Но самое фантастичное, как всегда, происходило не в книгах, а в
жизни.
Г.И.Гуревич (26.VII.88): "В обойму тогда входили Казанцев, Немцов и
Охотников. Самым процветающим был Немцов. "Немцов вездесущ, как господь
бог", - сказал мне как-то Казанцев. Самым характерным - Вадим Охотников.
Профессиональный изобретатель, он и писал о том, как интересно изобретать.
Его "Пути-дороги" - о том, как строили дороги, плавя грунт. Построили и
прекрасно!.. А главный сборник его - "На грани возможного"... Охотников
сам полный был такой, больной сердцем, на машине ездил за город, чтобы
писать на свежем воздухе. Помню, как он рассказывал чистосердечно:
"Вызвали нас в СП, говорят: "У вас в группкоме 350 человек, неужели нет ни
одного космополита?" Ну, мы подумали, что люди вы молодые, инфаркта не
будет, к тому же и в газетах вас обругали..." Потом он уехал из Москвы в
Старый Крым, там и похоронен неподалеку от могилы Грина."
Эх, Булгаков, если бы ты что-нибудь понимал...
Еще в 30-х Александр Беляев заметил в одной из статей, что для романа
о будущем (коммунистическом, понятно) необходим новый конфликт - "конфликт
положительных героев между собой".
В 1962 году на московской встрече писателей-фантастов братья
Стругацкие повторили практически то же самое. На их взгляд конфликты людей
будущего - это "борьба не добра со злом, а добра против добра. В этих
конфликтах будут сталкиваться два или несколько положительных героев, из
которых каждый убежден и прав по-своему, и в чистоте стремлений которых
никто не сомневается. Они и в ожесточенных столкновениях останутся
друзьями, товарищами, братьями по духу."
Сравните это с цитатой из новогоднего интервью, данного братьями
Стругацкими газете "Вечерняя Москва" (1964): "Двухтысячный год... Что
будет характерно для человечества в то время?.. Во-первых, все
международные конфликты будут решены. Во-вторых, во всем мире начнется
наступление за человека в человеке, разные страны и государства будут
использовать в этом отношении опыт, накопленный в СССР, а у нас работа по
воспитанию людей нового уже завершится, исчезнут из жизни явления, которым
соответствуют ныне понятия мещанства, обывательщины, мракобесия..."
Я привожу эту цитату 25 октября 1994 года.
Сегодня вторник, идет снег. Рубль падает, Чечня дерется... Занятно
думать, что к 2000-му году у нас "работа по воспитанию людей нового уже
завершится"...
Впрочем, все это - лишь о вреде прогнозов.
3
К концу 50-х заглохла космическая тема, обмелела до предела
социальная струя в фантастике, сама фантастика превратилась в литературу
полуприкладную, полутехническую. Если когда-то фантасты и впрямь, в меру
отпущенного им таланта и воображения, пытались лепить образ Нового
человека - мятущегося интеллигента, гениального ученого-одиночку,
великолепного инженера, конструирующего мечту, борца-патриота,
побеждающего козни и заговоры мирового империализма, простого рабочего
паренька, справляющегося как с многочисленными врагами народа, так и с
непомерными горами Знаний, то теперь образ был как бы уже и создан -
Простой Советский Человек! - и нечего было к этому образу добавить. Если
Евгений Замятин считал долгом доносить свои нелицеприятные взгляды до
читателей, то Владимир Немцов, скажем, давным давно забыл, что когда-то в
юности писал лирические стихи и даже абстрактные картины. Восхищение
В.Немцова вызывали теперь совсем другие вещи, совсем другие фигуры. И
убедителен был при этом В.Немцов чрезвычайно (цитирую его книгу "Параллели
сходятся", 1975): "К.Е.Ворошилов, человек из легенды, герой гражданской
войны, в конце Отечественной войны ведал вопросами культуры в стране, и
знал культуру он прекрасно, не хуже, чем систему вооружения Советской
Армии. В этом я убедился, когда Климент Ефремович вручал орден за мою уже
не изобретательскую, а литературную деятельность..."
Умри Денис, лучше не напишешь!
"С особым волнением и благодарностью вспоминаются встречи с такими
людьми, чьей деятельностью ты как бы по компасу проверяешь взятый тобою
курс: не изменило ли тебе партийное чутье, чувство гражданского долга в
самых, казалось бы, повседневных, будничных делах..."
Не изменило.
В ноябре 1951 года на дискуссии о состоянии и путях развития научной
фантастики, организованной Домом ученых, Домом детской книги и
ленинградским отделением Союза писателей, В.Немцов с удовольствием
повторил с трибуны столь любимый им тезис: "Мы пишем о нашем сегодняшнем
дне, либо заглядываем совсем недалеко, через два-три года. Наша жизнь
настолько интересна, фантастична, что от нее трудно оторваться, и именно о
ней и нужно писать..."
Получалось так.
Красноармеец Гусев летел устраивать революцию на Марсе - судьба
заблудших атлантов его интересовала, профессор Преображенский дивился
хитростям революции, еще больше дивясь нраву Шариковых, герои Адамова,
выполняя приказ страны, не успевали закрывать ртов от удивления перед
подводным миром, все время открывающимся перед их глазами, даже герои
"Земли Санникова" с глубоким сочувствием, но и с изумлением вглядывались в
странную жизнь онкилонов, я уж не говорю о неистовом интересе к миру
героев Итина, Окунева, обоих Беляевых!.. И только герой Владимира Немцова,
рассказывая об уникальном полете над Землей в искусственной космической
лаборатории "Унион", спокойно признается: "Скучали, и больше всего
смотрели на Землю... На большом экране вы, наверное, видели ее лучше нас.
Я-то не особенно восхищался. Вода, пустыни, туманы... Не видели мы самого
главного, что сделали руки человеческие. Не видели каналов, городов,
возделанных полей..." И когда этого любимого писателем героя - Багрецова
или Бабкина - спрашивали, хочет ли он первым побывать на Марсе, он, ни
секунды не задумываясь, отвечал: "Только для познания и славы? Не хочу!
Вот если бы я знал, что, возвратившись с Марса, мог бы открыть на Земле
новые богатства, вывести для тундры полезные растения, тогда бы
полетел..."
И так далее, как говорил Велимир Хлебников.
"Я согласен выносить голод, жару, бомбы, обстрел, болезни и раны, но
не чувство удивления. Я с детства пришел к простоте и ясности. Я врагами
считал непонятные книги, непонятные явления." (В.Немцов. "Снегиревский
эффект", 1946).
Однажды в Малайзии, в Куала-Лумпуре, Миша Давиденко, опытный китаист,
объездивший всю юго-восточную Азию, предложил мне и драматургу Сене
Злотникову попробовать плод дуриана. Запах, конечно, дерьмовый, сказал
Миша, щуря свои узкие глаза, скажем так, трудноватый запах. Миша даже
изумленно прищурился. Но если забыть про запах, победить запах, сделать
первый укус, глоток, все! - вас уже за уши не оттащат от дуриана. И на
Северном полюсе вы будете мечтать о дуриане. Никакой запах вам не будет
страшен, ибо вы познали вкус!
Сильная речь.
Мы решились.
Мы купили круглый, как брюква, и такой же голый плод дуриана. Мы
выбрали самую зеленую и милую лужайку в самом центре Куала-Лумпура. Как
настоящие белые люди мы возлегли на траве и Сеня Злотников достал из
кармана изящный позолоченный ножичек, с которым объехал чуть не полсвета.
Вас от дуриана теперь за уши не оттащат, сказал любовно поглядывая на
дуриан Миша Давиденко. Жаль, он, старый китаист, столько этих дурианов
сьел, что ему вот прямо сейчас необходимо выпить пива. Он на минутку
отойдет во-о-он туда, выпьет баночку пива и вернется , чтобы это, значит,
оттаскивать нас за уши от полюбившегося нам дуриана.
И Миша отошел.
Было безумно жарко - далеко за сорок. Мы с Сеней испуганно
переглянулись. Прикрикни на нас в тот момент кто-нибудь, даже не
полицейский, нас не надо было бы за уши оттаскивать от дуриана, мы
побежали бы сами. Мы вдруг вспомнили официальное предупреждение,
помещенное на очень видном месте у входа в отель: плоды дуриана не
вносить!.. Правда, это предупреждение в запретном списке шло вторым после
наркотиков. Но опять же... За внос наркотиков правительство Малайзии
обещало смертную казнь...
- Что там обещали за внос дуриана? - спросил я.
Сеня Злотников мрачно пожал плечами. Судя по тому, что дуриан идет
сразу после наркотиков... Пожизненное, наверное...
- Давай, - решился я. - Режь. Мы только кусанем пару раз, а потом нас
за уши не оттащат.
Наверное, мы не успели зажать носы.
Сеня сделал легкий разрез, царапинку, нечто почти теоретическое,
незаметное, как марсианский канал, и на нас явственно пахнуло трупом. В
тропической влажной жаре запах многократно усиливался. Обливаясь потом,
оглядываясь - не спешат ли к нам с воем полицейские машины? - мы быстро
закопали плод дуриана в землю. Кстати, вместе с ножичком, о чем Сеня даже
и не жалел. По крайней мере, когда уже в отеле, отдышавшись, я предложил
ему смотаться на знакомую лужайку, раскопать могилку дуриана и забрать
позолоченный ножичек, он почему-то вздрогнул и отказался.
Да привыкнете, убеждали критики. Подумаешь, - ближний прицел!
Нормальная фантастика. Самосдергивающиеся штаны, многолемешные плуги,
робот, почти научившийся чинить карандаши...
Привыкнете!
Прекрасный жанр!
Вас потом за уши не оттащат.
В.И.Немцов (28.XI.88): "...О теории "фантастики ближнего прицела" я
не слышал, хотя некоторые из критиков - родителей "чистой фантастики" -
ругали меня за "приземленность", а однажды была даже статья в молодежной
газете, которая называлась "Изменивший мечте". Да и теперь иные критики и
редакторы торопятся объявить "техническую фантастику" устарелой. Мне же
думается, могу даже утверждать, опираясь на свой жизненный опыт, как в
технике, так и в литературе, что такая теория не имеет под собой
основания. Дело ведь даже не в том, будет ли осуществлена в практической
жизни та или иная техническая невидаль, придуманная автором книги, важно,
как он об этом рассказал. Заставил ли читателей сочувствовать герою книги,
маявшемуся в поиске решения технической задачи, и ненавидеть тех, кто
мешает герою осуществить свой замысел на благо людям. А если в читателе
(тем более юном) заложена изобретательская жилка или способность к
конструированию, то такая книга как раз и поддержит его в таком деле, оно
станет для него любимым, и тогда, как предрекал Горький, больные вопросы
политехнизации школы будут решаться легче..."
Другими словами: вас потом за уши не оттащат, вот только бы запах
перебороть.
Г.Н.Голубев (15.X.88): "...Руководил тогда журналом "Вокруг света"
Виктор Степанович Сапарин. Сапарин - человек в высшей степени
интеллигентный, эрудированный, а главное очень внимательный и
доброжелательный к молодежи. Он оставил несколько превосходных
научно-фантастических рассказов ("Суд над танталусом", "Однорогая
жирафа"), но, конечно, мог бы сделать гораздо больше, если бы не уделял
все свое основное внимание журналу. Попытку любого из сотрудников журнала
или начинающих авторов научных статей попробовать свои силы в фантастике
или в приключенческой беллетристике он всячески поддерживал и поощрял.
Благодаря прежде всего Сапарину "Вокруг света" стал школой, из которой в
литературу вошли мы с Н.Коротеевым (он был вторым разъездным
коррреспондентом), приключенцы В.Смирнов, Е.Федоровский. Здесь были
напечатаны первые рассказы Олега Куваева, Д.Биленкина, одно время
возглавлявшего в журнале отдел науки, интересные очерки писавшего еще под
своей настоящей фамилией и с научными титулами Кира Булычева, а в
созданном при журнале до ныне уникальном приложении "Искатель"
опубликовали свои первые рассказы его первый редактор, к сожалению, рано
ушедший В.Саксонов (Зыслин), М.Емцов и Е.Парнов..."
В.Сапарин, "Голос моря". Трудрезервиздат, 1952.
Герой повести ленинградский профессор физики Петр Иванович Смородинов
приезжает в южный санаторий, в здравницу, как тогда говорили. Во время
одной из прогулок профессор Смородинов случайно замечает, что перед
штормом от берегов моря ушли все медузы. Интересно, что заставило их уйти,
этих странных тварей, плавающих, как известно со слов А.Толстого,
посредством вздохов?.. Размышляя об этом, профессор Смородинов беседует с
различными опытными людьми, в том числе с местным метеорологом. Метеоролог
- дитя своего времени. На невинный вопрос о прогнозе погоды он отвечает
пространно и недвусмысленно: "На территории нашей страны погода всегда
находится под непрерывным наблюдением. Но ведь не всюду находятся наши
метеостанции или станции дружественных нам стран. Некоторые наши "друзья"
по ту сторону моря непрочь "подослать" нам неожиданный шторм..." Ну, а что
касается открытия, делается оно профессором совместно с рыбаками. Поняв,
что медузы улавливают неслышимый для человеческого уха инфразвук,
профессор Смородинов строит замечательный прибор. "Ну вот, - говорит он
удовлетворенно, - когда много людей включается в какое-нибудь дело, всегда
получается результат. Может быть ошибка Черноморской станции в том и
заключалась, что они мало привлекали "посторонних", пытались всего достичь
своими силами." И заканчивает восхищенно: "Как это здорово, что хорошая
инициатива у нас, словно снежный ком, обрастает мыслями, идеями и
предложениями помощи со стороны самого широкого круга людей!"
В.И.Немцов (28.XI.88): "...С Вадимом Охотниковым я действительно был
знаком. Человеком он был добрым и, как мне казалось, голова его была
переполнена всяческими техническими идеями."
Вадим Охотников, "Новое зрение". Трудрезервиздат, 1952.
Студент пятого курса Электротехнического института Миша Савин едет
опять же к берегам нашего южного моря. И речь теперь идет об ультразвуке,
о создании другого замечательного прибора - эхолота. Он чрезвычайно прост.
"Представьте себе металлический ящик. В нем куча радиоламп, а на крышке
всего один измерительный прибор, похожий на счетчик такси. Никаких
измерений бумажной лентой делать не надо! Никаких вычислений делать не
надо. Раз - и готово! Устройство из радиоламп все само измерит и
подсчитает с изумительной точностью, и на экране сразу выскочит цифра,
указывающая расстояние от поверхности воды до дна."
Но дело, собственно, не в этом ящике.
Миша Савин встречает слепого - бывшего морского офицера Василия
Ивановича. Его мечта - создать прибор, с помощью которого можно свободно
видеть под водой, и такой прибор герои повести, естественно, создают.
Столь же естественна и следующая задача - вернуть зрение Василию
Ивановичу. Впрочем, здесь все еще проще: Василий Иванович... прозревает
сам. Героям остается лишь поклясться, что в дальнейшем они будут трудиться
еще самоотверженнее.
В.Иванов, "В карстовых пещерах". Трудрезервиздат, 1952.
Карстовым пещерам в 50-е везло не меньше, чем Атлантиде и снежному
человеку. Понятно... Карст это не колхозы с их проблемами, не
беспаспортные крестьяне... Начинается повесть В.Иванова с легенды,
услышанной в Западном Предуралье - о сподвижниках Салавата Юлаева,
бежавших после разгрома пугачевского восстания куда-то в пещеры... Геологи
Новгородцев и Карнаухов занимаются, разумеется, не сбором фольклора, но,
открывая для нужд нового строительства мощную подземную реку, находят
останки сподвижников Салавата Юлаева.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг