вдоль нее.
Майор умолк. Мы все с тревогой наблюдали за коричневыми фигурами в
масках.
- У них тоже началось! - воскликнул лейтенант.
Нам хорошо было видно, как метрах в пятидесяти от машин, оставленных у
дороги, все трое неожиданно разделились, будто натолкнулись на невидимый
барьер, и, потеряв контроль над своими движениями, беспомощно расползлись
в разные стороны.
- Что ты будешь делать?! - в сердцах сказал пограничник. - И маски не
спасают!
- А может быть, с другой стороны попытать, товарищ майор? Вон видите
разбитый столбик? - спросил лейтенант милиции.
- Столбик вижу. Из него арматура торчит. .
- Возле него стоит мой чемоданчик. Я его поставил на землю, когда
оттаскивали автомашину. А тут все и началось... Как бы достать этот
чемоданчик?..
- Разрешите, я за ним сбегаю, - неожиданно предложил лихой шофер
грузовика.
- Я мигом!
- Люди в противогазах не смогли...
- А я смогу! У меня приемчик придуман один... Только вы мне покричите,
как близко подойду, "горячо" или "холодно"...
- Давай попробуй! - согласился майор.
- Эх, и поплаваю по родной Балтике! - засмеялся шофер и вышел вперед.
Он прошел вперед шагов сто, потом сошел в кювет и побрел по его дну.
- Вот хитрец! - засмеялся майор. - Он теперь по кювету куда хочешь
дойдет, ему и глядеть не нужно.
- Пожалуй, по кювету и команду надо было пустить, - заметил
следователь. - Глядите-ка, парень вошел в зону!
Да, движения шофера стали неуверенными. Он двигался медленнее, но все
же двигался вперед. Вот показал руками, будто раздвигает перед собой воду,
будто плывет, и мы все поняли, что таинственные силы этого "заколдованного"
места снова окружили его "волнами" любимой Балтики. Теперь шофер уже не
просто шел, а брел пошатываясь, разводя для равновесия руки, высоко
поднимая колени, будто в воде. Временами он ощупывал края кювета. Мы
затаив дыхание следили за его движениями.
- Тепло, - закричал следователь. - Тепло!.. Тепло!.. Горячо!.. Жарко!..
Шофер стал на четвереньки, выполз из кювета, нащупал чемоданчик,
вернулся обратно в ров и победно поднял чемоданчик над головой.
Вскоре он вернулся к нам.
Лейтенант торопливо раскрыл чемодан.
- Товарищ майор, - сказал он пограничнику, - видите вот эту штуку? Ее
мы нашли у потерпевшего на груди.
- Да ведь это маска! - воскликнул майор. - Что я вам говорил?! Это,
конечно, газ! Кстати, маска самодельная. Смотрите, резинки, которыми она
прижимается, от подтяжек, ручаюсь, что от подтяжек.
- Да-а, сшито кое-как...
- Как бы ни сшито, но это настоящая маска, - сказал майор, - маска,
закрывающая нос и рот. Она висела у него на груди?.. Так. Ясно, что он мог
в любой момент вскинуть ее на подбородок, закрыть нос и рот. Все ясно!..
Лейтенант взял маску из рук майора и, надев ее, зашагал по дороге. Вот
он свободно вошел в ту зону, где начиналось действие газа, вот он уже
возле разбитой машины. Через открытую дверцу влез внутрь машины и долго
там оставался. Затем он вылез и зашагал к нам. Он шел теперь быстро, потом
сбросил маску.
- Вы правы, товарищ майор, - сказал он. - В машине лежит большой
баллон, из которого, видимо, вытекал газ. Я плотно прикрутил вентиль.
Сейчас ветер разгонит тот газ, что успел вытечь, и мы сможем осмотреть
машину.
Через полчаса я вместе со всеми вновь подошел к машине, поднял из пыли
мой велосипед и смог наконец вернуться к своим делам. Движение по дороге
было восстановлено. Разбитую машину куда-то увезли пограничники.
Происшествие было настолько странным, что о нем даже трудно было
кому-нибудь толком рассказать. Произошло что-то... Но что именно? Кто
пострадавший? Что за газ находился в баллоне?
Этого человека было очень жаль. Чем-то он показался мне симпатичным.
Ясный, прямой взгляд, черные с проседью волосы, хорошая улыбка. Может
быть, он еще очнется, может быть, еще будет жив? Не хотелось думать, что
этот человек - преступник, диверсант. Не верилось!..
III
Домой я вернулся часов в одиннадцать. Да, Сибиряка не было. Обычно он
меня всегда встречал у калитки. Куда же запропастился песик? Я обошел весь
двор, заглянул в каждый уголок, звал, манил... Пользы от Сибиряка было
немного, но я привык к нему... Я открыл калитку и выглянул за ворота. Но и
на улице собаки не было.
- Вы моего Сибиряка не видели? - спросил я у соседа, который в эту
минуту возился у своих ворот. - Убежал куда-то, бродяга.
- Нет, не видел. А давно он у вас в бегах?
- В пять утра еще крутился здесь. Я как раз отпирал ворота...
- В пять? Плохо дело!.. Я немного попозже встал. Выглянул из окна, а на
том углу, как раз напротив овощного магазина, вижу - фургон стоит синий, с
собачьей будкой. Он, верно, вашего Сибиряка и увез. Номера-то на ошейнике
не было?
- Не было... Жалко собаку!
- Да вы идите, идите, может быть, он еще жив. Рублей десять собачнику
за труды заплатите - отпустит. Ему что, раз хозяин отыскался - отдаст.
Я смутно припомнил, где находится это самое страшное для собак место, и
только уже за городом выбрался на верный путь.
Пожилая женщина, которая старательно мыла порог крайнего в городе
домика - за ним начинались железнодорожные пути, - сказала:
- Собаки где ловленые? Вон за полем домик виднеется. Там их для
института содержат, а каких и убивают.
Последние метры были очень неприятны. Я считал шаги... Вот низенькая
хатка.
Навстречу мне вышел собачник, насмешливо посмотрел на меня. Понял,
зачем я, понял, почему мне не по себе... А вокруг, скажу прямо, было
весьма неприятно. Я, признаться, удивился, как город может такое терпеть у
себя под боком: дышать было просто нечем...
- Собачку вам, значит? Так-так... Не уберегли? Ну что же, чья пропажа -
того и грех.
- Верните мне ее, пожалуйста!
- Вернуть недолго. В другой раз регистрировать будете, номерок вешать,
согласно постановлению. Мы тоже полезное дело делаем.
Он провел меня во двор, в котором стояла распряженная лошадь, уткнувшая
морду в охапку сена. Штук двадцать собак выло и прыгало в нескольких
ящиках-клетках.
- Я теперь больше для науки работаю, - говорил собачник. - Вот уж с
неделю из института не приезжали, а пора бы, собак много собралось... Цыц,
вы! - прикрикнул он на своих пленников. - Так, говорите, маленькая,
серенькая?
Была такая, а как же. Да, вон... Не она?
- Нет, моя поменьше.
- Тогда смотрите, в глубине еще одна.
- Нет, нет...
И в этот момент я увидел Альму. Это была Альма, сомнений нет. Вот она
внимательно посмотрела на меня и бросилась к сетке - узнала.
Когтями она зацепилась за проволоку, и сетка задрожала, загудела.
- Назад! - громко крикнул собачник. - Назад!
- Я возьму ее.
- Так она ж не ваша.
- Все равно. Понравилась мне собака, отдайте!..
Альма не лаяла, не выла, она молча билась о сетку, время от времени
взглядывая на меня темными с желтым ободком глазами. Потом вздрагивания
клетки стали редкими и, мне показалось, - или это только показалось? -
ритмичными. Мы прислушались. Издалека донеслась музыка - это на пляже
играла радиола. И Альма - я мог в этом поклясться! - трясла сетку в такт
музыке.
- Ученая! - удивился собачник. - Может, из цирка?.. Прибавить бы надо.
За нее мне в институте полста, а то и сотню дали бы.
Я выложил все, что у меня было в карманах - рублей сорок, - и увел
Альму.
Куском веревки я обвязал ее шею, и Альма тащила меня вперед с такой
силой, что я почти бежал. Она старалась поскорее и подальше уйти из этого
страшного места.
Только дома, во дворе, мы перевели дух. Я запер калитку, а Альма обняла
мою ногу передними лапами.
- Ну, Альма, ну... - говорил я ей.
Но она только повизгивала, не отпуская мою ногу. И в этот момент до
моего слуха донесся знакомый лай Сибиряка. Я обошел весь двор, но никак не
мог сообразить, где эта негодная собака, откуда лает. Наконец догадался
отворить дверь сарая. Сибиряк, живой и невредимый, вышел из сарая и,
помахивая хвостом, виновато поглядывал на меня.
- Ах, негодяй, разбойник! Что же ты молчал, когда тебя звали?
По-видимому, Сибиряк забежал в сарай еще с вечера, когда я там работал,
и всю ночь и утро проспал за дровами. И только теперь как ни в чем не
бывало объявился и лакал воду из лужи возле крана, время от времени рыча
на спокойно наблюдавшую за ним Альму.
- Да ты знаешь, псина, что я с ног сбился, тебя разыскивая? -
выговаривал я Сибиряку, но в душе, конечно, не жалел об этом.
То, что я выручил из беды Альму, доставляло мне какое-то необъяснимое
удовлетворение. Да и толку от Сибиряка никакого: захочет - полает, захочет
- спать уляжется, а уж если Альма кого схватит, то пиши пропало! Сторож! Я
любовался Альмой: сильная, стройная, с красивой и гордой посадкой головы.
Не стара ли? Да нет, года три - четыре, не больше...
Все последующие дни я находился в беспокойном состоянии. Каждый день
Альма угощала меня какой-нибудь неожиданностью. Началось с того, что она
показала свою необычайную выучку и понятливость. Для нее ничего не стоило,
нажав на щеколду, открыть калитку или пустить воду из крана, что она
проделывала, мягко взяв в зубы вентиль крана и ловко отвертывая его. В то
же время она была совершенно незнакома с обычным собачьим "словарем".
Когда я кричал ей:
"Альма, фу-фу, Альма!" - она только сильнее лаяла. Это же касалось и
охотничьих выражений: "тубо" и "пиль". Я очень долго возился с ней, пока
она не поняла смысл команды "апорт". Я несколько раз бросал ей палку и
кричал:
"Апорт, Альма, апорт!" Она нехотя подходила к палке, но в пасть ее не
брала.
Только тогда, когда, выведенный из терпения, я наглядно показал ей, что
нужно сделать, и даже сам, встав на четвереньки, взял палку в рот, Альма
немедленно выполнила приказание.
Самым странным было то, что Альма, несомненно очень умная собака,
оставалась равнодушной ко всем знакам одобрения, ко всем подачкам. Я не
видел, чтобы она умильно виляла хвостом. Когда я ее гладил, она не
подставляла голову, как сделала бы это любая другая собака, а стояла
неподвижно, не выражая удовольствия. Ее восторженное состояние, которое я
наблюдал в первый день, когда она спаслась от собачника, больше не
приходило к ней. Она становилась все более и более неспокойной.
Ела она все, но не при мне. Как-то я вынес ей тазик с остатками обеда и
ужина во двор, а сам спрятался за полуоткрытой дверью. Альма взбежала по
ступенькам крыльца и притворила дверь перед самым моим носом.
Она очень любила, когда ее пускали в дом. Именно здесь, в доме,
чувствовалась вся ее выучка. В доме она вела себя как-то особенно
аккуратно.
Спала Альма только днем. Ночью носилась по саду. В хоре собачьих
голосов ее голос был первым. Громкий, ясный, короткий лай Альмы как-то
будоражил всех собак нашей улицы, и они долго не могли успокоиться.
Но вскоре Альма стала исчезать - вначале по ночам" а потом и днем.
IV
Как-то выдался очень жаркий день, и весь город устремился к реке. Мужчины
в сетках и майках, стайки полуголых мальчишек, мамы и бабушки, нагруженные
припасами, взбирались на раскаленную палубу речного трамвая, перевозившего
купающихся на другой берег. Пароходик отдал концы, то есть отцепил
просмоленную петлю каната, что с исключительно серьезным видом проделал
паренек в аккуратно заштопанной тельняшке, и через минуту был уже на
середине реки. Сразу же стало прохладно, и все подставили лица навстречу
свежему дыханию реки.
В этот момент я услышал:
- Гляди, собака! Купаться едет!
Я обернулся и увидел Альму в ее светло-желтом ошейнике с металлическими
бляшками. Она быстро прошла вдоль узкой палубы, между фальшбортом и
скамейками для сидения.
- Альма! - позвал я. - Альма! Да как это ты сбежала?
Альма покосилась на меня, но не подошла. Как только пароходик достиг
пристани, она первая спрыгнула на высокий бревенчатый причал и скрылась в
зеленых кустах. Я окликнул ее, позвал, но безрезультатно.
Вскоре я блаженно погрузился по горло в воду и с полчаса не находил в
себе сил выйти на берег. Вокруг брызгались ребята, они взбирались друг
другу на спину и с визгом прыгали в воду. Тяжелое шлепанье мокрого
волейбольного мяча доносилось из соседней рощи.
На берегу я отыскал тень и, зарывшись в песок, задремал. Очнулся я от
шума катера, который сновал возле купающихся, пугая их со "спасательными"
целями.
Я поискал глазами сверток с одеждой и хотел было вновь задремать, как
вдруг заметил Альму. Собака подошла к скамейке, на которой была сложена
одежда, и принялась обнюхивать рубахи, шляпы, сандалии, стараясь ничего не
пропустить.
Она что-то или кого-то искала...
Нет ничего мучительнее возвращения с купания. Солнце стояло еще высоко,
пароходик был переполнен, в автобусе - духота.
Я отпер калитку, пробежал в дом. Заныла кожа на обожженной спине. Я
вышел во двор и подставил голову под струю воды. В это мгновение я снова
увидел Альму. Она шла по каменному забору, отделявшему мой двор от
соседского, низко наклонив голову. Она казалась очень унылой и очень
жалкой.
Альма спрыгнула на ворох сухих ветвей, которые я все собирался сжечь, и
вскоре раздался яростный лай Сибиряка. Мира между двумя моими сторожами не
было. "Посадить бы тебя, голубушка, на цепь, - думал я, - и стала бы ты
злой и не шибко умной собакой, зато толку было бы больше. А то один сторож
спит, когда ему вздумается, а второй где-то бегает".
К вечеру Альма опять исчезла, и несколько дней я ничего о ней не знал.
Как-то днем меня подозвал сосед, работавший в своем саду. Я подошел к
забору, разделявшему наши участки.
- Видел вашу новую собаку, - сказал он, вытирая руки о фартук. -
Шатается по городу...
- Где?
- Да возле больницы областной, в скверике. Пойдите, может, уведете ее.
- Но она ведь не сидит на месте...
- А по-моему, она на своем собачьем месте. Хозяин-то ее, наверное, в
больнице? Вот она и не отходит.
Я действительно нашел Альму возле больницы. Она узнала меня и пошла за
мной, безучастная и грустная. Последние дни она ничего не ела. Бока ее
ввалились, выступили лопатки.
У калитки меня догнал почтальон и протянул какую-то запечатанную
сиреневую бумажку. Я расписался на квитанции. "Телеграмма, наверное" -
подумал я, распечатывая склеенный вдвое листок. В сумерках я мог разобрать
только одно слово: "Повестка"...
Дома при свете лампы я прочел, что меня вызывают назавтра, к семи часам
вечера. Нужно явиться к следователю Клименко. Зачем я ему? Ну, видел этого
человека, хозяина Альмы...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг