постоянно спотыкался, последний сильно косолапил. Руки первый держал
наверху, будто входил в воду или одевался. Весту очень хотелось увидеть
его руки, но он их так и не опустил. У остальных руки были синими. Где? -
послышалось уже за поворотом. А вон, Третья улица...- и стихло.
Переждав, он все-таки решил посмотреть, что -там, наверху. Оттуда пришел
хриплый Дакки и принес сонник, явную, чем бы он ни был, в Квартале
редкость. И видел Дакки какого-то Большого Дэна, и вхож Дакки за какие-то
кулисы и, продолжая ряд, в кулуары. Что и говорить, значительная личность
Дакки, и впрямь на него одного надежда... Вест миновал пятачок сломанных,
потоптанных лопухов (ну и лопухи здесь!), и вдруг, совершенно неожиданно,
оказался на вершине. Плоская, неровная, вытянутая площадка - шагов сорок
на двадцать - делилась наискость черной веретенообразной полосой. То есть
это Вест сначала подумал о полосе, а потом понял, что это провал. Вид у
провала был весьма странный и неестественный. У него, например, невозможно
было разглядеть стенки... У него, казалось, отсутствовало третье
измерение, словно на каменистую почву положили ровный непокоробленный лист
черной бумаги, или во впадине до самого края скопилась тяжелая, как смола,
жидкость. С опаской Вест придвинулся ближе. Вот она, Чертова Щель. Стала
заметна глубину. Вест швырнул комочек слежавшейся глины. Комочек пропал из
виду, едва пересек границу тьмы. Просто пропал, без дыма и запаха.
Хватит. Пусть его. Щель так щель. Чертова так Чертова. Первая тебе
разгадка, что, как и почему. Тепло от нее легонько струится, да?.. Вест
протянул ладонь над чернотой. Да, поднимается тоненькими такими струйками,
как вода в душе. Может, полезное тепло, может, зловредное, но ведь не за
этим ты сюда пришел, верно? Он обогнул Щель, переступил осторожно ее узкий
левый конец, вышел на другую сторону.
И увидел город.
Город лежал в кольце холмов, в чаще, уровень которой был гораздо ниже
уровня Джутового Квартала, и потому холмы представлялись настоящими
горами. С этого расстояния улицы различались плохо, они темными черточками
делили чуть более светлый фон. Вест никогда не видел этого города, более
того, он никогда не видел такого города. На северо-западе курились желтым
в красноту дымом четыре или пять тонких и сравнительно высоких труб. Он
сделал еще несколько шагов, из-под ноги, больно задев пальцы, выворотился
и покатился камень. Подскочив раз-другой, скрылся за обрывом. Тогда только
Вест осознал, что эта сторона холма - сплошной обрыв, обрезанно нависающий
по всей ширине верхнего края.
...Солнце садилось за холмы, слепя, высвечивая редкие облака розовым и
золотым. Оно еще грело, но босиком на остывающей земле становилось зябко,
ступни болели, исколотые и сбитые за день. Вест уселся по-турецки, чтобы
меньше кружилась голова. Голод вполне можно было терпеть, но во рту после
хождений и блужданий пересохло и не глоталось. (В халупе Ткача на лавке
стояло всегда полное ведро; откуда бралась вода, он узнать так и не
удосужился. Ткач бы и не сказал.) Пить хотелось ужасно, но нужно было
дождаться Лакки. Как он пришел, неизвестно, но вернется он сюда
обязательно, если только не умеет летать. Еще Весту пришла мысль о
подземных ходах. Господи, подумал он, где же я, где? Он хотел помолиться,
но не успел - так и заснул сидя.
Вскинулся от того, что по нему зашарили, "Я это, я, Ткач, я".- зашептали
из темноты. Лежать было очень холодно, жестко, тут же начала бить дрожь.
"Обыскался,- бормотал Ткач,- думал, случилось чего. Ты давай обопрись, вот
сюда, вот, не упади смотри..." - "Ткач. - позвал он,- это ты, Ткач?" Он не
мог стоять. "Ну а кто же еще-то, я. кто ж еще. кому быть-то, больше и не
было никого, да? Не было никого, да? Ну-ну, не было, конечно, конечно, не
видал ведь ты, да? А я уж думал, чего... А сейчас домой, вот пошли,
осторожней, осторожней, дойти надо в целости. А дома-то, знаешь, углядел я
ее, углядел! Ты как пошел, так я себе поголовный шмон учинил, да, а он ее,
стервец..."
Если бы не Ткач, он десять раз сломал бы себе шею. Наверняка. Спуск был
неимоверно длинным, тропинке давно следовало кончиться, а они все шли, и
это был путь вниз. Веста колотило уже поменьше, он немного привык,
проснулся и теперь старательно смотрел под ноги. Под ногами было темно, и
время от времени он смаху натыкался на неровности и камни. "Ты меня
слушай,- жарко дышал в плечо Ткач,- я один тебе советчик верный, только
меня слушай, больше никого не слушай. Мы с тобой ого-го чего натворим, мы
с тобой такие дела завернем, мы с тобой до Побережья... мы не лесные, мы с
головой... и с тобой..." Наконец Вест сообразил посмотреть на звезды,
чтобы узнать хоть, в каком он полушарии, но звезд в небе было мало, а тех,
что светились, не набиралось ни на одно порядочное созвездие.
Бесконечный спуск вдруг кончился. По левую руку остался темным пятном
никчемушный завалившийся штакетник, они с Ткачом утонули в темном тумане
Квартала и тоже очень-очень долго добирались по улице, и всю дорогу Вест
думал о ведре " водой. Дома - он и вправду почувствовал себя почти дома -
на столе лежало нечто растерзанное, бесформенное, блестящее долгими
лоскутками, рассыпавшееся кристалликами, крупинками и частичками. Бона! -
заревел Ткач,- вона она проклятущая, это через нее я с тобой пень пнем..."
Но Вест ничего не слышал. Он упал на колени, сначала окунулся всем лицом,
но подавился, закашлялся и стал пить с ободка, обхватив ведро ладонями и
наклоняя. "Воду-то! Воду-то зря не лей! - воскликнул Ткач.- Э-эх..."
Он махнул рукой и полез на полати. Студень успел слегка заветрить. Ткач
поставил миску на край стола и сказал сердито:
- Ешь давай, ну.
Город. Перекресток пятой и шестнадцатой. Утро
И это первый из рассказов о Маугли, подумал Вест.
Он лежал животом на широченном подоконнике, разглядывая четырехэтажное
здание в конце Пятой улицы. Дом господствовал над суриковыми и серыми
крышами суриковых и серых коттеджей и длинных бараков. Первые лучи играли
на оцинкованном листе, одиноко новом на пирамидальной крыше, столь .же
суриковой, как другие. Вест поворочался, высовываясь подальше, чтобы
оглядеть, пока можно, улицу и дома, которые станут для него не улицей и
домами, а сектором обстрела и ориентирами, и ему придется поливать
очередями фигурки, и все это будет до вечера, или пока молодчики Гаты не
подгонят танк, или пока не решит вмешаться Стража. Под локтями захрустело
стекло. Осколки были, будто раздавили леденцового петушка, разноцветные и
тоненькие, как первый ледок. Хорошо, что у них тут везде очень тонкое
стекло, подумал Вест. И что комбинезон хорошо.
Раму высадил Ларик. Они ввалились сюда полчаса назад, запыхавшиеся,
шатающиеся от усталости. Вест еще снизу заметил красивый витраж, и войдя
первым, остановился завороженно в столбе цветного света. На лестнице шумно
засопел Ален, и Дьюги застучал своей деревяшкой, и заклацали оружием
остальные, а потом подошел белый, без обычной своей ухмылки, Ларик,
бормотнул недовольно: "Ну, чо стоишь-то",- и ударил дважды прикладом
пулемета по брызнувшим стеклышкам, выломал раму, грохнувшуюся на мостовую,
и Вест подумал: как же так, ведь наверняка засекут, но спохватился, что
теперь, наверное, все равно.
Вест еще раз посмотрел на дом. Да, местечко ничего себе. Так и зовет
посадить туда троих-четырех с пулеметами или с этими, как их, чудными
трехствольными ружьями (а вообще-то дьявольская игрушка, особенно третий
ствол, реактивный...), а лучше поставить на верхнем этаже орудие, да
только как его туда вкатишь по лестнице, узкой, крутой, мрачной, воняющей
кошками. Не в том, конечно, дело, что мрачная и воняет, а в том, что
крутая и узкая. И наверху там наверняка не просторный зал, а крохотные
каморки, сообщающиеся стиснутыми - не разойтись - коридорчиками, окошки
низехонько, по одному на каморку, и перила - выщербленные грубые бруски на
расшатанных железках - качаются, скрипят и того гляди отвалятся совсем...
И хотя домик, несмотря на все, привлекателен, лезть туда никому не
следует, потому что рядом, двести метров всего, и рамку не поднимать,
стоит домик другой, в три, правда, но высоких этажа, с прекрасными
пологими пролетами и широкими дверьми, и местечко здесь уже занято -
ребята выправляют станины, корябая голубые изразцы пола.
Красивый особняк. Растрескавшийся зеленелый мрамор и стершаяся позолота, и
цветные полукруглые витражи, и высокие сводчатые потолки... Остатки,
подумал Вест. Вот именно, остатки, а никакие не "памятники раннего
зодчества Края", как толковал Крейн-самоучка. Ажурные полуобвалившиеся
мостки над заболотившимися канальцами, сгнившие беседки, похожие на
пагоды, мозаиковые фонтаны, облупленные, недействующие, овальные бассейны,
бассейны которых забиты дрянью - уже засохшей и закаменевшей. Откуда они,
каков был мир, погребенный под прямыми, как разрезы, рядами коттеджей,
блокгаузов, форт-хаусов, бетонных, прищуренных, словно доты, словно они
вцепились в землю, не свою, отнятую... И это было не медленное
наступление, нет. Город появился сразу, скачком, он не подминал под себя
прежнее, он просто не посчитался с ним. Вест вспомнил виденный на Двадцать
девятой, кажется, улице павильончик из старых. Павильончик жалобно торчал
ногами, изумительной резьбы балками из серой стены, вставшей именно так, а
не иначе, согласно затерянному в веках глобальному плану общей застройки,
непонятному, обескураживающему нелепой жестокостью и механичностью.
Подошел Наум.
- Ну, решился, Человек? - в острых глазах его подрагивало, трусил Наум.-
Ты давай решайся, а то хана.
Трусил, трусил синенький, от него даже спиртным несло, где только
приложиться успел.
- Ты, слышь, давай не молчи, ты говори, сделаешь их или как? Или нам снова
одним отдуваться?
- Дома очищены? Люди ушли? - спросил Вест.
- Какие Люди? А, жители... Ушли, ушли, ты давай лучше...
- Все ушли?
- Тьфу ты! С тобой о деле... Почем я знаю, все или не все, предупредили
всех, а кто там, что там, - это не мое дело. Нашел о чем думать.
Вест сдержался.
- Кто предупредил? - спросил он.
- Я! - заорал Наум.- Я предупреждал, доволен? - Комбинезон у него на груди
вздулся, псевдии при возбуждении стремились распрямиться, и зрелище было
не из приятных. - Всех! Всех твоих дорогих шлюх с их недоносками, всех
трясучих юродивых, всех слюнявых...
- Заткнись, - велел Вест. - Сейчас же снаряди троих, чтоб обошли все дома.
- Да я! - начал Наум.
- Молчи. И поди-ка с ними тоже. Оставишь по одному на перекрестках, сам на
площадь. Будете смотреть.
Наум постоял немного, покипел, потом шаркнул, кликнул Коротышку с Мятликом
и того маленького Ткача, вечно оглаживавшего свою новенькую "зажигалку".
Они ушли.
Да, ребята, подумал Вест. Темные вы у меня. Спасибо, если хоть Город
собственный знаете, а то - один-два квартала, да дорогу на комбинат и
обратно. И все. Темные... Наверняка, где Восточная Трасса, не знаете. Даже
Наум не знает. Казалось бы, ясно - на востоке, но нет никаких трасс на
востоке, Джутовый Квартал на востоке. Путаница с Трассой получается.
Местное тут в названии нечто замешано, из преданий, из изустных историй,
фольклорное нечто либо жаргонное. И сколько километров или сотен
километров, или тысячи километров по Восточной Трассе до Океана, не
знаете. И действительно ли к Океану по ней, а не по "хитрой" Седьмой,
например, улице, которая уходит в скалы, и всегда перекрыта Стражей с
разрядниками на цепях. Вы даже что непосредственно за Занавесным хребтом
не знаете. И я вот из-за вас ничего не знаю. Эх, хорошо бы, действительно,
затесаться в Стражу, но ведь там народ дошлый, там уйма всякой техники,
это ведь куда деваться, это не военные даже дела, а мощь аппарата,
фундамент. Нет, в Страже меня живо расколют, нечего мне там искать. И
Большой Детектор, и психогеника, и Усвоение обветшалое - все тут. Нельзя
мне в Стражу, я только колесников лопушистых гожусь дурить...
Город. Двадцать четвертая улица
Дом был огромен. Причудливые башенки высвечивала блеклая луна, от которой
шли такие же блеклые, неверные тени. Из-за них фасад легонько плыл перед
глазами, а может, Вест просто вымотался. Он поднял голову, выискивая
очертания Лунной Женщины, но там было бело, и пятна неправильной формы ни
во что не складывались.
- Господин... Пожалуйте, господин.
...Старикашка Сто пятый появился на пороге Наумовой хижины минут через
тридцать после того, как утомленный рассказом Наум захрапел. Вест не
уснул. Он сидел, обхватив колени, и думал о мире, про который узнал сейчас
некоторые из его тайн. Страшных тайн. Страшненьких. А сколько Наум не
сказал, а сколько наврал, сколько не знал?.. Сто пятый вызвал Веста,
отрекомендовался дрожащим шепотом и принялся делать знаки, могущие быть
истолкованы как просьбу следовать за ним и, одновременно, готовность
услужить во всем. Вест как должное воспринял и восхождение на Чертову
Щель, и головокружительный спуск по тому самому обрыву, где вчера вечером
видел своими глазами отвесную стену.
Ну, ладно, думал Вест, не заметил и ладно. И плевать. Да, Наум
предупреждал, будут интересоваться. Уже, значит, заинтересовались? Куда же
он меня... Черт, жалко, пистолет у Наума обратно не вынул. Ничего. Как
это, независимая информация, ой, как нужна! А Наум - он Наум и есть. И
черт с ним. Но. однако, как-то слишком мирно мы идем, я по-иному как-то
представлял...
Вест снова вгляделся в Сто пятого. Ткач. Старенький, синенький. Идет,
бормоча под нос, то ли злорадствуя, то ли причитая. Он и в Квартале все
бебекал вокруг дома. Но Наум отмахнулся, сказал: Дживви-дурачок,- а кто
такой Дживви?
В переулке взревело. Если бы всю дорогу не молчали будто вымершие дома, и
не шмыгали одни в лунном свете поголовно серые кошки, Вест сказал бы, что
это мотоцикл. Мощный. И не один. Старикашка Сто пятый моментально сжался,
дернулся туда-сюда, метнулся к затопленной тьмою стене и замер там, едва
слышно пискнув. Вест сообразил, что надо живее убираться, но успел лишь
шагнуть - и они пролетели мимо.
Они были размазаны, как на кадре, их мотоциклы рявкнули, смрад запершил в
горле. На шлеме ведущего светилась хвостатая звезда зеленого цвета, на
шлемах двух других - белые. Зеленый проскочил в миллиметре. Веста
развернуло, он едва не очутился под колесом белого, но твердым выступом -
зеркалом, локтем? - ему садануло между лопаток, и он грохнулся лицом на
булыжник. Стало очень больно и спину, и лицо, и Вест долго поднимался, а
когда поднялся, за крышами раздался близкий грохот, и всплыл клуб
огнистого дыма. Там был тупик, они со Сто пятым только что миновали его.
- Сюда! Господин, сюда, скорее!
Старикашка перебежал дорогу, затащил его в нишу на освещенной стороне.
Стоять было неловко, плечо почти высовывалось из тени.
- Что ж ты меня бросил, гад?
- Ш-ш...
- А кто это?
- Тише, тише, господин, они вернутся, они вас видели...
- Давай на ту сторону тогда.
- Да тише! - простонал Сто пятый. - Вот они...
Мотоциклисты остановились недоезжая. Теперь их осталось двое, оба с белыми
звездами. Головы повернуты к теневой стороне. Один что-то сказал, другой,
кажется, засмеялся. Первый еще сказал, кажется, повторил. Тогда другой
выдернул из-под руки блеснувшее, и в нешироком коридоре стен продолбила
очередь. Пули крошили камень почти там, где до того прятался Сто пятый;
некоторые рикошетили с гнусным мявом.
Вест замер. Сто пятого била дрожь. Вест притиснул его рукой. Первый
мотоциклист терпеливо дождался, пока у стреляющего не кончится магазин, а
затем хлестко врезал ему под звезду на шлеме. Кретин! - донеслось до
Веста. Звонкий какой-то голос. Мотоциклы грохнули, рванули,- первый, за
ним, чуть взвильнув, второй. Сто пятый начал кашлять. Он перхал и брызгал
слюной. Вест не мешал ему. Ежась от боли, он трогал щеку и бровь. И нос.
Потом сказал:
- Ну?
- Сейчас... сейчас,- просипел Сто пятый.- Сейчас идем, господин.
Они двинулись дальше.
- Кто это был?
- Да кто ж его знает, господин, всех их рази упомнишь, я и то половины не
знаю.
- Вообще, кто это был.
- А щенки. Держать их надо на привязи на хорошей, а не мотоциклы им. С
них, извиняюсь, по шесть шкур спустить мало, а они вон что. Как они на
Северную Окраину-то пробираются, игрушки у них видали какие? Э-эх, Стража
наша Стража, все куплены-перекуплены...
- Значит, здесь - Северная Окраина? - переспросил что-то вроде бы
уразумевший Вест.
- Там Окраина. И Пустошь там, - старик махнул рукой куда-то. - Где они,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг