал
легенду о князе Горхоре, ты подумал, что люди в вашем городе слабы и
трусливы, а жуки-бомбардиры эгоистичны и при любой опасности запрутся в
своем квартале. Так что вам никогда не выставить для обороны города
боеспособной армии. А когда я говорил о паучьих самках, ты вспомнил, что
у вас паучат никто ничему не учит. Они растут дураками, не имеют
никакого имущества, ловят по помойкам крыс и притом считают себя
"свободными владыками мира".
Когда я говорил о пастухах, то узнал, что в городе пауки не делают
ничего, ничего не имеют и защищать им нечего.
Когда я говорил об отцовском гнезде, то ты вспомнил про симпатичный
домик какой-то "принцессы", который вполне подойдет для местной
резиденции князя, а твой дворец я возьму себе. Город взять будет
нетрудно... Сейчас ты подумал о том, что по следам вашей армии мы выйдем
к морю, а оттуда можно добраться в город только водой. Нам нужно будет
повернуть от озера на восток и идти до реки...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг