В.Потапов
(Москва)
Золотой медведь
Настало лето. Отцвели в лесах ландыши, в палисадниках и садах -
черемуха, утратила майскую яркость и свежесть листва. С юга часто налетали
грозы, поливали землю теплым благодатным дождем. По вечерам обильная роса
падала на траву, и над рекой поднимались парные туманы...
Июньский вечер потухал, готовясь уступить место перемигивающейся
редкими звездами ночи. Воздух был теплым и влажным. Из лесу налетел ветер,
пронесся по селу, кружа пыль и мусор, и стих на лугах. Словно кто-то
невидимый заполнил все пространство, каждый закоулок, щель, вызнал то, что
хотел, и скрылся.
Невидимка раздул волосы стоявшей в дверном проеме Марии, отвлек от
невеселых мыслей. Подняв голову, она огляделась. Слева в конце улицы над
крыльцом магазина горела, чуть покачиваясь в сетчатом стакане, лампа.
"Уже девять", - подумала Мария. Лидка-продавщица всегда зажигала свет
над входом ровно в девять.
Мария глубоко вздохнула и, замкнув дверь, свернула на улицу, ведущую к
клубу. В тени высоких тополей и ветвистых старых лип копился вечерний
сумрак. Навстречу медленно, опираясь на клюку, брел дед Зиновий.
- Здравствуйте, дедушка, - Мария остановилась перед стариком и
откинула за ухо прядь волос. - Как ваше здоровье?
- Здравствуй, красавица, - ответил дед Зиновий и улыбнулся. Его глаза
с тяжелыми морщинистыми веками превратились в узкие щелочки. - Спасибо.
После того лекарства, что ты привезла, совсем перестал кашлять и грудь
больше не болит. А то, как покурю, к утру мочи нет, кашель мучает. Ну прямо
всю грудь рвет. Поживу еще. На Золотого медведя еще разок погляжу, может.
- Какого медведя? - удивилась Мария.
- О! - Зиновий вскинул седую, как лунь, голову.- Давай вон присядем, а
то ноги не держат, я тебе расскажу.
Зиновий зашаркал к лежавшему возле забора толстому ошкуренному бревну.
Опустившись на него, он поставил клюку меж ног, положил поверх руки и
оперся на них подбородком. Мария села рядом.
- Старики Хозяином звали... Давно было. Почитай, лет на десять моложе
тебя был. Аккурат гульба была на поляне возле реки. Он и явился. Бабы
испугались, визжат, кричат. Кто бежать бросился, кто камнем в землю врос.
Кто за ружьишком кинулся. Да не тут-то было. Он только глазами сверкнул - а
глаза зеленые, как фонари горят, - всех к месту точно и приклеило. Ни
рукой, ни ногой не пошевельнуть.
Глядим, стоит зверь большо-ой, сам весь темный, почти черный, шерсть
длинная, волной. И главное дело: когти золотые, а во лбу рог! Золотой тоже,
витой весь!.. Мордой поворочал, оглядел всех и прямиком к Настасье...
- А это кто? - спросила Мария, пододвигаясь к старику.
- Красавица у нас первая была на деревне... Подошел, поклонился и
рогом плеча коснулся. Рявкнул, топнул, а из-под лапы что-то ей под ноги
упало. Повернулся - и к лесу. Туг чувствуем все, отпустило, слава тебе
господи. Зашевелились люди, а что делать, не знают.
А Настасья ту вещицу подняла, что ей Золотой Медведь под ноги-то
кинул. Глядит, а это кошель, полный ассигнациёв. Сколько было, не знаю, и
никто не знает. Сразу-то не сочла, а ночью ее барин наш вместе с деньгами и
умыкнул...
Зиновий достал трубку, кожаный кисет и стал набивать ее.
- Ну а дальше? Дальше, дедушка? - нетерпеливо потеребила его за рукав
Мария. Старик хитро прищурился.
- Сейчас. Не торопи. Закурю вот, и дальше будет, Оп попыхтел,
раскуривая трубку, и продолжил рассказ.
- Что дальше. Дальше, как бывает: деньги отнял, Настасью у себя
оставил. Знал, подлец, что в народе поверье есть: будто у бабы, которой
медведь свое почтение окажет, дитя должно народиться необыкновенное.
Великий человек! А метит он только самых красивых и чистых девок. Вот барии
и захотел спытать, правда ли. Только никто у него не родился. На третью
ночь сбежала Настасья. Потом замуж вышла за Ваньку Кузнецова из
Никольского, у них вот то дитё и родилось. Сын. Красным командиром был.
Потом в Сибирь уехал, города строить, большим человеком стал. Памятник,
говорят, ему поставили где-то... - Старик прищурился вдаль, потом покачал
головой. - Нет, не вспомню, где. А барин вскоре, как сбежала Настасья,
помер от дурной болезни. Народ говорил: медведь его наказал.
- И ты видел его, дедушка, на самом деле? - с мягкой улыбкой спросила
Мария и погладила Зиновия по высохшей руке, как бы прося извинения за свое
недоверие.
- Видел, - качнул головой старик.
- Ведь сейчас же ракеты в космос летают, люди на Луне были, человеку
чужое сердце пришили...
- Ну и пусть себе. ЕМУ это не мешает. Он в лесу живет. В мире много
места. А ты иди, иди на поляну, сама увидишь. Сегодня в аккурат его день.
Сердцем чую - явится. Иди, милая. Народ уже собрался, и Володька твой тебя
давно ищет.
- Но почему же, дедушка, о нем никто ничего не знает?
- А мало ли, о чем люди не знают и знать не хотят! Почему у свиньи
морда ниже плеч?! Потому что она в земле роется, а в небо не глядит!
Поняла?!
Мария кивнула, глядя в потемневшую дорожную пыль, горькие складочки
легли вокруг ее рта и глаз.
- Иди, иди. В жизни с человеком всякое случается. Главное, чтобы он в
душе чист остался. - Старик поднялся и побрел прочь.
Мария, опустив голову, сложив руки между колен, осталась сидеть на
месте. Зиновиева сказка задела что-то в душе, заставила вспоминать...
Она шла по коридору. Наконец-то одна. Впервые с 8 часов утра. Ее не
дергали за рукава, не кричали: девушка, девушка! Не ощупывали взглядами
мужчины. Мария была одна, бледная, усталая. Ступени гулко отзывались под
каблуками. Поднявшись на свой третий этаж, Мария, запыхавшись, прислонилась
к двери. Оставалось совсем немного, и тогда - все. Все до завтрашней смены.
Мария достала ключ, сунула его в скважину замка, повернула, толкнула дверь,
вошла. Ключ сразу в сумку, чтобы не забыть, и захлопнула дверь. Не руками,
взявшись за ручку - плечами, откинувшись назад.
Нащупав выключатель, зажгла свет. Это ее дом. Вот эта
пятнадцатиметровая комната. Ради нее она собрала чемодан и приехала сюда?
Об этом она мечтала: о вечно журчащей воде в туалете, о каплях, - бим, бим.
о чугунную мойку, - роняемых старым краном на кухне, о выцветших,
покоробившихся обоях в масляных пятнах и темных точках - следах выведенных
клоповьих гнездовий? Об этом она мечтала, когда ей было 16? Для этого она
выросла красивой, выросла нежной, желанной?..
Как трудно ходить по этой комнате. Она вся засыпана черепками: полгода
назад их было по щиколотку, сегодня - уже по колено. Они невидимы:
рассыпавшиеся в прах мечты, разбитые надежды, рухнувшие арки радуг.
Семьдесят рублей в месяц хромой одинокой старухе, похожей на то жилье,
которое она сдавала Марии. Здесь Мария плакала иногда, тихо, неслышно, про
себя, глубокой ночью. Или просто лежала с сухими глазами, бесчувственная и
безразличная ко всему. И размышляла: скоро ли она постареет и на что будет
тогда похожа?
Мария оттолкнулась от двери, глянула в мутное зеркало на стене
напротив вешалки. Нет, не скоро. Но это все-таки произойдет, и не с чем
будет связать красоту и молодость, разве что с этими черепками под ногами.
Она прошла в комнату, села на стул и сбросила туфли. О, какое
блаженство! Сунула ноги в стоптанные шлепанцы и продолжала сидеть с
бессильно повисшими руками. Рядом на столе лежал конверт с надписанным
адресом, совсем готовый к отправке. А подле - листик бумаги, на котором
всего три слова: "Дорогая мама! Я..." - и больше ничего.
Закончить письмо нетрудно - она написала много таких писем. "У меня
все хорошо. Спектакль, в котором я играю, имеет большой успех, на него
очень трудно достать билеты, люди по ночам дежурят возле кассы, чтобы утром
купить билет. Спектакль называется... - Она может выбрать какое угодно
название из газеты. - Роль у меня маленькая, без слов, но в следующем
сезоне обещают дать со словами. А сейчас я немножко танцую и пою. Так что,
видишь, мама, беспокоиться не о чем, все идет хорошо. О деньгах тоже не
беспокойся, даже вам могу немножко посылать. Больше трудно - жизнь в городе
дорогая, а артистке надо очень следить за собой, на это много уходит. Вот
дадут хорошую роль, буду присылать больше".
Вот что она писала из раза в раз, чуть-чуть иначе, вставляя
какую-нибудь придуманную новость. Мария могла кончить это письмо с
закрытыми глазами. Может быть, она допишет его завтра с утра. Придется. Оно
лежит на столе уже три дня. Но не сегодня. Иногда человек устает настолько,
что не может лгать.
Мария поднялась со стула и пошла на кухню. Чиркнула спичкой, зажгла
конфорку - несколько мгновений смотрела на голубой венчик пламени, потом
поставила па плиту чайник. Достала из сумки свертки с колбасой и сыром,
бутылку кефира, пару сладких творожных сырков, батон хлеба. Сейчас она
поужинает и ляжет спать. Утром доделает то, что не в силах была доделать
вечером, и на работу. И так изо дня в день...
Разве об этом она мечтала, когда ей было 16? Для этого выросла
красивой, нежной, желанной?..
Мария вспомнила единственное письмо Владимира. Оно пришло не вовремя:
тогда она была счастлива, у нее был любимый, и впереди ее ждало счастье на
всю жизнь. Если бы письмо пришло позже, когда у нее не осталось ничего, она
бы вернулась сразу же, незамедлительно. А так возвращение затянулось на
долгих четыре года...
С соседней улицы донесся голос. Мария отозвалась не сразу: подняла
лицо, прислушиваясь к звукам собственного имени, улыбнулась. Прошлое
отлетело куда-то, словно сдутое ветром.
Владимир стоял подле крыльца ее дома, нетерпеливо оглядываясь. Завидев
Марию, он бросился ей навстречу.
Красивым его нельзя было назвать, но смотреть на него было приятно.
Хорошо сложенный, с темными глазами и густыми бровями, твердым подбородком
и выступающей нижней губой. Движения у Владимира были размашистые, смелые:
будто пространство вокруг тесно ему.
- Ну где ты ходишь?! Новость слыхала? Зиновий новую байку разнес по
деревне: будто бы сегодня ночью должен прийти медведь с зелеными глазами и
рогом во лбу. Народ смеется, а он твердит свое - мол, все приметы сходятся.
Столько нарассказал... Да Колька-алкаш еще прибавил. Говорит, в лесу следы
медвежьи видел. Крупные, говорит, следы. Пошел по ним, а они у реки вдруг
пропали, будто медведь в воздух взлетел. Врет, небось, как всегда...
Владимир прервал свой рассказ, видя, что Мария не слушает его.
Странно... Как тлеющий огонек на сухих травинках, вспыхивало у Марии
неясное чувство тревоги и затухало до времени.
- Пойдем... - негромко сказал Владимир, беря Марию за руку.
Она медленно покачала головой, намереваясь отказаться, но в этот миг
со стороны леса, со стороны золотисто-розовых закатных облаков, застывших
над ним, налетел ветер - странный, необычный ветер - и что-то сразу
переменилось.
- Подожди меня. Я пойду переоденусь, - сказала она и скрылась в доме.
Владимир вздохнул и сел на ступеньку крыльца. Неспеша достал из
кармана растрепанную пачку папирос, закурил. Он думал о себе и о Марии.
Он знал историю ее жизни. Знал потому, что родился и жил с нею в одном
селе, потому что любил давно. Так давно, что когда начинал вспоминать, ему
казалось, что чувство это было с ним всегда, что он родился с любовью к
Марии. Пять лет назад она уехала в город учиться на артистку. Особое
отношение окружающих, легкость, с которой ей давалось все в жизни с тех
пор, как расцвела ее чудная красота, родили у нее убежденность в
необыкновенности своей судьбы, в обязательность удачи и счастья.
Что было в городе, он тоже знал. Чего только не было! Все было...
Ах, эта память! Болезнь души...
Марию спасла смерть отца. Мать осталась одна с тремя младшими детьми,
Марии пришлось вернуться домой и пойти работать дояркой на совхозную ферму.
За год она пришла в себя, но ни захотеть, ни заставить себя поверить
во что-то хорошее в будущем не могла. Даже любовь и пятилетняя верность
Владимира не могли переубедить Марию.
Было и другое. У сплетни и зависти, как у крота, своя скрытая дорога.
Красота Марии не давала покоя всем: мужчин бесило ее безразличие и холодная
неприступность. Женщины были злы на мужчин за то, что те, не скрывая своего
восхищения, пожирали глазами ее стройную фигуру, чудесное лицо, ловили
каждое движение. Но других мужчин у них не было, и они переносили свою
злобу на Марию.
Владимиру тоже немало перепадало из этой помойной лохани, но он
держался стойко. Мария уехала в город, не оставив ему даже надежды, но он
любил ее; она предпочла любовь других, не вспомнив о нем, но он любил ее;
она осталась одна, но тогда уже не верила, что он может еще ждать ее,
потому что не верила уже ни во что, но он ждал ее. И теперь, когда Мария
тоже любила Владимира, обстоятельства снова были против них. Она понимала,
что не может бросить мать одну с тремя детьми и уехать из деревни, а здесь
ее счастье с Владимиром было невозможно. Остаться с ним в селе, значило
обречь его на бесконечные издевки, на вечную боль незаживающей раны. Да и
сама она никогда не смогла бы после всего почувствовать себя человеком тут-
дома.
И имела ли она вообще право выходить за него замуж?..
Обо всем этом думала Мария и не находила ответа. Что-то должно было
обязательно произойти, какое-нибудь чудо, которое поможет им обоим
освободиться от невидимых пут, стать счастливыми и свободными...
Мария вышла на крыльцо. Она была так хороша, что у Владимира заныло
сердце. В белом платье она казалась ему гордой прекрасной птицей... с
подрезанными крыльями. Владимир вспомнил слова учителя математики. Тот
сидел на лавке возле "чайной", и его болтало из стороны в сторону, потому
что он был совершенно пьян. Завидев Марию и Владимира, проходивших мимо,
учитель долго глядел на них, в глазах его стояли тоска и пьяные слезы. Он
бормотал: "Скитанья златокудрой любви... скитанья златокудрой любви..."
Владимир не понял: почему златокудрой? Но сердцем почувствовал - это
правда, это красиво и больно.
Он взял Марию под руку, и они пошли к реке на поляну.
Ветер шелестел листьями, смешивал звуки, нес прохладу и сырой запах
леса. Было ли в нем что-то еще?- спросила себя Мария. На мгновенье туманный
занавес отдернулся, и она увидела: покрытый волнистой шерстью Золотой
медведь стоял у обрушенной, заросшей зеленью ограды старой помещичьей
усадьбы. Он поднял морду, острие его рога и изумрудные глаза блеснули
зеленым золотом.
Мария сжала руку Владимира.
- Ты не чувствуешь... что-то необычное...
Владимир потянул носом.
- Да, ветер переменился, с фермы несет. А у Сенцовых картошку жарят.
Мария взглянула на него с удивлением, затем расхохоталась.
Владимир сконфуженно наморщил нос.
- Ты прав, конечно, - весело сказала Мария, - но я подумала на
мгновенье...
- Что это Золотой медведь?!
- А вдруг он есть на самом деле?
Владимир пожал плечами.
- Интересно было бы поглядеть. Но кто поверит, когда в школе про
электричество учат, про атомы, про тысячи звезд... про все такое...
- А это ему не мешает, он в лесу живет, - ответила Мария словами деда
Зиновия.
- Манька! А ты куда собралась?! - словно выстрел раздался из-за забора
Сенцовых визгливый женский крик. - Спугнешь медведя-то! Девкам счастья не
наколдует! Иди домой!
Женщина взахлеб зло захохотала. За ней следом загоготал муж.
Мария вздрогнула, затравленно оглянулась и крепче сжала локоть
Владимира.
Они вышли на поляну. Редкие фонари разбежались полукружьем, освещая ее
со стороны деревни. Далее под горой текла невидимая сейчас река. За ней в
темноте черной стеной стоял лес.
Мария и Владимир пристроились у забора на углу выводившей к поляне
улицы, в тени нависших ветвей сирени. Веселье было в самом разгаре. Медведь
тут, конечно, ни при чем. Но лишний повод выпить для праздника никогда не
помеха. Коля-алкаш вышагивал на деревянных ногах, точно только что
сделанный Буратино, от одной мужской компании к другой. С высоко
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг