Апофеоз: "Громко заговорил радиорупор.
- Начинаем утренний концерт по заявкам пассажиров. По просьбе
пассажиров вагона номер шесть исполняется песня о Сталине.
- Это я просила. Я очень люблю песни о нашем Сталине, - просто и
гордо сказала девочка..."
Как-то на дубултинском семинаре ленинградский писатель-фантаст
Александр Иванович Шалимов, человек деликатный, воспитанный, рассказывал о
Памире 30-х годов, когда там еще хозяйничали басмачи, а к пограничным
заставам нередко спускались с ледников волосатые галуб-яваны, так на
Памире называют снежного человека. Понятно, эти несчастные попадали в руки
чекистов. К сожалению, ответить на резкие, в упор поставленные вопросы -
кем подослан? на кого работаешь, падла? признаешь ли диктатуру
пролетариата, бандит? - галуб-яваны при всей своей внешней расположенности
к новым властям, ответить не могли - не знали языков. На всякий случай
упрямых волосатиков ставили к стенке. Александр Иванович (он в то время
был геологом) и его друзья никак не успевали поспеть к месту происшествия
вовремя, чтобы вырвать очередного галуб-явана из рук принципиальных
чекистов.
- Но однажды... - волнуясь повысил голос Александр Иванович, -
однажды совсем рядом от нашего лагеря мужественные пограничники...
захватили... самку... самку... самку...
Волнуясь, он никак не мог закончить начатую фразу и кто-то
уважительно подсказал с места:
- ...басмача!
Странно все же... Почему Александр Иванович не использовал в своих
книгах такие сюжеты?..
В 1958 году на Всероссийском совещании по научно-фантастической и
приключенческой литературе, состоявшемся в Москве, встретились Г.Гребнев,
В.Немцов, Г.Тушкан, Н.Томан, А.Адамов, К.Бадигин, Л.Шейнин, К.Андреев,
Е.Брандис, В.Сытин, Б.Ляпунов, Г.Гуревич, А.Полещук, П.Аматуни,
А.Казанцев... Шел уже 1958 год, но В.Пальман и сейчас свой доклад назвал
восхитительно просто: "Книга должна учить бдительности".
А, впрочем, что изменилось?
"К половине двенадцатого все было готово к встрече. В ста метрах от
шара ровными рядами выстроились батальоны полка. Ближе расположился
оркестр и почетный караул. В пятидесяти метрах от корабля стоял
микрофон..."
Так Г.Мартынов в романе "Каллисто" описывал встречу землян с
каллистянаме. На следующей странице играли государственный гимн планеты
Каллисто. "Офицеры приложили руки к козырьку фуражек".
Пятьдесят семь часов девяносто четыре минуты.
Думаю, здесь уместно привести отрывок из статьи А. и Б. Стругацких,
написанной как раз в конце 50-х (цитирую по рукописи, любезно
предоставленной Б.Н.Стругацким):
"Ведущими научными фантастами, представляющими два главных
направления в советской научной фантастике, являются, несомненно, Немцов и
Ефремов. Мы склонны определить первое направление как техническое, второе
- как художественное, потому что такое определение на наш взгляд
достаточно точно характеризует существо дела.
Чем характерно техническое направление в советской фантастике? Прежде
всего тем, что научно-технический элемент в нем имеет значение не завязки,
не фона для событий, поступков действующих лиц, их приключений и действий,
но значение самодовлеющей, первенствующей основы. Более того, научное
открытие, техническое усовершенствование, необычайное явление природы само
по себе является здесь главным действующим лицом, и весь сюжет, все
поступки участвующих в событиях лиц связаны и строятся таким образом,
чтобы как можно многостороннее, как можно тщательнее и солиднее ознакомить
читателя с этим открытием, усовершенствованием, явлением. Жизнь людская
играет в произведениях технического направления лишь чисто вспомогательную
роль, люди передвигаются, разговаривают и переживают исключительно с таким
расчетом, чтобы дать автору возможность уточнить или оттенить лишнюю
деталь открытия, усовершенствования, явления. Это не может не вести - и
действительно ведет - к тому, что сюжет, один из наиболее значительных
элементов произведения этого жанра, коверкается, разрыхляется, наполняется
ненужными в художественном произведении деталями, теряет всякую
привлекательность. Для спасения сюжета (автор все-таки понимает, что
научно-фантастическое произведение не должно быть скучным) приходится
искусственно наращивать псевдотаинственные происшествия, всевозможные
странные случайности, вводить действующих лиц, не имеющих для
произведения, для развития действия никакого значения. Нужно отдать
авторам технического направления справедливость: они прекрасно знают, о
чем пишут. В их объяснениях, чертежах и схемах читатель, особенно
малоподготовленный, не усмотрит никакого изъяна. Научная и техническая
сторона обычно бывают оформлены безукоризненно и тщательно. но что только
не приносится в жертву этой безукоризненности и тщательности!
Правдоподобие обстановки, правдоподобие поступков, правдоподобие
характеров... наконец, нормальный, хороший литературный стиль. Образы
действующих лиц, обреченных на монологи, изобилующие специальной
терминологией, на унылые разъяснения более или менее очевидных вещей, на
поступки, которых от них в нормальных обстоятельствах (вне необходимости
разъяснять и доказывать преимущества новых аппаратов) никак нельзя было бы
ожидать - бледны, схематичны, бескровны. Если они любят, то только молча и
только товарища по работе или таинственную незнакомку, которая в конце
концов, впрочем, тоже оказывается товарищем, правда, по другой работе.
Если они ругаются, то только по поводу нехорошего дождя или безлунной
ночи, мешающих их работе. Смеяться они не умеют - нет, а если они и
смеются, то именно в тех местах, где свободно могли бы обойтись без этого.
Разговаривать подобно обыкновенным людям они тоже не умеют. Они не
говорят, они читают по бумажке выписки из технической энциклопедии,
изредка принимаясь острить, и остроты их плоски, как земля в
представлениях первобытного человека. В диалоге различить их невозможно.
Приходится считать строчки: каждая четная - инженер-конструктор, каждая
нечетная - таинственный незнакомец с папиросой. Если вы пытаетесь мысленно
представить себе одного из таких героев, то с изумлением убеждаетесь, что
это - нечто аморфное с самопишущей пластмассовой ручкой красного цвета.
Иногда это "нечто" обладает, скажем, рыжими волосами и склонностью к
юмору, но это помогает мало. Ходульность образов. Суконный стиль.
Деревянный, изломанный сюжет."
Г.Н.Голубев (15.X.88): "...И в те годы, и сейчас критики порой
упрекают нас за то, что мы слишком увлекались тогда фантастикой
научно-технической. В этом есть, конечно, правда, но и были тому
основательные причины. Немалую роль, как мне кажется, сыграло то, что
многие из зачинателей научной фантастики тех лет были учеными или
изобретателями, как В.Охотников, кандидатами физико-математических наук А.
Днепров и Е.Парнов, физиком М.Емцов, этнографом Р.Подольный, пулковским
астрономом Б.Стругацкий, инженерами Л.Теплов и Г.Альтов. Именно поэтому,
скажем, А.Днепров любил писать новеллы, в основу которых была положена
какая-нибудь научная идея, доведенная до парадоксальности, не слишком
занимаясь глубокой разработкой характеров.
Но самой главной причиной увлечения многих чрезмерной научностью был,
мне кажется, наш общий оптимизм тех первых послевоенных лет - вера в то,
что именно научно-технический прогресс быстро приведет не только нашу
страну, но и все человечество к счастью. Увы, эти надежды стали вскоре
тускнеть, но для развития фантастики это было полезным: она стала глубже,
умнее, разнообразнее. А что касается вздорной идейки Немцова насчет
деления фпнтастики на литературу "ближнего" и "дальнего" прицела, то среди
нас, молодых, она сама и дискуссии на эту тему на страницах "Литературки"
вызывали только насмешки. Мы уже прекрасно понимали, что каждый имеет
право писать о том, что его интересует и книги наши должны как можно
больше отличаться друг от друга и по темам, поднимаемым проблемам, и по
сюжетам."
Очень просто объяснял свое обращение к фантастике палеонтолог Ефремов
(В.Бугров, "В поисках завтрашнего дня", 1981):
"Причиной тому послужили два обстоятельства. Прежде всего,
неудовлетворенность системой доказательств, которыми может оперировать
ученый.. Планы и замыслы ученого необычайно широки, а исполняются они, я
думаю, в лучшем случае процентов на тридцать... Вот и получается: с одной
стороны - всевозможные придумки, фантазии, гипотезы, обуревающие ученого,
а с другой - бессилие добыть для них строго научные доказательства. Добыть
на данном этапе, при жизни. И ясное осознание этого бессилия... А в форме
фантастического рассказа я - хозяин. Никто не спросит - где вычисления,
опыты? Что взвешено, измерено?.. А второе обстоятельство -
неудовлетворенность окружающим миром. Она, замечу, свойствена каждому
человеку, полностью могут быть довольны лишь животные, да и то не всегда.
Писатель, как и ученый, мечтает о лучшем, о гораздо лучшем. Но тяжелый воз
истории катится своим темпом к далеким горизонтам, и темпы эти не
упрекнешь в излишней поспешности..."
Но, кажется мне, прав и А.Н.Стругацкий, удивлявшийся в свое время
дотошности научных выкладок Г.И.Гуревича: "Зачем вы тратите усилия на
научные рассуждения? Все равно они спорны и вызывают излишние возражения.
Пусть ваши герои садятся на некий аппарат и начинают действовать."
Л.Д.Платов (23.XII.57): "...Нашим лучшим ныне пишущим советским
фантастом является Ефремов. Он ученый с очень широким научным кругозором
и, кроме того, прожил яркую, богатую приключениями жизнь: был и моряком, и
начальником экспедиции. Он свободно берет любую научно-фантастическую
тему, потому что у него хорошо организованное научное мышление. Между
прочим, так говорил о себе Уэллс: "У меня хорошо организованный мозг".
Уэллс был по образованию биологом, даже написал научную работу. Не
случайно так хорошо получился у него "Человек-невидимка". Я могу тебе
назвать еще одного советского фантаста, с которым я был знаком: Обручева
Владимира Афанасьевича (в "Архипелаге исчезающих островов" - это
Афанасьев). Характерно, что Обручев, академик, написавший более 250
научных трудов, очень свободно обращался с наукой. Понимаешь ли: он мог
себе это позволить! В основу "Плутонии" (кстати, написанной, по его
словам, в пику Жюлю Верну, который напутал по части геологии в своем
романе "Путешествие к центру Земли") положена одна заведомо ошибочная
гипотеза столетней давности...
Когда я советовался в 1938 году по поводу своей повести "Дорога
циклонов" с Героем Советского Союза Евгением Федоровым, только что
вернувшимся с полюса, меня тоже поразило, как легко он находит решением
тем "научно-фантастическим" трудностям, с которыми я обратился к нему. Он
чувствовал себя запросто в мире научных фактов - вот что важно! Еще 20-30
лет назад можно было по-дилетантски подходить к научной фантастике,
искупая отсутствие твердых знаний богатством выдумки и т.д. Сейчас, сам
понимаешь, этого нельзя. Ты можешь быть биологом, а написать об
астрономии, это не исключено. Но научное мышление у тебя будет уже
выработано, найден метод обработки материала. А затем уж идут фантазия,
образный яркий язык,умение представлять характеры людей в сложных
жизненных ситуациях, и т.д. Мой совет тебе: живи с широко раскрытыми
глазами и ушами, обдумывай жизнь, присматривайся к людям (к людям, а не к
проблемам - это относится и к научной фантастике), в центре задуманного
произведения поставь человека: ученого, борца, открывателя, новатора. И
пиши каждый день - для тренировки. Задача современной советской научной
фантастики, по-моему, приобщить широкого читателя к миру науки, научить
дальше видеть, заглядывать вперед."
Н.Н.Плавильщиков (5.X.58): "...Возьмите в библиотеке журнал "Звезда"
за 1958 год, сентябрьский номер. В нем статья Л.Успенского "Приключения
языка": автор изругал на чем свет стоит И.Ефремова за его "Туманность
Андромеды" (написано по напечатанному в "Технике-молодежи", отдельной
книгой этот роман еще не вышел). Действительно, много всякого "понасажал"
Ефремов, но вам советую прочитать не ради того, чтобы узнать, как изругали
Ефремова: прочитайте внимательно и сделайте надлежащие оргвыводы, как
принято говорить, Статья не учит, как нужно писать, в ней лишь рассказано
кое о чем из того, чего нельзя делать. А помимо того, это статья вообще о
языке научно-фантастических и приключенческих рассказов и романов, а,
значит, уже по одному этому вам надо с ней познакомиться..."
Л.Д.Платов (25.I.58): "...Ты пиши, имея перед собой Ефремова,
А.Толстого, Уэллса, Стивенсона. У них и учись. Плохому не научат."
Иван Антонович Ефремов действительно был личностью необычной.
"Что может быть общего между автором бессмертного "Робинзона Крузо" -
англичанином Даниэлем Дефо и великим фантастом Иваном Ефремовым? -
задавалась в свое время вопросом газета "Аргументы и факты". - Первый
создал английскую разведку, а второй, возможно, был ее сотрудником.
Как нам стало известно из компетентных источников, действительно, в
70-е гг. в стенах КГБ проводилась тщательная проработка версии о возможной
причастности И.Ефремова к нелегальной резидентатуре английской разведки в
СССР. И что самое удивительное, окончательная точка так и не была
поставлена - действительно ли великий фантаст и ученый Иван Ефремов -
Майкл Э. - сын английского лесопромышленника, жившего до 1917 года в
России?
Основанием для многолетней работы по проверке шпионской версии
послужила внезапная смерть Ивана Ефремова через час после получения
странного письма из-за границы. Были основания предполагать, что письмо
было обработано специальными средствами, под воздействием которых
наступает смертельный исход..."
Я запомнил И.А.Ефремова крупным неторопливым человеком. Он неожиданно
рассказывал анекдот, потом столь же неожиданно задавал необычные вопросы.
Например, прочел ли я "Анну Каренину", а если прочел, то в чем там,
собственно, было дело?.. Кажется, по молодости лет я отозвался о романе не
очень похвально, к тому же мне в то время казалась лишней заключительная
часть романа...
Ефремов удивился.
Мы шли мимо кафе "Паланга" (по бывшему Калужскому шоссе)...
Зеркальные стекла, вкусные запахи...
Впрочем, все это я уже описал в повести "Поворот к Раю"...
Туманность Андромеды...
О "Туманности Андромеды" писали много. Писали заслуженно. И все же
мне кажется, знаменитый роман вовсе не открывал новых путей развития
советской фантастики. "Туманность Андромеды", скорее, закрывала -
неожиданно блистательно - долгую эпоху поисков Нового человека. Герои
Ефремова летели к другим мирам, они поднимали руку на святое святых самого
Пространства, они предавались свободному труду, выбирая его сами,
оставаясь при этом людьми со всеми их человеческими сомнениями,
колебаниями, даже ошибками. После стольких лет самых разнообразных, а, в
сущности, самых однообразных извращений, вдруг появилась
научно-фантастическая книга, в которой люди вовсе не занимались
разработкой лишь самосбрасывающихся штанов. Если еще совсем недавно по
космическому кораблю, описанному в романе Б.Анибала "Моряки Вселенной"
(1940) шарашился некий полупьяный механик с масленкой в руке, то в романе
Ефремова это было попросту невозможно.
Другой порядок. В математическом смысле.
"Девушка взмахнула рукой, и на указательном пальце ее левой руки
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг