Николай Полунин
ЛЕСА ВЕСЕЛЫЕ И ВОДЫ СВЕТЛЫЕ
Утренний автобус - да он же и вечерний, проползающий по маршруту
дважды в сутки с заездом в поселок, куда дотягивалась железнодорожная
ветка, - оказался старее некуда, рассохшийся, с низким потолком,
потресканным коленкором сидений, с упадающими на ступенчатые фазы мутными
стеклами. Я чувствовал раздражение от его неповоротливости, гари,
нутряного какого-то хруста и звяка - признаков механической дряхлости, к
которым столь привыкли, что перестали не то чтобы стыдиться их, а уж,
кажется, выставляли напоказ. От неизбежной неуютности своей в нем я
принялся разглядывать остальных пассажиров и даже сосчитал их. Одиннадцать
душ, все местные, так что описания особого, сами понимаете,
незаслуживающие. Те, кто не уехали. Кто остались доживать век. Последняя
кампания по переселению затихла, если не изменяет память, лет шесть назад,
когда даже наиболее твердолобые поняли, что мы не просто никого не
задерживаем специально, а и сами были бы рады-радешеньки, если б остатки
населения убрались куда-нибудь подальше. Кстати, суммы компенсаций, по
самым придирчивым оценкам самых придирчивых международных комиссий, у нас
самые высокие. Но это к слову. В конце концов все махнули рукой. Эти
старики и старухи имели право жить в своих домах, главное - молодежь бы к
себе не тащили, за этим следили строго. Но молодежь и так не ехала.
Я вновь искоса оглядел сидящих. У них были лица и руки крестьян. С
особенным неудовольствием они посматривали на мой рюкзак. Наверное, я
кажусь им туристом. Может, так оно и есть - что, спрашивается, тащиться
местным автобусом, уж куда проще, чтоб подкинули на КПП-один, а оттуда,
коль взяла такая блажь, я бы и двинулся. Но нет, причина, конечно, была...
За слеповатым окошком бежали стога темной хвои и нервная закипь
осинника, их сменяли березки, березняк сменяли дубравы, сине-белые кучи
облаков ползли по высокому небу, и солнце светило в промежутках, шагая по
кромкам разнодеревья вдали. Вот еще зачем, быть может, ехал я - увидеть.
Увидеть еще раз нашу дикую пестрость лесную. Кто знает, не в последний ли.
Автобус зашипел, хрюкнул, тяжко дохнул, останавливаясь, я как сквозь
строй прошел к двери, отъехавшей в сторону при помощи многосуставного,
когда-то никелированного устройства. У тетки на переднем сиденьи из-под
мешковины выглядывал нахальный и лукавый глаз кабанчика.
На КПП, естественно, ждали. Я поймал несколько удивленных и
одновременно настороженных взглядов, но в общем все прошло сухо,
официально. Запрос на право входа. Удостоверение. Сертификат. Никого из
моих не было, так что новых нудных разговоров о сопровождающих не
предвиделось.
Капитан читал документы с первой до последней строчки - согласно
инструкции. Солдатик рядом стоял, вытянувшись и замерев, незряче
уставившись в некую точку за моей спиной. Он мне не понравился: совсем
молоденький, розовоухий, сразу видно - только с призыва, ничего еще не
знает и не умеет. На выходе в полосу-один у меня проверили содержимое
рюкзака - с точки зрения моей личной безопасности, разумеется. Пожилой
старший лейтенант, служака, тут уж все до тонкостей, без дураков, по всему
- с самого начала здесь, понимающе и не без зависти хмыкнул, проверяя
комплектность обоих костюмов.
Турникет. Не шлюз пока, просто дверь, как на любой проходной. Я
подмигиваю парню в десантском комбинезоне с автоматом под локтем, зная,
что каждое мое движение и жест непременно фиксируются. И это хорошо. Это,
собственно, всегда неплохо, но сейчас особенно. Ну-с, так. Теперь -
Территория.
К Территории у всех отношение разное. У Специалистов, тех, кто
причастен не просто к Комбинату и появлению Территории как таковой, а к ее
жизни, к ее функционированию, к ее, возьму на себя смелость сказать,
эволюционированию.
Мнений в основном три. Все они так ли эдак ли обыгрывают
драматический треугольник - Комбинат - Территория - проект "Благородный
газ". Первое: коль скоро Территория существует, поскольку существует сам
Комбинат, то проект "Благородный газ" имеет право на существование до тех
пределов, что не выводят его из собственного проекта "Комбинат", или как
его еще называют - "Прыжок". Второе. С проектом "Благородный газ"
поторопились, решение принималось кулуарно, всем затмила глаза грандиозная
трехвековая программа по "Прыжку", но ведь разрабатывалась она без преду
смотрения новых вводных, а тем более столь глобального масштаба. И значит,
говорят сторонники второго мнения, в самом ближайшем будущем следует
ожидать появления самых неожиданных факторов планетарного масштаба, к
которым человечество, естественно, подготовлено не будет. На что мы им,
естественно, отвечаем, что не можем согласиться со столь однозначно
апокалиптической трактовкой сложнейшей проблемы. Не говоря уже о том, что
ни о какой "секретности" не может быть и речи: проект "Благородный газ"
никогда секретным не был, общественности сообщили буквально через час
после принятия решения. То есть на лицо явная подтасовка фактов под
эмоции... Стоп, оборвал я себя. Это ты уже репетируешь завтрашнюю речь. Ты
думал о трех точках зрения. Две назвал, а третья? Третья... Это совсем
просто. "А пошли вы все! Я получаю свои шесть окладов на этой работе, и
катитесь вы от меня со своими проблемами и склоками". Вот вам и третья.
Тоже, Специалисты. Но что ж поделаешь, нам надо работать с теми людьми,
которые у нас есть.
Не знаю, не знаю. Я Территории никогда не боялся. Может, в силу
известных личных причин. Трудно, согласитесь, настроить себя на
каждоминутную враждебность мест, знакомых тебе не только, да и не столько
по картам и аэрофотоснимкам, сколько по воспоминаниями детства.
Полосу-один вообще считаю райским местом. За два десятка лет отсюда
собралось зверья видимо-невидимо, и тут оно пока еще наше, обыкновенное,
пичуги поют, и порхают во множестве, волков и медведей мало, еще реже -
рысь или росомаха, но уж зайцев - пропасть; сел и деревень здесь в
общем-то не было, с севера и запада, по крайней мере, так что иду я по
дубраве чистой, пронизанной солнечными струями, мягкий зеленый ковер без
подлеска стелется мне под ноги, и только твердые, достающие до плеча
поддубовики с коричнево-красным подбоем и пузатой рябой ножкой величиной с
афишную тумбу напоминают, что здесь уже не просто так, здесь - Территория.
Она, кстати, на картах походит на почти ровный пятилепестковый цветок, и
границы лепестков - Тропы. Я выбрал Северную, хотя она и не самая
короткая. Но так последняя треть моего пути проведет меня по знакомым и
милым местам, и я взгляну, какими они стали за те десятилетия, что уже
называются моей прошедшей жизнью.
Кроме того, над Северной Тропой легче всего провести спутник. Если уж
мне навязывают схватку, не в моих правилах искать себе послаблений.
Шагах в двадцати от КПП-один-два я подобрал и съел крупную
земляничину. Содрогнувшись - потому что знал, сколько всякой аптекарской
дряни придется сглотать потом. Но не съесть было нельзя - из-за переборки
КПП в мою сторону нагло уставилась блинда телекамеры. Я легко шагал по
дорожке и смотрел куда угодно, кроме как в объектив. Заметил только в пяти
шагах, несказанно ему удивившись. Но тут же просветлел лицом, сделал
привет и сдержанно улыбнулся.
Минуту-другую, как водится, продержали на пороге: я оглядел стену,
простирающуюся по обе стороны КПП. Пять метров плит и еще десятиметровый
барьер бьющего вверх воздуха - от "тушканчиков", и еще ультразвуковые
ревуны - от "грачей". А еще спрашивают, куда идут дотации. Представляете
вы, к примеру, что может натворить один-единственный "тушканчик" в
полосе-один? А то и дальше - заграждение-то один-ноль ему тьфу, а
стрелковое оружие "тушканчика" не берет. То-то.
Ну вот, на КПП-один-два уже сиятельные лица в полном составе. Пять
замов, начальник охраны, начальник медслужбы, начальник спецбезопасности,
короче все. Я отыскиваю глазами группу телевизионщиков. Их, собственно,
всего двое, они держатся угрюмым особняком. Правдоискатели. И еще куча
охранников - армейцев и штатских.
- Привет, Макс! Все снимаешь, все не веришь...
- Я не хочу с вами разговаривать.
- Что же, вольному воля. Но тогда не стоит и оставлять свидетельства
нашей встречи. Ребята! Вы слышали? Помогите правомочному гражданину
расстаться с лишним грузом.
- Вы не имеете!..
- Ну-ну, я шутил. Ребята, остановитесь. Мы живем в теперь свободной
стране, не правда ли? Счастливо вам, Макс, буду рад посмотреть ваш
материал. Кстати, сертификат вы откуда взяли?..
Интересно все же, кто его сюда пустил. И кто, увидя, что все-таки
пустил, его отсюда не выставил. Вот с этими, кстати, потолкую лично я. Но
это потом, потом.
На этом КПП я распаковываю рюкзак. Одеваю зеленый комбинезон,
натягиваю бахилы и перчатки. Мне дают "зверушку" - пропуск в полосу-три.
Сиятельные лица молчат. Я их понимаю: протокол соблюден, а дальше - мое
волевое решение. Да тут еще и Макс. Нет, сиятельных лиц понять можно. А
кстати, где Макс? Вот он, опять с камерой. Машу рукой - ему специально.
На этом же КПП меня снабжают здоровенным пистолетом, какая-то новая
усиленная модель. Минуты три я в него вникаю. Он тяжелый, и, конечно, пояс
оттянет, но тут возразить нечего, с полосой-два шутить шутки не
приходится, и первое, что я делаю, отойдя с полтора километра по Тропе, -
разношу вдребезги невообразимо крупную "росянку", растущую чуть не посреди
дорожки. Для меня ее держали, что ли? Впрочем, "росянки" вымахивают за
одну ночь, неудивительно. Нежно-оранжевое мясо и слезинки желудочного сока
на разорванных внутренностях. За поворотом вновь распаковываю рюкзак и не
спеша одеваю второй, розовый балахон поверх зеленого. Без шлема пока. На
рукаве розового балахона девять галочек темно-красного пластика. В данный
момент тлеет рубином лишь одна. Ничего, еще не вечер.
Я в последний раз сверился с картой, и засунул ее в карман рюкзака.
Через три километра с лишним будет одиноко стоящая красная сосна, там
Тропа чуть сворачивает, я же пойду минуя сухой мшанник и по пологому холму
перейду на старую дорогу, а там уже места знакомые. Лесная дорога,
помнится, была песчаной, неизбывная пытка нашим ободранным велосипедам,
так что зарости, наверное, не заросла особенно. Таким манером спрямились
добрые семь километров, а потом я снова выйду на Тропу. Но опасности, я
оцениваю реально, все равно практически никакой: табуны "лошадей", строго
считанные, чье передвижение контролировалось ежесуточно, паслись сейчас на
востоке и юге, а "собак" я не боялся. Да и откуда им взяться, "собакам",
не было же в округе, говорю, ни сел, ни деревень.
...Сперва мы шли через сухостойные непролазы Ближнего леса, потом
через крапивные малинники леса Дальнего, потом комарье на черничниках
заставляло нас колотить самих себя по чему ни попадя, потом мы ползли на
карачках сквозь молодой ельник, что за Белым озером потому что идти в
рост, даже наш, пацанячий рост, там было совершенно невозможно, мы давили
коленями сотни маслят, а ладони погружались в коричневый ласковый пласт
отжившей хвои, и болели вчера обгоревшие, а сейчас настеганные сквозь
рубашку плечи, иголки сыпались за ворот пригоршнями, и позади, был учебный
год, а впереди - подошвы и тощий зад приятеля, и целое лето, нам по
двенадцать лет, и мир маленький и необъятный одновременно...
Следуя за той самой песчаной дорогой, и впрямь задичавшей травами да
чертополохами, но вполне проходимой, я почувствовал в какую-то минуту, как
моя "зверушка" резко потеплела. Одновременно она принялась издавать тихий,
но отчетливый писк, звучащий, надо сказать, весьма противно. Говорят,
звуковые частоты "зверушки" подбирали так, что бы попротивней для
человеческого уха. Чтобы нельзя было не обратить внимания.
Я поводил рукой с зажатым приборчиком перед собою. Писк прекратился,
"зверушка" остыла. В ореховом кусту справа от дороги звонко щелкнуло. Меня
пропускали. Вот и полоса-три, это уже автоматика. Роботизированные
секретки и санитарные шлюзы на посадочных площадках три-два. Тоже роботы.
В полосу-три, зону осуществления проекта "Благородный газ", добираются
теперь только вертолетами. Подразумеваю: нормальные люди при нормальных
обстоятельствах. К сожалению, не всегда бывает так.
Глянув на рукав, я решил, что пора надеть шлем. Из девяти галочек на
рукаве горели уже две и занималась третья. Остановился посреди дороги, но
так, чтобы кроны разросшихся сосен покрывали меня. Хотя "грачи", это
выяснено абсолютно, в ясные дни не покидают своих гнезд. Солнце уже было
почти в зените. Под двумя комбинезонами, какие-никакие они у меня
замечательные, я парился, потел, но уловители пока справлялись.
Я укрепил на поясе коробку фильтра и уже заканчивал возиться с
застежкой огромного, прозрачного, какими пользуются аллергики, шлема,
только с гарнитурой, когда на сомкнувшиеся надо мной кроны пала тень.
Она была глубокой, синей, неподвижной, но в то же время постоянно
меняющей очертания; она колебалась, как гонимая волной медуза, но
сохраняла четкую кромку, она была холодной, я отчетливо ощутил это. Тьма
сгустилась на пятиметровом пятачке вокруг меня, а рядом, тут же, яркое
солнце заливало серо-желтый песок дороги с выползшими на него нитями
вьюнка. По-прежнему окрестные деревья лепетали под ветерком - а я стоял с
нелепо задранными к шее руками, мерз, обливался потом и ничего не мог. Не
мог шевельнуть пальцем, не мог опустить руки к кобуре, не мог даже глаза
поднять, посмотреть - что же там такое? Это была не галлюцинация - я
отчетливо слышал скрип и треск ветвей - что бы там ни повисло, но, видать,
не легкое, - сыпала сверху хвоя, доносился какой-то щелк, хрип, сопение и
легкое всхрапывание, то есть звуки живого, но что, что это было?! Я не в
силах был хотя бы шагнуть из-под этой тени.
И вдруг меня отпустило. В ту же секунду я кинулся опрометью, плохо
соображая, где я и куда бегу, и поэтому, наверное, не попытался свернуть в
лес, а несся, как заяц в луче, прямо по дороге, не оглядываясь, с визжащим
ужасом внутри. Возможно, это меня и спасло. А может, и так бы ничего не
случилось. Порядочно уже отбежав, вспомнил про пистолет, вырвал его и
дальше молотился с ним в руке.
И ничто, ничто не могло заставить меня оглянуться.
Постепенно мой истерический бег замедлился, теперь я просто очень
быстро шагал, отмаргиваясь от пота, с колотьем в боку и екающим в горле
сердцем.
Все. Все уже. Ну и ну. Что ж это все-таки... "грач"?.. Фу, совсем с
ума сошел. Что-то совсем новое... Чем, интересно, тогда занята наша
славная наука? Вернусь - головы поотвинчиваю. Но это - ладно... Ладно.
Черт с ним, было и было. И прошло. Надо взять себя в руки. Где ж это я?
Ага...
Репер явился, как ему и положено было, на верхушке холма, заботливо
выбритый тонзуре, серой и даже отсюда видно - пыльной. Серебро мертвых
сосенок начиналось примерно с середины склона, и знак паутинной
раскорячкой цеплял по-прежнему быстрые и по-прежнему белые мелкие облачка.
Лощина между ними не выглядела подозрительной. Под бахилом хрустнули
камешки - позвонки вымершего ручейка, - да в панике брызнуло в стороны
семейство крупных бесшерстных мышей.
Я прислонился к ржавой ноге репера, постоял так немного, окончательно
отходя. Сунул пистолет в кобуру. Переходим к следующему номеру нашей
программы. Небо между облачками было густо-синим, и где-то там проплывал,
как чудовищная консервная банка, никелированный ящик, обросший бахромой
батарей и сориентированный точно на этот знак. На всякий случай помахал
туда рукой - привет, парни! От меня всему обеспокоенному человечеству. Вот
он я, не сгинул, не сбежал. Поднял голову повыше, чтоб могли рассмотреть и
должным образом запечатлеть. Эгей! Здесь вполне можно ходить, парни.
Ну, пора. Окончательно выдохнув из себя все страхи, я начал
спускаться. Сухая почва взметывалась бурунчиками праха, а от сосенок здесь
остались лишь стершиеся зубные пеньки комлей, сами деревца, обратившиеся в
серую пыль, поскрипывали у меня под ногами. А что, ведь совсем немного
осталось, практически пришли, дорогие товарищи. Только вот ничего я,
оказывается, не узнаю. Можно было и не надеяться. Сколько лет. И
Территория...
На следующем повороте, который выводил меня из-под обрывчика на
склоне, я остановился, как вкопанный, и все прежние заботы вылетели у
меня, будто их и не бывало.
Я зажмурился, открыл, не веря, глаза и зажмурился опять. Накликал -
только и подумалось. Вот пять минут назад и накликал. И надо же, чтобы
именно сегодня... В довершение к общему ступору я стал медленно
соображать, в какой полосе нахожусь. Определенно, нынешний день начинает
попахивать мистикой.
Я вновь двинулся вниз, глядя туда, на бережок со все возрастающей
злобой. Ничего я не мог с собой поделать, хотя, казалось бы, что уж
теперь. Тронул языком угол рта и сказал беззвучно: "Машину к восьмой
отметке. Экстренно". В ухе запела частота, и удивленно пискнуло:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг