накатившейся на берег, теряющей силу ласковой изнемогающей волны - длинных
прекрасных ног.
Она стояла предо мною с закрытыми глазами, откинутой головой в ожиданьи.
Я положил левую руку на живот, правую - на поясницу и стал медленно нежно
гладить ее, опускаясь ниже и ниже. Марина раздвинула ноги и мои руки
сомкнулись, ощутив жар ее лона. Волосы на нем были шелковистыми, но гораздо
грубее ее нежной прохладной кожи. Это так возбуждало. Они предупреждали, мы
охраняем тайну тайн, сад радостей земных, будь страстен, но нежен.
Мои пальцы скользнули в желанный сад, он был бархатист и влажен. Я взял
Марину за бедра и повернул к себе спиной. Мои горячие ладони легли на ее
ягодицы. Я раздвинул их и приник губами к началу ложбинки. Короткий поцелуй
и долгое движенье языка. Укус, другой в левую половинку, в правую. Она
тонко вскрикивала от моей ласки.
- Нагнись!
Марина нагнулась. Ее ягодицы разошлись, и я двинулся сверху вниз, ие
оставляя ни одного сантиметра, где бы не побывай мой язык. Я добрался до
ануса, она судорожно задышала и сжала ягодицы.
- Не надо, - выдохнула она прерывистым полушепотом.
- Надо, я люблю тебя всю!
И она подчинилась, позволяя мне делать все, что взбредет в мою безумную
голову.
- Я не могу больше, - охрипшим голосом произнес я чуть погодя.
Ее руки, крепко сжимавшие мою голову, отпустили меня.
- Как ты хочешь?
- Вот как, - сказал я, опрокидывая ее на спину. Марина раздвинула ноги...
О, как описать то, что изведали все, но что необыкновенно и сокровенно
для каждого?! Я вошел в нее яростно и глубоко. Ее груди запрыгали от моих
неистовых толчков. Я пронзал ее тело своей необузданной страстью, и оно
подчинялось ее грубой покоряющей силе.
Я обожал овладевать ею в такой позе. Она была вся раскрыта, вся видна
мне. Ее раздвинутые ноги означали не только желание, но и покорность. Я был
ее хозяином. Она была дикой лошадью, которую я объезжал, каждый раз
доказывая, кто ее господин.
- Я долго не продержусь, выдохнул я, чувствуя, как быстро накатывается
сладкая волна оргазма.
- Давай! Давай! Не жди меня, я успею вместе с тобой!
И я не стал ждать. Я больше не был ласков, я был груб - крутил соски,
насиловал яростно. Конец никогда не походит на начало и все, что я делал,
было именно тем, чего желала Марина.
- Я уже больше не могу. Сейчас! Сейчас! Я наполню тебя, наполню тебя! -
шептал я ей на ухо.
Марина задышала часто-часто, стала извиваться подо мной. Лицо ее
исказилось и она закричала. И тогда я наполнил ее.
Потом мы лежали - она на спине, я на боку. Расслабленные и
удовлетворенные.
- Погладь попку, - попросила она, и я исполнил ее просьбу. Она
подставляла мне свои разгоряченные влажные ягодицы, изгибаясь, как кошка.
Я перевернул кошку на спину. Она раскинула руки, груди торчали, дразня,
полусогнутые раздвинутые ноги словно приглашали: загляни, узнай, что там.
Там было очень мокро и гораздо больше места, чем 20 минут назад.
- Западные колдуны говорят, что в тебя надо обмакнуть два листочка.
Потом, когда они высохнут, зашить в шелк. Получатся могучие талисманы,
которые будут хранить нас от всяких бед.
- Ты хочешь ободрать мои цветы? - со смехом спросила Марина. - Когда
вокруг будут деревья, тогда мы это и сделаем. Надеюсь, мы делаем это не в
последний раз?
- Не в последний, - ответил я и взял ее снова.
В эту ночь я был чемпионом по сексу. Горд собой, счастлив, любим.
Так часто, как мог, я клал свою руку между ее бедер, и Марина ни разу не
сказала: Чуть-чуть попозже. А я со своей стороны открыл ей тайну: наша
близость не только удовольствие, она - право и власть. Каждый раз я
доказываю свое право обладать ею и свою власть над ней. Я - ее хозяин, и
она должна подчиняться мне. И если вначале она может быть строптивой и
капризной, то потом она всегда становится покорной и мягкой, как шелк, как
воск.
- Я твой господин, - шептал я страстно, кусая ее ухо и раскидывая ноги. -
Я твой господин! - говорил я, стискивая зубы и сжимая ее груди.
Она молча кивала с закрытыми глазами, обхватив меня за поясницу сильными
дрожащими руками.
Под утро я был бесконечно устал и бесконечно радостен. Я знал, скоро
пробьет час Золушки, но в данный момент это мне было безразлично. В этот
момент я жил и жил так, как не живут многие по-настоящему живые.
- Ты - половой террорист, сексуальный разбойник, ты взял меня в рабство,
- шептала Марина, прижимаясь ко мне.
- Я буду тебе хорошим господином.
- Докажи! - Она сжала меня так, что у меня перехватило дыханье.
И я доказал.
Потом я налил два бокала шампанского и мы выпили.
Вскоре глаза Марины затуманились - начало действовать зелье, подмешанное
мною в вино. Я смотрел на нее с грустью, думая, когда теперь вновь увижу
ее.
- Что-то я спать хочу, - проговорила жена, прижимаясь щекой к моей руке.
Поцеловала ее и заснула.
Я укрыл ее одеялом и вышел из спальни, прихватив одежду.
Тело мое уже стало прозрачно-белым.
Была суббота, 11.30 вечера. У подземного перехода курили двое пьяных. На
противоположной стороне улицы виднелись несколько удаляющихся фигур люди
спешили домой.
Сидя в густом кустарнике, буйно разросшемся перед хрущевской пятиэтажкой,
я с нарастающим раздражением наблюдал за алкашами. Из-за них могла
сорваться моя первая охота. Я прислушивался к их бестолковому пустому
разговору, пытаясь понять, когда же черт спровадит их прочь, но
проносившиеся мимо автомобили заглушали каждое пятое слово.
Неожиданно разговор прервался и один из мужчин направился в сторону
зарослей, в которых скрывался я. Я плотнее прижался к земле, готовый
броситься на него, если он вынудит меня сделать это. Но ему, конечно же, не
было до меня никакого дела. Расстегнув молнию, мужчина начал шумно
мочиться, кряхтя и отдуваясь.
- Пиво, - сказал он сам себе и выматерился. Застегнувшись, пьяный
нетвердой походкой побрел назад к приятелю. Разговор возобновился. Их
головы окружала черно-багровая аура. Если бы я мог, как Борис, включать на
полную силу астральное зрение, то наверняка увидел бы всяких тварей,
слетевшихся пить дармовую энергию. Но я не умел этого, к тому же думая
совсем о другом: лишь бы они поскорее умотали прочь. Вскоре они вняли моим
настойчивым заклинаньям. Прошло несколько минут. Из подземного перехода
послышались голоса. Я привстал.
ОН и ОНА. В обнимку. Чистые цвета над головами. Тихий говор. Влюбленные.
Кого-кого, а их я сегодня совсем не желал видеть. Влюбленные сегодня мне
были противопоказаны. Расслабляли, лишали силы и уверенности.
Их вид был для меня, словно острый нож в сердце. Я усмехнулся: какое
сердце, парень? Его у тебя нет - только пустота под голыми ребрами. Да и
смеяться тебе нечем, разве что щелкать зубами...
Со стороны я сейчас, наверное, походил на уэллсовского
человека-невидимку, когда он впервые вошел в гостиницу, где разыгрались
главные события романа. Весь закутанный и замотанный.
На мне был костюм, поверх него плащ. На ногах - ботинки, на руках -
перчатки, на голове - шляпа. Костяное лицо маскировали клоунский нос и
дедморозовская борода. Для позднего вечера это было неплохой маскарад.
Некоторое сомнение вызывали у меня плащ и шляпа - кто носит их в июне? Но
Борис убедил меня, что они не создадут проблем - в большом городе много
чудаков.
Остановившись неподалеку от меня, влюбленные стали страстно целоваться.
Только этого мне и не хватало! Но я стерпел, проводил их грустным взглядом
и снова стал ждать.
Машин стало меньше, и временами воцарялась редкая для столичного города
тишина. В эти мгновенья я слышал музыку и голоса, долетавшие из окон дома,
подле которого я устроил засаду.
Вот рядом упал окурок и долго мигал, как уголек. Немного погодя листву
пробило что-то тяжелое. По звуку я сразу определил - бутылка - и скоренько
перебрался на другое место. Еще попадут в голову, и Борису снова придется
латать мой череп.
Торопливый стук каблуков заставил меня насторожиться. Из перехода
показалась девушка в мини, открывавшем стройные ноги, и маечке,
обрисовывавшей высокую грудь. Волосы до плеч. Я бесшумно поднялся на ноги.
Это была прекрасная добыча.
Чистые цвета играли в ее ауре. Она была очень молода, свежа, полна
энергии.
Девушка быстро удалялась, как видно, торопилась домой. Сейчас придет и ее
начнет отчитывать мама за то, что гуляет поздно, станет жаловаться, что у
нее сердце когда-нибудь разорвется, что дочь такая бессердечная. А та будет
огрызаться или молча терпеть, вспоминая про себя того, из-за которого
опоздала и получила нагоняй. Наверное, он стоит этого.
- Никуда она не придет, - сказал я себе и стал выбираться из кустов.
На ходу я несколько раз быстро оглянулся. Вокруг было пустынно. Если
кто-то и наблюдал за нами из окон, что он сможет потом рассказать? Чтобы
заставить вспомнить ИМ нужно иметь тело, а тела не будет. Оно исчезнет.
Дойдя-до ближайшего перекрестка, девушка свернула в переулок. Скрываться
больше не было нужды, и я побежал, на ходу расстегивая плащ. У перекрестка
я притормозил и осторожно выглянул из-за деревьев. Сразу стало спокойнее -
чистый светлячок ее ауры маячил впереди. Я отколол обмотанный вокруг пояса
мешок и перекинул его через плечо. Достал из кармана флакон с дурманящим
зельем, которое дал мне Борис, и смочил им платок.
Все готово. Теперь остается только догнать ее и не дать закричать. Я
сорвал с головы шляпу и, смяв, сунул в карман, мой нелепый вид мог
насторожить жертву раньше времени.
Длинными бесшумными скачками я стал нагонять ее. Еще минута и девушка
забьется в моих костяных руках. Но я не почувствую ничего, кроме движений,
которые будут держать мои руки, кроме толчков в грудь. Я не ощущу ее
нежного тела, не услышу жалобных стонов, ведь я всего-навсего ходячий
скелет, оживший мертвец.
Меня отделяло от нее сорок метров, тридцать... и тогда случилось ЭТО.
Словно молния ударила мне под ноги, ослепив и отшвырнув назад. Оглушенный я
попытался идти вперед - меня вела мысль: я не должен упустить жертву. Но
это плохо у меня получалось, как будто я пытался бежать под водой. Движения
мои были замедленными и неуклюжими. Я напрягал силы, но тщетно.
Светлячок ауры мелькнул за деревьями и скрылся за поворотом. И сразу же
все вернулось к норме. Я мог опять свободно двигаться. Мгновенье я стояла
нерешительности, а в следующее бросился вперед ее можно было еще догнать.
И тут же воздух вновь загустел, превратившись на этот раз в настоящее
желе, а я в беспомощно барахтающуюся в нем муху. Сделав два шага, я сдался,
поняв, ее трогать нельзя. Это запрещено. Кем?.. Пусть на этот вопрос
ответит Борис. Я же должен просто покориться, чтобы не быть уничтоженным.
Повернувшись, я побрел назад к подземному переходу. Вспомнив о своем
обнаженном черепе, достал из кармана шляпу и нахлобучил ее.
Странно, но я не чувствовал ни досады, ни злобы. Напротив, я испытал
облегчение. Жаль было бы убивать такое юное чистое создание. Жаль...
Но кого-то я все равно должен сегодня убить. Если не сегодня, то завтра,
послезавтра. Когда-нибудь. И чем позднее я сделаю это, тем дольше пробуду в
своем ужасном обличьи.
Я вернулся к подземному переходу и спрятался в кустах. Неумолимо шло
время, мелькали лица, по разным причинам все они не подходили на роль
жертвы. Ближе к часу люди стали появляться реже и реже, и я уже почти
смирился с мыслью, что моя первая охота окончится неудачей.
Именно тогда послышались легкие шаркающие шаги, и из перехода вышла
старуха. Даже не старуха, а старушонка - маленькая, сухонькая, закутанная в
платок и старый грязный плащ. Огонек ее ауры еле теплился вокруг головы
и был он всех цветов радуги. Видно многое пришлось пережить, многое было
намешано в этой душе.
Жалкая жертва...
Тебе есть из чего выбирать? Ей пора в могилу, ты окажешь ей благодеяние,
прервав бессмысленное полное тоски и болезней существование, возразил я
себе и сжал в кармане флакончик...
Борис долго издевательски смеялся надо мной, увидев, какую добычу я
принес. Потом резко оборвал смех и велел следовать за ним. Мы прошли в
комнату, где он латал мой череп, и я положил старуху на ложе, на котором
недавно лежал сам.
- Раздень ее! - приказал Борис.
Я недолго колебался, прежде чем исполнить его приказ. Назад пути не было.
С мясом выдирая пуговицы, я торопливо содрал со старухи одежду.
- Фу! - поморщился Борис, когда я добрался до белья. Видимо оно дурно
пахло.
- Так тебе и надо! - злорадно ухмыльнулся я про себя.
Жалкое тощее тело с высохшими руками и рудями, с отвислым животом, синими
от вздувшихся вен ногами, распростерлось на столе.
Борис отворил ткафчик на стене и достал лежавший на черной бархатной
подушке кривой тонкий кинжал. Костяная рукоять его была украшена налитым
кровью камнем.
Борис стал в ногах ложа лицом к изголовью и медлевяо, держа кинжал на
ладонях, поднял его вверх. Затем произнес нараспев несколько слов на
незнакомом мне языке. Он повторил их еще шесть раз и в воздухе возникла
чаша.
Еще шесть раз и в изголовье появился алтарь, покрытый черным сукном,
испещренным серебряными магическими знаками.
Еще шесть раз и по бокам алтаря зажглись две черные свечи.
- Пора! - воскликнул колдун и взял старуху за безвольную руку.
- Держи чашу, - приказал он.
Я, повинуясь, обошел его со спины и взял в руки чашу. Каменной тяжестью
легла она на ладони.
- Поднеси к запястью!
Я исполнил приказ.
Борис взял руку за указательный палец и аккуратно надрезал синюю жилу.
Кровь струйкой потекла в чашу. Очень скупной струйкой.
Я жадно глядев на нее и проклинал свои нерешительность и жалостливость. В
этой крови была моя жизнь. Я жаждал ее, представляя, как обретаю тело,
радости жизни и главное - возможность любить.
- Встань в изголовьи! - приказал Борис. - Здесь уже все. Опустись на
колени и держи чашу вон там, - он указал кинжалом место справа от
изголовья. Затем взял старуху за волосы и потянул на себя. Тело сдвинулось
и голова запрокинулась, открыв тонкое цыплячье горло. Борис намотал волосы
на кулак, повернул голову набок и быстрым сильным движением вскрыл вену.
Кровь брызнула в чашу.
Я зачарованно глядел, как наполняется она густой, кажущейся черной при
тусклом свете свечей, жидкостью. Я с трудом сдерживался, чтобы тут же не
осушить всю чашу. Останавливала лишь боязнь потерять часть драгоценной
влаги.
Вскоре ручеек крови стал иссякать, она уже не текла, а капала, во я не
опускал чаши, готовый ждать столько, сколько потребуется, чтобы увидеть
последнюю каплю.
- Ладно, хватит? - сказал Борис.
Я поднял на него взгляд и увидел в его гдазах торжество.
У него были основания для этого. Уже четвертой цепью приковал он меня к
себе: вначале подарив призрачную жизнь скелета, затем кровью, женой, теперь
охотой на людей. Видимо то, что предстоит мне исполнить, чем придется
платить за благодеяния, опасное и крайве нужное ему дело. Иначе, к чему
столько предосторожностей: оживление, взятие жены в заложницы, а нынче меня
и вовсе посадили на иглу. Что я без крови? Ходячий остов!
Будь ты проклят!
Я поднял чашу и несколькими глотками осушил ее.
- Она хочет на дачу! - сказал я Борису и вызывающе посмотрел на него.
- Ну что ж, - он погладил бородку, - соорудим дачу.
- А настоящей нельзя?
- Можно, но с охраной.
Я напрягся.
- Не обижайся.
- Я не обижаюсь. Покажи.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг